Последний шанс - Лиана Мориарти

Энигма откидывается назад и украдкой бросает на внука взгляд. Тот сидит рядом со своей скучной женой Деборой и держит на коленях крошку Лили. О господи, у Томаса сегодня дурацкий вид: ну чего, спрашивается, он разинул рот. Вероятно, небольшое умственное расстройство у него все же есть. Конечно есть, ведь крайне глупо с его стороны было не удержать Софи Ханивел, такую забавную и хорошенькую. А с каким наслаждением эта девочка ела!

Тут Энигма замечает, что Роза совсем не плачет. Она сидит не двигаясь и смотрит на священника с характерным для нее отсутствующим и одновременно мягким выражением лица. Никогда не угадаешь, о чем она думает. «Эта Роза та еще чудачка», – говорил о ней Натаниэл, покойный муж Энигмы.

– В своей жизни Конни исполняла множество ролей, – произносит мальчик-священник. – Она была примерным членом христианской общины, успешной деловой женщиной, любящей сестрой для Розы, любящей женой для Джимми и любящей приемной матерью для Энигмы.

«Вообще-то, это не совсем верно, ведь формально никто так и не удочерил меня», – мысленно возражает Энигма. Она помнит, как однажды пришла из школы и спросила Конни, можно ли называть ее мамой. «Нет, нельзя, – ответила тогда Конни. – В свое время, когда тебе будет сорок лет, я объясню почему. И тут совершенно не о чем плакать, Энигма. Прибереги слезы для чего-нибудь действительно стоящего».

Но Энигма все же плакала. Ей не было нужды приберегать слезы – слезные железы никогда ее не подводили. Когда дети дразнили ее за то, что она ребенок Элис и Джека или за то, что у нее смешное имя, она, бывало, грохнется на землю, спрячет лицо в ладонях и от души ревет, пока ее обидчикам не надоест выкрикивать фразы вроде «Твой папа зарезал маму!» или «Мама Энигмы была убийцей!».

Ей нравилось быть младенцем Манро. Она чувствовала себя особенной, необычной, словно бы героиней какого-то фильма. И еще, чего уж греха таить, она всегда любила хорошенько поплакать! После этого Энигма становилась спокойной и немного сонной. Однажды она поведала об этом своей внучке Веронике, и та объяснила бабушке, что, когда плачешь, организм выделяет какое-то химическое вещество наподобие успокоительного. «Вероятно, ты успела привыкнуть к этому успокоительному, – сказала Вероника. – И подсела на слезы, как наркоманка на иглу».

«Это надо же додуматься: сравнить родную бабушку с наркоманкой! Временами девочка несет ужасную чепуху. Марджи следовало почаще шлепать ее в детстве».

Энигма наклоняется вперед, чтобы взглянуть на сидящую в конце скамьи Веронику: худощавое лицо внучки искажено от злости. Так и морщины заработать недолго. Наверное, все еще злится, что Конни завещала дом Софи. А чего тут, спрашивается, переживать: дом тесный, старомодный и его трудно убирать. Нет, Энигма решительно не понимает, почему девочка так волнуется из-за этого.

«Как жаль, что брак Вероники с Джонасом распался. Но с другой стороны, Джонас был какой-то безликий. Совершенно не подходил Веронике. Ей для семейной жизни нужен хороший, надежный мужчина. Вероника потому такая злая, – думает Энигма, громко сопя, – что давненько ни с кем не трахалась».

Она откидывается назад и, удовлетворенно кивнув, начинает рыться в сумке в поисках драже «Тик-так». Энигме нравится время от времени думать о чем-то восхитительно шокирующем. От этого она чувствует себя современной.

* * *

«Сколько калорий в драже „Тик-так“? – прикидывает Марджи, когда мать подносит к ее лицу пластмассовую коробочку. – Наверняка немного. Возможно, нет вовсе».

Она протягивает руку, и Энигма кладет ей на ладонь несколько белых горошин. Марджи засовывает их в рот и сразу же начинает яростно себя ругать: «Вот почему ты такая толстая, ты, жадная свинья! Калории очень коварны! Почему ты говоришь „да“ всякий раз, когда тебе предлагают еду? Почему ты такая слабая и жалкая? Разве не чувствуешь, как пояс юбки врезается в твою рыхлую плоть? А ведь тебе даже не нравится „Тик-так“!»

Маргарет вспоминает девиз, который выучила на последнем собрании «Взвешенных людей»: «Если тебе что-то не нравится – не ешь!»

Делая вид, что кашляет, она собирается выплюнуть «Тик-так» на ладонь, но тут мать неожиданно толкает ее руку, подавшись вперед, чтобы предложить драже Рону. Из-за этого Марджи проглатывает «Тик-так» и все содержащиеся в нем калории, даже толком не распробовав.

Ну вот, наверняка это один из коварных продуктов, напичканных калориями. Наподобие орешков кешью. Их предупреждали, чтобы они избегали кешью.

Марджи бросает на мать укоризненный взгляд, которого та не замечает.

– Рон, хочешь «Тик-так»? – шепчет она.

