Рейтинговые книги
Читем онлайн Все люди умеют плавать (сборник) - Алексей Варламов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 60

В пятьдесят восьмом году в Шаровске начали строить огромный завод минеральных удобрений. Стройку объявили ударной комсомольской, и по осени в город приехало сотни три молодых энергичных мужчин и женщин, которые споро взялись за дело. Добровольцы поселились в большом палаточном городке, и этот городок как магнит стал притягивать шаровскую молодежь, переживавшую нечто вроде второго пришествия Емельяна Пугачева. Буквально через месяц опустели заготконторы, мелкие мастерские, пекарни, магазины, близлежащие колхозы и совхозы, откуда всеми правдами и неправдами бежали молодые люди под знамена светлого будущего. А стройка как резиновый мешок поглощала и требовала еще и еще рабочих рук. Голубятников долго держался, но в конце концов угодил на строительство и он, хотя это решение далось ему не без долгих внутренних колебаний.

Сперва он был простым рабочим, но через полгода жизнь его изменилась куда более круто. Дмитрий Иванович случайно познакомился с молодой женщиной Жанной Стародубцевой, чьи глаза горели таким же ненасытным огнем, как и у всех строителей, но именно в этих глазах он почувствовал сердцем болезненную пустоту и потянулся к приезжей женщине. Она отнеслась к его неуклюжим знакам внимания благосклонно, хоть и была Голубятникову неровня, ибо работала в комсомольско-оперативном штабе строительства, и через некоторое время устроила приглянувшегося ей юношу на расплывчатую должность замзавсектором по оргвопросам. Отныне Голубятников и Жанна целыми днями ходили по стройке, пробирались через рытвины и завалы, взбирались на груды мусора и строительного материала, и Жанна сорванным, хриплым голосом рассказывала своему помощнику, что очень скоро пыльный провинциальный город станет индустриальным центром, Шаровградом-Ударным, их именами назовут улицы, а в огромных стеклянных колбах будут переливаться и отсвечивать всеми цветами радуги минеральные удобрения. Горели ее глаза, вздрагивало и волновалось худое гибкое тело, и в сердце Голубятникова таяла неизбывная нежность к ее походке, к поношенному комбинезону, к мятым шароварам с пузырями на коленях, жалость сродни той, что он испытывал в детстве к ободранным кошкам. Он привел ее в свою комнатку к неудовольствию супругов Митрофановых и долгим слезам Олечки Лузгиной. Лишь старуха Солдатова, оглядев избранницу своего простодушного соседа, в руках которой не было никакого добра, изрекла, что долго та здесь не задержится.

— Да уж подольше вашего! — не слишком вежливо ответила Жанна, имея в виду преклонный возраст бывшей монахини.

— Я, милочка, вас всех переживу, — отчего-то кротко, со вздохом ответила Солдатова и, перекрестив молодую чету, скрылась в пропахшей лампадным маслом комнате.

Однако домашней жизнь молодоженов назвать никак было нельзя. До полуночи штабисты сидели в вагончике, срывали глотки и спорили о том, как назвать новые улицы, когда отменят деньги, как помочь борющемуся Алжиру, как строить новые города на Венере, сколько лет будет жить человек при коммунизме и станет ли он бессмертным, научатся ли люди летать без летательных аппаратов и в каком году победит пролетариат Америки. Потом, всласть наговорившись, срывались и шли смотреть на продутую леденящими степными ветрами ночь, где рос красавец завод.

— Боже мой, как нам будут завидовать наши дети, которые ничего этого не застанут, — зачарованно говорила Жанна, прижимаясь к мужу.

Впрочем, каких наших детей она имела в виду, было неясно, своих же у них не было и быть не могло. Приходя на рассвете домой, Жанна падала без сил, и Голубятникову казалось неудобным ее беспокоить. Он уходил в соседнюю комнату к Олечке Лузгиной и рассказывал ей про аврал и счастливое будущее, а Олечка штопала ему носки и зашивала рубашки, и все было в этой комнате мягким и удобным: старинный диван, Олечкины полные ноги и груди, чистая клеенка и мягкий свет дворянской люстры, уцелевшей с гимназических времен. Дмитрий Иванович солидно ел борщ и говорил Оле, что она не имеет права работать в пекарне, что надо идти на завод, учиться в институте, потому что пекари в будущем никому нужны не будут, а хлеб будет получаться как побочный продукт минеральных удобрений, он осуждал подругу детства за обывательство и мещанство, за икону в углу, за пристрастие к уюту и вышитым на подушках узорам. Учительская дочка слушала его с уважением и испугом и потом, когда Голубятников уходил, доставала из сундучка учебники и, всхлипывая, их читала.

