Хитрые уловки - Инга Берристер

Если бы это был ее дом… Джинджер разрешила себе помечтать несколько минут.

И обивки, и обшивки, и даже этот имперский алый бархат в спальне — она бы заменила все! Разом! Дому на холме больше подходят бирюзовые и голубые тона отделок, а не золотая тяжесть украшений на малиновых и пурпурных тканях.

Маленькие, теплые светильники она бы повесила и расставила вместо помпезных люстр. Большая простая белая ванная нуждается в толстых, пушистых полотенцах. Унылый коричневый ковер необходимо заменить на что-то полегче, насыщенное цветом. Большая просторная кровать тоже нуждается в богато декорированном покрытии; диваны в гостиных она бы засыпала грудами подушек: треугольных, круглых и квадратных. Голые стены уныло смотрятся без картин, пустые поверхности мебели существуют для семейных фотографий, и цветов, и разных безделушек.

Семейные фотографии! Нет, она слишком далеко зашла в своих мечтах…

Да, кстати, чего этому дому явно не хватает, так это жизни семьи, обитающей под его крышей.

Мартин наблюдал за лицом Джинджер. И в какой-то момент ему показалось, что взгляд, полный любви и сострадания, которым Джинджер отозвалась на его взгляд, ему давно знаком, с детства. Так на него смотрела мать.

— Можешь не поверить, но я люблю свой дом. Он удобный и надежный, как сейф. Твоя комната — та, что с окном во двор. У нее своя ванная. Скажи, если что-то нужно поставить для Пупси и Наполеона.

Он поселяет ее в гостевую комнату. До Джинджер не сразу дошел смысл сказанного. Она даже не думала о том, где будет спать в доме Мартина. Само собой разумелось, что в его постели.

— В деревне и уклад немного старомоден, -объяснил Мартин, — не хочу, чтоб Кэтти неправильно истолковала наши отношения.

В конце концов, он сказал правду. Кэтти уже не первый год наушничает матери. Разумеется, из самых лучших побуждений. Мать хочет, чтобы сын вновь женился и обрел наконец заслуженное счастье. Но аскетическая жизнь сына, о которой регулярно докладывала прислуга, не оставляла надеждам ни одного шанса.

— Мы давно выросли, Мартин, мы взрослые люди, — мягко напомнила она Мартину, — и оба свободны в выборе.

Она серьезно посмотрела на любимого мужчину, ожидая, что он одумается и переменит решение. Она прекрасно знала, как без труда заставить его сделать это: достаточно просто обнять его, поцеловать… Но она хотела, чтобы Мартин, вместо того чтоб прятаться от прислуги и прятать ее от деревенских жителей с их замшелым общественным мнением, объявил во всеуслышание о тех отношениях, в которых они состоят.

Возможно, они знают друг друга недавно, но, если бы Мартин попросил ее руки, она сказала бы «да». Джинджер не сомневалась, что так оно уже и произошло в один из тех дней, что она забыла.

— Куда бы нам направиться завтра? — сменил Мартин щекотливую тему.

— Разве ты не хочешь остаться дома? Джинджер помнила, что у Мартина накопились дела, и не хотела мешать ему. К тому же они уже потеряли три дня на Йоркшир, а потом еще день провели в Йорке. Мартин устроил прекрасное путешествие через долины Харрогата, восхитившее Джинджер, и с его знанием этого по-домашнему уютного графства каждый день превратился в праздник. Великолепные ранние ужины с чаем в Йоркшире и самом Иорке, восхитительные завтраки в традиционных деревенских пабах, маленькие селения, роскошные обеды в ресторанах, прославленных своей кухней на всю Англию и гордившихся престижными наградами. Но самым восхитительным для Джинджер было то, что Мартин всегда оказывался рядом.

Еще вчера, после великолепного завтрака в гостинице, они шли, поднимаясь по вересковой пустоши, пока не нашли спрятанного от нескромных глаз и нагретого солнцем местечка, со всех сторон окруженного довольно высоким кустарником. Джинджер очень хотела быстрее добраться до озера, но теперь она не спешила.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Мартин, увидев, что Джинджер присела на камень.

Она кивнула, заметив взгляд, которым Мартин остановился на ее губах. Сердце Джинджер бешено забилось. Последние полчаса она только и думала о поцелуе Мартина. Мартин улыбаясь подошел к ней, и Джинджер приподняла подбородок, подставляя лицо. С каждым днем Джинджер становилась все смелее, открыто давая Мартину понять, когда хотела его, она научилась выражать свою тоску по ласкам, но так, чтобы он подумал, что сам начал любовную игру. Однако потеря памяти все более и более беспокоила ее, она сама себе казалась слепым котенком, который играет во взрослые игры, не до конца понимая, с кем и по каким правилам.

Всю поездку Джинджер и Мартин словно заново знакомились друг с другом. Они болтали о мелочах и о тайнах мироздания, о королях и капусте, о колесе Сансары и белках в колесе. Они гуляли, держась, словно дети, за руки, и упоительно целовались на руинах старинных замков. Мартин касался ее руки, как прикасаются к величайшему сокровищу, и спустя час или два уже весело шутил с ней в каком-нибудь деревенском пабе, тоже по-деревенски грубовато. Джинджер рассказала ему всю свою жизнь с того момента, как помнила себя. Она бы рассказала и больше, но… Порой она ненавидела себя за это злополучное падение. Иногда благословляла свою травму — ведь благодаря ей она смогла второй раз влюбиться и флиртовать, как флиртуют только на заре знакомства, с человеком, который, видимо, давно и хорошо знает ее.

Единственным облаком на ясном небе их отношений была постель. В маленьких деревенских гостиницах Мартин всегда устраивал так, чтобы их селили в разные комнаты, а ночами, сколько бы Джинджер ни прислушивалась, он не стучал в ее двери.

Но Джинджер списывала такое поведение любимого на строгость деревенских взглядов на жизнь. И не особо беспокоилась. Другое дело — теперь.

Почему Мартин не желает разделить с нею постель? Почему избегает ее, словно она прокаженная?

Страшные подозрения роились в очаровательной головке Джинджер. Неужели она теряет привлекательность. Неужели Мартин относится к ней, как к больной? А если такое отношение войдет у него в привычку?

Джинджер начала сомневаться, правильно ли она решила ехать с Мартином на север.

Она не знала, что ее присутствие, звук ее голоса, даже лай Пупси или прыжок Наполеона для Мартина сродни удару ножом или ожогу. Пару раз во время их маленького путешествия он готов был привязать себя к деревенской кровати — так сильно его тянуло в спальню Джинджер.

Теперь же, когда Джинджер оказалась с ним один на один в пустом доме, Мартин испытывал еще большие муки. Он утомился необходимостью напоминать себе, зачем Джинджер оказалась в его доме, здесь, так близко от него.

Но, в конце концов, что значат эти несчастные пять тысяч фунтов его растяпы-братца? Мартин мог легко себе позволить потерять в десять раз больше. Его упрямая гордость завела его в тупик. С такой легкостью выбросить из головы планы отмщения и наслаждаться прекраснейшей из женщин и ее преданной любовью! Но все же… Даже если и так, что он скажет ей, когда к ней вернется память и она все вспомнит?