Русско-японская война и ее влияние на ход истории в XX веке - Франк Якоб

угрозы. Однако шпионская и саботажная сеть разрослась, потому что Циллиакус познакомил своего японского союзника с представителями польского движения борцов за независимость. Акаси хорошо понимал, что нуждается в помощи своего финского контакта, так как

…все так называемые оппозиционные партии являются тайными обществами, в которых никто не может отличить противников режима от русских агентов и даже узнать имена и адреса лидеров оппозиции. Сложно определить настоящих активистов оппозиции, потому что у них есть несколько псевдонимов, которые они часто меняют на новые [Akashi 1988: 33][180].

Также он понимал, что особый интерес для планов Японии может представлять Польша, поскольку поляки стремились создать независимое и суверенное государство и испытывали агрессию по отношению к русским оккупантам [Inaba 1988в: 71]. В то время как в польской Национально-демократической партии (Национальной лиге) отказались от насильственных методов достижения этой цели, Польская социалистическая партия была более радикальна и стремилась создать польское национальное государство любой ценой [Akashi 1988:27]. Акаси контактировал с обеими партиями, а именно с Витольдом Иодко-Наркевичем, Александром Малиновским, Романом Дмовским и Зигмунтом Балицким[181]. И Роман Дмовский, и Юзеф Пилсудский стремились убедить японское правительство в необходимости сотрудничества с Польшей. Дмовский предлагал убедить польских солдат, воюющих за русскую армию в Маньчжурии, сложить оружие и даже ездил в Японию, чтобы представить свой план Генеральному штабу. Пилсудский тоже ездил в Японию, но он пошел еще дальше и предложил организовать в Польше восстание. Японские военные одобрили второй план, но его не поддержало Министерство иностранных дел. Пилсудский даже предлагал министерству подписать меморандум, подтверждающий заключение официального союза между польскими социалистами и японским правительством [Akashi 1988: 38; Inaba 1988в: 71–72; Kujala 2005: 266].

После визита в Японию этих двух поляков стала очевидна одна проблема. Поляки не были едины, как не было единым и революционное движение по всей Российской империи – внутри него за влияние боролись несколько партий с разными взглядами на то, каким должен быть будущий политический курс. В Японии Дмовский действовал против Пилсудского, но неясно, насколько он повлиял на окончательное решение отказать в поддержке плана социалистов. Антти Куяла объяснил это просто: «Японцы рассчитывали не на всеобщее восстание, а на то, что поляки ограничатся организацией саботажа, чтобы помешать продвижению войск и военного снаряжения по Транссибирской магистрали» [Kujala 1988: 101]. Поляки были заинтересованы в долгой войне, которая ослабит Россию, в то время как Японии не было выгодно продолжительное противостояние, которое истощило бы ее военные и финансовые ресурсы. Кроме того, Польша еще не существовала как государство, поэтому было неясно, кто может составить там более-менее надежное правительство. Более того, Япония нуждалась в небольшом восстании, а не в полномасштабной революции, так как ей еще предстояло после победы в войне вести с Россией переговоры [Inaba 1988в: 74; Kujala 1988: 102].

Затем Акаси организовал в Париже для Польской социалистической партии курсы по саботажу, с расчетом на то, что ее представители смогут в будущем повредить пути Транссибирской магистрали [Kujala 2005:267–268]. Однако результаты оказались ничтожными, поскольку пути легко ремонтировали или заменяли в течение одного дня. Поэтому курсы вскоре были закрыты [Akashi 1988: 38]. Тем временем Циллиакус разработал план конференции для оппозиционных групп в октябре 1904 года. В первые пять дней октября представители русских либеральных и социалистических революционеров, финских конституционалистов, польских националистов и польских социалистов встретились в столице Франции для обсуждения возможностей объединения своих действий с целью нанесения наибольшего урона царскому самодержавию [Akashi 1988: 39–41][182]. Они решили, что им следует сделать следующее:

– свергнуть самодержавие и восстановить конституционные права Финляндии;

– заменить самодержавный царский режим демократическим правительством, избранным путем всенародных выборов;

– принять идею национальной самоидентификации [Kujala 1988: 126].

Польские социалисты хотели для Польши независимости, польская Национальная лига, напротив, требовала только политической автономии. Парижская конференция обернулась успехом для Циллиакуса, но из-за зависти и конкуренции между отдельными членами оппозиционных групп за возможность представлять нацию и за влияние скоординировать действия оказалось невозможно.

Кровавое воскресенье

В результате продолжительной войны стало очевидно плохое состояние российских армии и флота; кроме того, усилилось экономическое давление на русское население. Рабочие Путиловского завода страдали от плохих условий труда, и священник Г. А. Гапон (1870–1906) начал организовывать этих бедных людей вокруг себя. Рабочие обсуждали войну и начинали осознавать свою собственную нищету, им казалось, что в ней напрямую виновато правительство, тратившее на далекую войну больше, чем на собственный народ. Гапон ясно описывал ситуацию: «Как мало нужно, чтобы утешить этих страдальцев. От одного доброго слова лица их светились благодарностью и надеждой. <…> Полное отсутствие прав, как личных, так и общественных еще сильнее увеличивает ожесточение рабочих» [Гапон 1926: 74]. Эта проблема была для рабочих очевидна: «Каждый стоящий на более высокой ступени, имеет право неограниченного угнетения своих подчиненных» [Гапон 1926: 74].

После того как в декабре 1904 года были уволены четверо членов профсоюза, рабочие Путиловского завода начали забастовку с требованием предоставить им больше прав [Гапон 1926: 79][183]. Гапон надеялся, что такое давление сработает, в особенности потому, что директорам было необходимо, чтобы производство работало на правительственный заказ для снабжения фронта в Маньчжурии. Символично, что забастовка началась одновременно со сдачей русской армией Порт-Артура. Вслед за падением дальневосточной крепости остановилось сердце центра русской индустриализации. Гапон знал, что эту забастовку можно использовать для давления на правительство; ему показалось, что сдача Порт-Артура – это хороший повод для его движения, чтобы начать действовать. Следовательно, священник решил передать требования рабочих напрямую царю. Он пригласил революционные партии присоединиться к подающим петицию рабочим; шествие к дворцу самодержца с целью достижения мирных изменений было запланировано на 22 января 1905 года. Гапон велел участникам принести портрет царя, чтобы подчеркнуть «миролюбивый и пристойный характер» демонстрации [Гапон 1926: 92].

То, что произошло потом, было настоящим кошмаром [Гапон 1990: 91-104]. Казаки атаковали толпу, солдаты открыли огонь по собственному народу. В истории русских революций это событие стало точкой невозврата. Царь утратил образ заботливого отца нации. Он стал правителем-террористом, убивающим своих же подданных. Когда в 1905 году внешняя политика России обратилась от Восточной Азии обратно к делам Европы [Peters 1944а: 369], в результате войны уже было сформировано революционное движение, участники которого потеряли доверие к царю и стремились не просто изменить политическую ситуацию в стране, но и избавиться от старого символа особых русских взаимоотношений между правителем и теми, кем он управляет. Кровавое воскресенье, как его назовут позже, указало Акаси