Через три года завод построили, торжественно открыли, горящие комсомольцы, как-то незаметно помолодевшие и более стильные, с гитарами, ринулись еще дальше за Урал перекрывать могучие сибирские реки, а на их место привезли угрюмых работяг, собранных со всех городов и весей. Работяги пьянствовали, матерились, резались в карты и в ножички, и в городе зароптали, оттого что стало нехорошо гулять вечерами, а в бане появились вши и начали пропадать шайки.

— Это все временные трудности, — сказала Жанна брюзжащим Митрофановым, — это сырой человеческий материал, который будет преображен трудом.

Супруги отвечали что-то весьма нелюбезное, а Жанна потащила Голубятникова за собою в недавно выстроенный временный барак и стала убеждать несимпатичных обитателей длинного жилища в том, что им не должны быть нужны ни водка, ни карты, потому что в городе скоро будет свой цирк, своя филармония, свой дворец спорта, балет, свои космонавты и атомные подводные лодки.

— А свои вши тоже будут? — насмешливо спросил кто-то из тусклого угла, где висели пеленки.

— Товарищи, товарищи, ну дорогие мои, хорошие, — звонко ответила Жанна, — как вам не стыдно! Мы живем в такое замечательное время, мы должны быть выше этого.

— Выше вшей не залезешь, — сказал тот же голос, и все грубо захохотали над этой плоской шуткой.

И в этот момент Голубятникову стало нехорошо, он съежился и затосковал от несправедливости, оттого, что люди не умели видеть и понимать друг друга, и, когда Жанна выдохлась и в бараке наступило недоброе затишье, готовое вот-вот взорваться истерикой и матерной руганью, Дмитрий Иванович неожиданно для самого себя заговорил.

Он говорил те же слова, что и Жанна, про филармонию и дворец культуры, про потребность и счастье трудиться, про то, что очень скоро настанет иная жизнь и вместо бараков будут дворцы, что эта жизнь близка и надо лишь немного подождать и поднапрячь силы, он говорил, согревая нежностью каждое слово и обращаясь не к массе, а к каждому человеку, видя их лица, мужские, женские, детские, молодые и старые, пьяные, трезвые, недоверчивые, злые, и в бараке стало тихо, но совсем иначе — его слушали, и Голубятников, пугаясь мягкости и очарованности своего голоса, говорил так, словно за ним следили, как за футболистом Стрельцовым, бегущим в прорыве к чужим воротам.

Когда он остановился, чья-то рука поднесла ему стакан и изменившийся голос из тусклого угла сказал:

— Ты это, слышь, приходи. Только без бабы.

Голубятников оставался задумчивым еще несколько дней после этой встречи и почти ни с кем не разговаривал, но потом жизнь вернулась в прежнюю колею.

Завод работал с перебоями: то не было сырья, то вагонов, ломалось оборудование, потом выяснилось, что многое досрочно построенное никуда не годится и требует ремонта, человеческий материал и не думал преображаться трудом, но исправно размножался, так что не хватало мест в детских садах, поликлиниках и школах, о городе больше не писали в центральных газетах, и оставшаяся одна без веселой перекати-поле братии Жанна заскучала. Днем она еще находила в себе силы ругаться с мещанами Митрофановыми и осуждать старуху Солдатову за отжившие свой век религиозные предрассудки, но лунными ночами Жанне плохо спалось, она плакала и говорила о новых рубежах, а потом внезапно уехала, торопливо чмокнув Голубятникова в щек у, как чмокала всегда, уходя на работу.

К тому времени оргсектор при комсомольском штабе строительства ликвидировали, и потускневший от переживаний замзав некоторое время болтался в заводоуправлении без дела, поскольку ни к чему серьезному пригоден не был, но числился худо-бедно номенклатурным работником и отправить его просто в цех было нельзя. В конце концов Дмитрию Ивановичу предложили временно поработать диктором в местном радиоузле.

Заводское радио находилось в маленькой кособокой комнатушке с протекающим потолком и работало без всякого расписания, когда бывала нужда сделать объявление или радисту взбредало в голову поставить песни композитора Пахмутовой. На хриплый динамик, из которого время от времени лилось: «Забота наша простая, забота наша такая, жила бы страна родная, и нету других забот», никто не обращал внимания, до тех пор пока однажды сумрачным осенним полднем Голубятников не начал зачитывать сводку по итогам соцсоревнования.

1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 60
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Все люди умеют плавать (сборник) - Алексей Варламов бесплатно.
Похожие на Все люди умеют плавать (сборник) - Алексей Варламов книги

Оставить комментарий