Восходящая тень - Роберт Джордан

— Что такое? Чем это вы здесь занимаетесь?

В проеме задней двери, вытирая руки о длинный фартук, стояла Марин ал’Вир. Брови у нее полезли на лоб.

— Такой тарарам подняли! Я уж думала, не иначе как троллоки сюда заявились.

То, что эта достойная женщина увидела, и сконфузило, и позабавило ее. Ну и видок у нас, сообразил Перрин, валяемся на полу общего зала в обнимку, неровен час решат, что мы здесь целуемся.

Щеки Фэйли вспыхнули, видать, ей пришло в голову то же самое. Девушка поспешно поднялась, отряхивая платье.

— Он упрям, как троллок, госпожа ал’Вир. Я ему говорила, что он еще слишком слаб, чтобы вставать. Ему надо лечь в постель, и немедленно. Он должен понять, что не может все делать сам, особенно сейчас, когда у него нет сил даже по лестнице спуститься.

— Ну и ну, — покачала головой госпожа ал’Вир. — Не так надо было действовать. — Наклонившись поближе к Фэйли, она зашептала, не подозревая, что Перрин слышит каждое слово:

— Когда он был еще мальчишкой, с ним можно было легко управиться, если умеючи взяться. Но когда его пытались прижать, он становился упрямым как мул. У нас в Двуречье все такие. Мужчины с годами не особенно меняются. Только что ростом выше, а так — те же мальчишки. Если ты будешь твердить такому: делай то да делай се — он, ясное дело, заартачится. Дай-ка я тебе покажу, как надо с ним обходиться. — Марин с улыбкой повернулась к Перрину и, не обращая внимания на его сердитый взгляд, сказала:

— Перрин, тебе не кажется, что лежать на моей перине малость удобнее, чем на полу? Сейчас мы тебя уложим, а я принесу кусочек пирога с фасолью. Ты ведь вчера не ужинал и наверняка проголодался. Дай-ка я помогу тебе подняться.

Оттолкнув протянутые к нему руки, Перрин встал без посторонней помощи, хоть ему и пришлось для этого опереться о стену. Ощущение было такое, будто у него растянуты все связки.

Упрямый как мул — так она сказала. Вот уж неправда — такого за ним отроду не водилось.

— Госпожа ал’Вир, велите Хью или Тэду оседлать Ходока.

— Сразу, как только ты поправишься, — отозвалась она, подталкивая Перрина к лестнице.

— Почему бы тебе еще немного не отдохнуть? — промолвила Фэйли, взяв его за рукав. — Троллоки! — донесся снаружи истошный крик, тут же подхваченный десятками голосов:

— Троллоки! Троллоки!

— Сегодня это не твоя забота, — твердо заявила Марин. — Айз Седай сами со всем управятся. А мы за пару деньков поставим тебя на ноги — вот увидишь.

— Коня! — потребовал он, пытаясь высвободиться. Женщины крепко вцепились в его рукава, он только и мог, что трепыхаться в их руках. — Во имя Света, отпустите меня и дайте мне коня! Пустите!

Взглянув на его лицо, Фэйли вздохнула и выпустила рукав. — Госпожа ал’Вир, распорядитесь, пожалуйста, чтобы привели коня.

— Но, моя дорогая, он ведь действительно нуждается в…

— Пожалуйста, — решительно повторила Фэйли. — И мою лошадь тоже.

Женщины переглянулись, будто его здесь вовсе и не было. Наконец Марин кивнула и скрылась за кухонной дверью, видимо, направляясь к конюшне.

Перрин, нахмурясь, посмотрел ей вслед: что такого сказала Фэйли, чего не говорил он?

Обернувшись к девушке, Перрин спросил:

— Почему ты передумала?

Заправляя ему рубаху, Фэйли что-то бормотала себе под нос. Видимо, предполагалось, что у него недостаточно острый слух.

