Крестом и стволом - Михаил Серегин

– Пожалуй, ты права, – после недолгого размышления признал он. – Сегодня пойдешь?

– Прямо сейчас, – решительно поджав губы, сказала жена. – Чего тянуть?

* * *

Весь день священника преследовали сомнения. Еще и еще раз он задавал себе один и тот же вопрос: правильно ли он поступил? Формально в стрельбе был повинен Коробейник. Но отец Василий понимал и другое. Случись ему завтра предстать перед господом, и ему нечего будет ответить. Сказать, не знал, что так получится? Но это будет лукавством, не меньшим, чем Каиново «Я не сторож брату моему…».

«Нет, – убеждал он себя. – Никаким иным способом мне было Ольгу не спасти! Не та публика». Но глубоко внутри он понимал, что это лишь отговорки. Он смалодушничал уже тогда, когда впервые «во спасение» соврал Батону, будто знает Бухгалтера и знает, что тот ему позвонит. Не будь этой первой лжи, не потянулись бы и остальные звенья цепочки, приведшей в результате к пяти трупам сильных, молодых мужчин. Не будь этой лжи – и все решилось бы там, на месте, сразу и навсегда.

Лишь с огромным трудом он довел утреннюю службу до конца и, чтобы сделать хоть что-нибудь, позвонил Косте.

– Привет-привет, Миша, – холодно отозвался из телефонной трубки товарищ. – Ты что же это у меня в больнице свои порядки наводишь?

Отец Василий хотел объяснить, но понял, что тогда ему снова придется врать, а ложью он был сыт по горло.

– Прости меня, Костя, – только и попросил он.

– Между прочим, я в твою церковь со своими порядками не суюсь.

Отец Василий снова хотел сказать, что храм не его, а божий, но не поддался греху противоречия и просто извинился еще раз.

– У меня вся воспитательная работа с персоналом к чертовой матери полетела! – повысил голос Костя. – Пришел, видите ли, мой лучший друг, отпихнул медсестру, вытащил тяжелого послеоперационного больного из кровати и увез в неизвестном направлении! Это, по-твоему, порядок?!

– Нет, разумеется, еще раз прости. – Ладно, хватит об этом, – внезапно прервал себя Костя и сердито добавил: – А то я, как думать об этом начинаю, все просто из рук валится! Как там твой пост – продолжается? Или, может быть, заедешь?

– Заеду, конечно, Костя, о чем разговор? – ответил отец Василий, получил одобрительное «ну то-то же», положил трубку и тихо, немного истерично засмеялся – Костя был неисправим.

* * *

Этим же вечером все духовные труды отца Василия полетели – не будем называть к какой матери. Они с Костей надрались до такой степени, что чуть не пошли искать женщин. Точнее, женщина срочно понадобилась главврачу, а священник настойчиво предлагал тут же провести обряд обручения, буде найдется особа, действительно достойная его лучшего друга.

– Делай, как я, Костя, – хлопал главврача по спине широкой ладонью отец Василий. – Посмотри, какую я себе нашел! Золото! Изумруд! Пальма палестинская!

– А где ты такую нашел? – с трудом удерживал голову Константин.

– Эх, братишка! – вздыхал священник. – Олюшка одна такая.

– Жаль, – пытался развести руками в разные стороны главврач, но едва отрывал их от края стола, как терял опору и падал лицом в рассыпанную по всему столу рыбью чешую.

В поисках то ли истины, то ли женщины они даже вышли на улицу, но там друг друга потеряли, и отец Василий, поискав товарища в ближайших кустах, вспомнил, что Ольгу нельзя заставлять волноваться, перешел на автопилот и побрел домой.

* * *

Конечно же, Ольги не было дома, ни в этот вечер, ни на следующее утро. Жена отца Василия всегда приводила задуманное в исполнение и теперь жила в небольшой Веркиной комнатке, в частном одноэтажном доме на противоположном конце Усть-Кудеяра. А у отца Василия началась безрадостная холостяцкая жизнь.

Он просыпался в пустой постели, брел принимать душ и готовить простенький завтрак, затем шел в храм и проводил утреннюю службу, а в обед торопился домой, чтобы проследить, как там управляются строители.

Они, разумеется, управлялись. Он им платил, и этого в безработном, затихшем в безвременье Усть-Кудеяре было достаточно. Бригада быстро перешла на отделочные работы внутри дома, и он, в конце концов, отдал Петровичу ключи и даже перестал приходить на обед – видеть свой дом пустым никакого желания не было.

Нормальная работа храма восстановилась, и прихожане, привыкшие было к тому, что службы нет-нет да и срываются, почти как в соседнем Желтокаменске, снова начали приходить в храм ежедневно и сверять часы по началу богослужений.

