Безумный свидетель - Евгений Евгеньевич Сухов

очей с вполне объяснимой настороженностью.

Исполнив необходимые формальности, майор милиции Щелкунов принялся снимать с задержанной показания. Малыгина отвечала на вопросы весьма пространно и вполне спокойно, будто это не она сделала заявление-признание об убийстве девочки, а некий посторонний человек, за действиями которого она наблюдала со стороны.

– …Об этой артели я знала раньше, когда приходила в гости к одной своей знакомой, что проживала в Ямской слободе. Близкими подругами мы не были, но иногда ходили друг к другу в гости и делились между собой всякими женскими новостями, – говорила Екатерина Малыгина, стараясь поймать взгляд Виталия Викторовича.

Но майору Щелкунову не хотелось смотреть в глаза допрашиваемой, взор которой был ему неприятен. Иногда начальник отдела вынужден был вглядываться в глаза Малыгиной, чтобы понять, насколько правдивы ее слова. Получалось весьма скверно: в ее взгляде ничего нельзя было прочесть. Наверное, в подобном затруднении оказались бы и врачи-психологи, имевшие немалый опыт в общении с различными экземплярами человеческой породы, а что тогда говорить о простом майоре милиции, не искушенном в знаниях психологии человека. Да и не было у Виталия Викторовича в его милицейской практике столь необычной фигурантки, как Малыгина…

– Я даже как-то была в конторе артели и смотрела на витрину с изделиями, – продолжала говорить Екатерина. – Особенно мне понравилась серебряная брошь «Червячок». Знаете, такая, похожая на перевернутую восьмерку? – посмотрела Малыгина прямо в глаза майору Щелкунову и опять не встретилась с ним взглядом. – Я даже хотела купить ее, но вечная нехватка денег не позволила мне это сделать. Помню, я тогда очень об этом сожалела… После неудавшейся попытки убить Самуила Якунина я стала думать, кого бы другого можно убить, чтобы добыть побольше денег. И мне пришла в голову мысль: а почему бы не обратить внимание на контору артели, выпускающей разные ювелирные украшения, что находится в Ямской слободе? Если все-таки не найду денег там, тогда возьму эти безделицы, что выставлены у них в витрине. Среди них ведь есть и дорогие, например позолоченные. Потом мы с Темой продадим их и снова заживем счастливо.

Екатерина Малыгина немного помолчала, собираясь с мыслями, чтобы продолжить свое повествование. Знала, что вопросов пока ей задавать не станут. Должна выговориться. Ведь она сама пришла в милицию. А милиционер, сидевший напротив и старательно избегавший ее взгляда, просто обязан ее выслушать.

– Я не стала делиться с Темой своими планами, но была уверена: он бы одобрил это мое решение. Одиннадцатого февраля я пошла в Ямскую слободу, прошлась по базару, что на улице Кирова, походила вокруг дома, где располагалась эта ювелирная артель, и подслушала на улице разговор Матрены с ее дедом, который говорил, что в пятницу он уедет в Куйбышев навестить свою больную сестру и вернется только в воскресенье вечером. Степан Кириллович наказал, чтобы она была благоразумной и вечерами в пятницу и в субботу запирала двери конторы артели на ключ и крючок и никого в контору не пускала. Я сразу поняла, какая удача мне подвернулась! – посмотрела на майора Щелкунова допрашиваемая в надежде разделить с ним свой восторг. Однако Виталий Викторович к ее словам оставался безучастен. И Малыгина продолжила: – У меня в голове тотчас созрел план. До вечера субботы я его обдумывала, ничего не сообщая Артему, а в субботу вечером, четырнадцатого февраля, я оделась, прихватила свой саквояж, чтобы было во что складывать деньги и ювелирные изделия из витрины артели, и отправилась в Ямскую слободу. Теме я сказала, чтобы он ждал меня. И я, когда вернусь, возможно, осчастливлю нас обоих. А когда он спросил, куда я отправляюсь, я не стала ничего объяснять. Ведь когда начинаешь что-то объяснять или загадывать наперед, то можно спугнуть удачу, – рассудительно пояснила Екатерина Малыгина.

– Откуда вам известно, как зовут деда и девочку? – быстро спросил Виталий Викторович, надеясь вызвать замешательство у допрашиваемой, и тотчас получил исчерпывающий ответ:

– Девочку называл Мотей и Матреной сам старик, когда я подслушивала их разговор, а как зовут старика – я узнала несколько дней назад, когда была в слободе и ходила по базару. Там я разговорилась с одной женщиной из слободы, и она сказала мне, как зовут деда Матрены.

Сказано это было без всякого смятения или растерянности, так что было очень трудно предположить, что такой ответ придуман Екатериной Малыгиной только что.