Боже правый, как можно на похоронах передавать по рядам «Тик-так»! Это просто неуважительно! Священник сбивается с мысли. Всего минуту назад ее мать рыдала навзрыд, прижимая к глазам старый папин носовой платок, а теперь бодро угощает всех драже! Марджи всегда втайне подозревала, что Энигма немного несерьезная.

Рон берет «Тик-так»: конечно, только ради забавы. Подняв брови и наклонив голову, он предлагает передать конфеты дальше по проходу другим родственникам. Он делает это, чтобы посмеяться над тещей, а та даже не понимает. Он считает себя выше остальных. Неужели ее муж всегда был таким? Марджи не в силах вспомнить.

– …И я знаю, что все мы будем скучать по чудесным кексам с черникой, которые пекла Конни.

Священник печально подмигивает аудитории, и по церкви прокатывается добрый смех. Марджи, которая попросила его это сказать, улыбается вместе со всеми.

«Мне отсутствие кексов уж точно пойдет на пользу, – думает она. – Во всяком случае, теперь, когда Конни умерла, на острове поубавится жирной, напичканной калориями пищи. Конни не будет больше приносить свежеиспеченный каравай с карамелью и инжиром или поднос медовых пирожных. Вечно она их нам таскала, хотя прекрасно знала, что я пытаюсь похудеть».

Какие эгоистичные мысли приходят ей в голову, толстухе этакой! На самом деле Марджи любила тетю Конни. Правда, обычно испытывала некоторое облегчение, когда та покидала комнату.

Марджи замечала, что каждый раз, как Конни уходила, она вздыхала с облегчением, как будто до этого сдерживала дыхание. Конни заставляла ее чувствовать себя медлительной и глуповатой – она резко вскидывала голову и отрывисто спрашивала о чем-то, а Марджи начинала что-то лепетать в ответ. Даже если вопрос был совершенно обычным, вроде: «Как поживаешь, Марджи?» – в ее устах он звучал как тест. Казалось, Конни всегда была разочарована ответами племянницы, словно ожидала от нее большего, хотя та не понимала, чего именно. Конни никогда не сочувствовала попыткам Марджи похудеть: «Ты слишком старая для подобной чепухи! Конечно, ты хочешь второй кусок, и слушать ничего не желаю!»

Сама Конни была очень худой.

Пояс юбки Марджи больно врезается ей в живот.

Удивительно, что тетушка не оговорила, как должен быть одет каждый на ее похоронах. Ее перечень был очень подробным, она предусмотрела буквально все. Оставила инструкции даже священнику!

Марджи в глубине души уверена, что Конни решила умереть той ночью. Она представляет себе, как тетушка думает: «Правильно, вот так. Пора уходить».

Последние три дня в голове у Марджи звучит голос Конни.

НИКАКИХ СЛАЩАВЫХ РЕЧЕЙ.

НИКАКИХ ЦВЕТОВ.

РАЗОГРЕВАТЬ ПИРОЖКИ С РИКОТТОЙ И ШПИНАТОМ В ДУХОВКЕ ПРИ 300 ГРАДУСАХ В ТЕЧЕНИЕ 15 МИНУТ. НЕ ВЗДУМАЙТЕ РАЗОГРЕВАТЬ В МИКРОВОЛНОВКЕ. ОНИ ОТСЫРЕЮТ.

Организация похорон отняла у Марджи много сил, а ведь оставалась еще и обычная работа по дому. Вот бы свернуться сейчас калачиком и поспать где-нибудь в уголке. Маргарет так надеялась, что мать или дочь предложат ей свою помощь. Разумеется, она отказалась бы, но все же. И вряд ли кто-нибудь оценит ее титанический труд. А ведь, как говорится, доброе слово и кошке приятно. Но разве от них дождешься? Рон, похоже, уверен, что жена целыми днями смотрит телевизор.

После смерти Конни у Марджи останется больше времени на себя. Так думать очень некрасиво и эгоистично, но это правда. Окружающие всегда рассуждали о том, как здорово, что Конни и Роза в их возрасте могут полностью себя обслуживать. «Крепкие старушенции!» – с восхищением говорили все. Действительно, Роза и Конни для своих лет были поразительно жизнеспособными, и Марджи так ими гордилась. И ум у них был такой острый! Однако изрядная толика «закулисной» работы была потрачена на то, чтобы они считали себя такими же умелыми, как десять лет назад. И дело не в том, что Марджи не хотела брать на себя дополнительную стирку, глажку, уборку или закупку продуктов.

«Не делай для Конни с Розой так много, – всегда говорила ей сестра Лаура, – тогда, быть может, они поймут, что их место в доме престарелых».

«В дом престарелых они попадут только через мой труп», – возражала Марджи.

«Вполне возможно, что без твоего трупа и впрямь не обойдется», – без всякого сочувствия заявила ей Лаура, перед тем как уехать в Европу и бросить беременную Грейс. Только вообразите себе – отправиться в путешествие на другой конец света, когда твоя дочь вот-вот должна родить! Ну да, как говорится, Господь ей судья.