Наверное, единственное, что по-настоящему радовало отца Василия в эти дни, была преданная любовь так неожиданно привязавшейся к нему Стрелки. Кобыла встречала его со службы радостным ржанием и ластилась, как собака, выпрашивая кусочек рафинада. Вообще, Стрелка оказалась ужасно любознательна и совала свою теплую, губастую морду во все, что происходило вокруг, только строительный шум ее раздражал, и, как только появлялся Петрович со своей бригадой, она, издавая трубные звуки и выражая крайнее недовольство, удалялась на привычное пастбище к речке Студенке.

Хозяин лошади, несмотря на клятвенные обещания, все не появлялся, и отец Василий даже начал подумывать, не съездить ли к нему еще раз. Хотя, если честно, мысль о том, что однажды кобыла не встретит его тихим, ласковым ржанием, была ему неприятна. Настолько неприятна, что как-то он даже подумал, а не выкупить ли ему Стрелку насовсем. Пока он не знал о содержании лошадей в домашних условиях почти ничего: ни сколько сена ей потребуется на зиму, ни нужна ли ей конюшня и подойдет ли для этой цели сарай. Но чувства, которые он испытал, прикидывая, как справиться с такой задачей, были самые теплые.

* * *

Где-то в эти дни ему и позвонили из обладминистрации. Новый заместитель губернатора Сергей Сергеевич Воронков, не так давно начавший курировать связи с представителями конфессий, любезно поздоровался и поинтересовался, как идут дела.

– Спасибо, Сергей Сергеевич, – несколько удивленно поблагодарил заместителя отец Василий. – Хвала господу, сейчас проблемы поуладились. В теплоцентраль нас врезали.

– Я не об этом, – мягко остановил его Воронков. – Я про этот неуместный конфликт, в который вас втянул Ковалев.

Священник ошарашенно замер. До этого дня областные структуры происходящим в Усть-Кудеяре интересовались только в меру служебного долга.

– Я звоню прежде всего для того, чтобы заверить вас: областная администрация в стороне не останется, – продолжил заместитель. – С церковью у нас давние и плодотворные отношения, можно сказать, дружба, и мы, разумеется, не позволим Павлу Александровичу катить на вас бочку.

Простонародное «катить бочку» в конце исполненной благородного негодования речи выглядело столь нелепо и вульгарно, что священника передернуло. Но от комментариев он благоразумно отказался. Сергей Сергеевич сделал еще несколько телефонных реверансов, чуть ли не поклялся в вечной преданности, сказал что-то еще столь же нелепое, типа «вы у нас все-таки не кришнаиты какие-нибудь», и завершил беседу несколькими общими фразами.

Потрясенный священник долго не мог прийти в себя, но потом задумался. Подобные звонки никогда не бывают беспочвенными – это он знал. А значит, прямо сейчас затевается нечто, способное если и не потрясти православный мир Усть-Кудеяра до основания, то по меньшей мере нанести ущерб отношениям церкви и власти. Понятно, что в области этого не хотели, и такой звонок мог быть своеобразным «алиби» областной администрации, если что-то пойдет не так. Было очевидно, что в Усть-Кудеяре готовится против отца Василия что-то мерзкое, к чему губерния никакого отношения иметь не хотела, хотя обо всем знала, и опять-таки, судя по звонку, не препятствовала. Насчет «мы не позволим» отец Василий иллюзий не питал – обязательно позволят, иначе и разговора этого не состоялось бы.

И уже вечером того же дня отец Василий убедился, как верно он оценил ситуацию: «мерзость» действительно готовилась. Храмовый сторож Николай Петрович пришел на службу пьяный вдрызг и, роняя крупные хмельные слезы на отглаженную рясу отца Василия, упал священнику на грудь.

– Я им ничего не сказал, батюшка! – прорыдал он. – Меня не запугаешь!

– Кто вас пугал, Николай Петрович? – ответил на объятие священник. – Кто и чего от вас хотел?

Оказалось, Николая Петровича шесть часов продержали в ментовке, выясняя, куда именно и в каком количестве делся пиломатериал, лежавший в прошлом году на храмовой территории.

«Мерзавцы!» – заскрежетал зубами священник. Он уже все понял. Сложилось так, что патриархия сама разбиралась в своих внутренних проблемах, почти не приглашая власти ни к ревизорской, ни к следственной работе. За исключением, пожалуй, тех случаев, когда случались кражи – тут без помощи «внешних сил» обойтись было сложно. И в милиции к этому разумному принципу, как правило, относились с должным уважением. Тем более что законопослушность православной церкви известна давно и разве что в поговорку не вошла.