— Значит, выходит, что я не должна говорить ему слово «должен». Когда он упрямится и дурит, мне следует улещать его сладкими улыбочками! — Девушка метнула на Перрина взгляд, который никак нельзя было назвать сладким, а потом ни с того ни с сего расплылась в такой умильной улыбке, что он чуть не попятился. — Милый, — замурлыкала она, застегивая на нем кафтан, — что бы там ни происходило, обещай, что останешься в седле и будешь держаться подальше от троллоков. Ты ведь и правда пока еще не готов сражаться, разве не так? Может быть, завтра ты уже поправишься. Не забывай, что ты полководец, вождь. Для людей ты такой же символ, как то волчье знамя. Если они увидят тебя, то воспрянут духом. А смотреть, как идут дела, и отдавать приказы лучше со стороны, чем находясь в гуще схватки. — Подняв с пола пояс, она застегнула его на талии Перрина, аккуратно приладила на бедре топор и заглянула ему в глаза:

— Пожалуйста, обещай, что ты так и сделаешь. Ну пожалуйста!

Она была права. Против троллока ему и двух минут не продержаться, а против Исчезающего — и двух секунд. И хоть ему не хотелось признаваться в этом даже себе, он не продержится в седле и двух миль — куда уж тут пускаться вдогонку за Лойалом и Гаулом.

Эх, Лойал, глупый огир. Ты ведь книжник, а не воитель.

— Ладно, — промолвил Перрин, поддаваясь озорному чувству. Ишь как они разговорились прямо у него под ухом, словно он совсем дурачок. — Ладно, будь по-твоему. Когда ты так мило улыбаешься, я ни в чем не могу тебе отказать.

— Очень рада это слышать. — Продолжая улыбаться, она стряхнула с кафтана корпию, которой он и не заметил. — Прямо-таки до крайности рада, потому как, если ты все-таки вздумаешь лезть на рожон, но ухитришься при этом остаться в живых, я поступлю с тобой так же, как ты обошелся со мной в Путях. Тогда, в первый день. Сдается мне, что сейчас ты не сможешь мне помешать — силенок маловато. — Она мило улыбалась, как сама весна. — Ты меня понял?

Перрин не выдержал и ухмыльнулся:

— Кажется, мне лучше позволить троллокам меня прикончить.

Фэйли, однако, не увидела в этом ничего смешного.

Как только Перрин и Фэйли вышли наружу, долговязые конюхи Хью и Тэд подвели Ходока и Ласточку. Похоже, что на краю деревни, за Лужайкой, собрались чуть ли не все ее жители со своими овцами, коровами и гусями. Красно-белое знамя с волчьей головой трепетало на ветру. Как только Перрин и Фэйли уселись на лошадей, конюхи, не говоря ни слова, тоже поспешили в ту сторону.

Что бы там ни творилось, это никак не могло быть нападением. В толпе виднелись женщины и дети, да и крики «троллоки!» замерли, слившись с похожим на гоготание гусей гомоном толпы. Перрин ехал медленно, боясь покачнуться в седле. Фэйли держалась рядом и внимательно за ним наблюдала. Если она передумала один раз, то может передумать и опять, а ему вовсе не хотелось снова с ней спорить.

За Лужайкой было полно народу. Жители Эмондова Луга и окрестные фермеры теснились плечом к плечу, но, завидя Перрина и Фэйли, люди расступались, давая им дорогу. И опять все принялись повторять его имя в сочетании с прозвищем Златоокий. Повторяли и слово «троллоки», но, кажется, не испуганно, а удивленно. Со спины Ходока Перрину было видно, что люди толпились и дальше, за крайними домами, растянувшись до самого частокола. Опушка леса находилась теперь не менее чем в шестистах шагах от края деревни. Между частоколом и лесом лежало открытое пространство, усеянное низенькими, почти вровень с землей, пеньками. Ближе к краю деревни люди тесным кольцом обступили Аланну, Верин и двоих мужчин. Мельник Джон Тэйн, обнаженный по пояс — так сподручнее было рубить лес, — утирал кровь с бока, на котором теперь не было ни царапины. Аланна склонилась над другим лесорубом, седеющим малым, которого Перрин не знал. Когда она выпрямилась, мужчина вскочил и несколько раз подпрыгнул, будто не веря, что ноги его держат. И он, и мельник взирали на Айз Седай с почтением и трепетом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});