– Когда я подходила к дому, в котором размещалась артель, я увидела Матрену. Она неспешно поднималась по ступеням на второй этаж. Я окликнула ее, Матрена оглянулась и остановилась, и я ее постаралась убедить: «Я к вам по поручению Степана Кирилловича. Он просил сказать, что задержится в Куйбышеве еще на день. А еще он просил передать вам… – тут я огляделась по сторонам, будто опасалась, что нас кто-то может подслушать, – но это не для чужих ушей. Может, пройдем в дом?» – предложила я. Какое-то время девочка стояла на ступенях и думала, наверно, пускать ли меня в контору. Тогда я насколько могла серьезно произнесла: «Ваш дедушка очень просил меня найти вас и кое-что передать. Но если вам это неинтересно, то я могу и уйти…» Тут я сделала движение, будто собралась уходить. «Нет, постойте!» – воскликнула Матрена, и я увидела, что она перестала сомневаться и готова впустить меня в помещения конторы артели. Потом она пошла к двери, открыла ее ключом, что все время держала в руке, и промолвила: «Проходите». Я прошла и остановилась в передней, подготавливая себя к тому, что я собиралась сделать. Мотя вошла, закрыла за собой дверь только на крюк и обратила все свое внимание на меня: «Так что просил передать мне дедушка?»

– А во что была одета девочка? – спросил Виталий Викторович, опять-таки надеясь, что допрашиваемая собьется в своих показаниях. Однако ожидаемого не произошло.

– На ней было зеленое шерстяное платье, – ответила Малыгина, нимало не задумываясь. – И еще теплая безрукавка. Ну, такая, как фуфайка, только без рукавов. Такие еще вахтеры носят, – добавила она.

– Хорошо, продолжайте, – вынужден был произнести майор Щелкунов, а Екатерина продолжила с прежней уверенностью:

– После того как Матрена спросила, что мне велел передать ей ее дед, я кивнула и что есть силы ударила девочку в лицо саквояжем, что был у меня в руке. Она закрыла лицо руками и закричала: «Не бей меня, тетенька!» Я ударила ее еще раз. Матрена упала на пол и потеряла сознание, ведь в саквояже лежала припасенная гантель. Потом я потащила ее по коридору подальше от входной двери… Это на всякий случай, если она вдруг закричит, так чтобы ее никто не услышал. В одной из комнат дверь была приоткрыта. Я втащила девочку в эту комнату и, взяв на руки, подняла и положила на диван головою к глухой стене, а ногами к окну.

– Какая в комнате стояла мебель? – осведомился майор Щелкунов.

– Я не помню точно, – прозвучал ответ. – Видела шкафы.

– Продолжайте…

– Когда я положила девочку на диван, она вдруг застонала. Я достала из саквояжа гантель и ударила ее по голове. Потом еще раз. Звук был такой, словно я толкла в ступе густую жидкую массу. Я до сих пор слышу этот звук у себя в голове… – Малыгина судорожно сглотнула и посмотрела на Виталия Викторовича так, словно искала сочувствия. – Девочка сначала негромко захрипела, а потом замолчала и стала сучить ногами, – продолжила допрашиваемая. – Какое-то время я стояла над ней, потому что меня била дрожь, словно я была в лихорадке, и ничего не соображала. Так простояла я довольно долго, но мне показалось, что всего-то минут пять, не больше. Потом я взяла ее за руку и почувствовала, что ее рука холодная. «Все», – подумала я, но никак не могла отойти от девочки. Это была настоящая пытка… Меня заколотила дрожь.

Екатерина замолчала, как если бы заново переживала моменты убийства, о которых только что рассказывала. Майор Щелкунов вопросов покуда не задавал и ждал, когда Малыгина продолжит свое признание. Сказано было не все.

И она продолжила:

– Когда я убедилась, что девочка мертва, то стала понемногу приходить в себя. Я раздвинула ей ноги, чтобы произошедшее походило на изнасилование. Потом обратила внимание, что мои руки в крови. Тогда я подошла к рукомойнику и стала смывать кровь. Мыла долго и тщательно. Мне все время казалось, что кровь вся не смывается и капли ее уже впитались в мою кожу. И я принималась мыть руки снова и снова. На пальто и рукавах кофточки я также обнаружила несколько пятнышек крови и тщательно затерла их. Меня по-прежнему била дрожь, по всему телу струился холодный пот, и одежда прилипала ко мне, словно я только что вышла из-под душа. Я вымыла лицо, выпила две горсти воды и кое-как привела себя в порядок. Единственным моим желанием было побыстрее покончить со всем этим, уйти отсюда как можно дальше