Вандал (сборник) - Андрей Посняков

– Слыхали, сегодня ночью полгорода чуть не сожгли? Едва ведь пожар потушили. Говорят – дело рук шайки Хромого Лупуса!

– Хромой Лупус? А что, разве его еще не поймали? Более того, я даже слыхал, будто Лупуса казнили на людной площади – палач отрубил ему сначала руки и ноги, а уж затем – голову.

– Лупуса-то казнили, – ухмыльнулся хозяин. – А людишки-то его на свободе остались. Бесчинствуют! И не только ночью. Правда, куда осторожнее стали.

– Да уж, куда ж им деваться? Словят и их. Главаря-то нету.

– Ох, не скажите, уважаемые – свято место пусто не бывает!

– Это поэтому у вас в Гадрумете теперь свободно ногой не ступить? На постоялом дворе мало того, что хозяин все подробно выспросил – кто мы, да откуда – как будто первый раз! – так еще и стражники примчались, всех нас осмотрели тщательно, допросили не раз. Главное – те самые стражи не раз к нашим господам на виллы наведывались, этак по-дружески, в гости…

– Да-а… дела.

– А иначе нельзя, господа! Разбойники-то совсем осатанели, ни Бога, ни дьявола не боятся. Сами слышали – весь город чуть не сожгли.

– Господи, господи. Страсти-то какие!

– Да ведь давно уже такие строгости. Всяк, кто приедет, обязан себя называть. Да еще и людей привести, послухов, кто бы подтвердил, что он – это он.

– А если не подтвердят?

– Ну, тогда не знаю…

– Сдается мне, этих самых послухов можно за небольшую сумму в достатке найти.

– Так-то оно так, а если все же дознаются? Говорят, особо подозрительных сам Года пытает – доверенный Гелимера-правителя раб!

– Сам Года?! А он что же, здесь?

– Пока здесь. А когда куда отправится – кто ж знает?

– И что же теперь – на каждом постоялом дворе так проверяют? – не удержавшись, спросил Александр.

– На постоялых дворах – обязательно! А по тавернам облавы проводят. И каждый приезжий чтоб имел грамоту, что в канцелярии стражников выдают!

– А если нет такой грамоты?

– Тогда доказывай каждый раз, что ты не верблюд!

– Неужто по улицам теперь спокойно не пройти?

– Да на улицах-то никто ничего не спросит. А вот на постоялом дворе, да еще в гостевых покоях – запросто.

Саша озабоченно вздохнул – ну, прямо какой-то полицейский режим получается. Этак скоро и прописку введут! Эх, черти, черти… делать нечего, придется податься к «Гвоздю»… а уж там – как бог даст.

Расплатившись с усатым трактирщиком, Александр сполоснул руки на углу в фонтане и, пригладив волосы, быстро зашагал к южным кварталам, где традиционно селилась самая классическая беднота.

Глава 15. Нож

Не меч, но двуострый нож…

«Беовульф»Лето 533 года. Гадрумет

Таверна «Гвоздь» располагалась на первом этаже дешевого доходного дома – серые угрюмые стены, дырки-оконца с малюсенькими ставнями, приставные лестницы на этажи, темные комнатенки-пеналы, в которых летом жарко и душно, зимою же – сыро и холодно. Спасались жаровнями, и частенько случались пожары, и тогда уж жителям верхних этажей приходилось несладко – или прыгай вниз или гори.

В том районе города традиционно селилась беднота – в доходных домах, теснивших умы и души еще более мерзко, чем это мог себе представить Достоевский, наверное, здания на Сенной показались бы обитателям здешних ночлежек раем! Ближе к окраинам темно-серые дома-ульи сменялись убогими хижинами и трущобами – развалинами бывших римских храмов, черными остовами сгоревших складов и конюшен. Канализации в этой части города не было, частенько не имелось и отхожих мест, народ отправлял естественные надобности где придется. Жуткое зловоние, болезни и ранние смерти являлись печальными спутниками здешних мест, где, на узеньких улочках копались в грязи рахитичные дети, а женщины к тридцати годам превращались в полных старух. Мужчины, впрочем, выглядели ничуть не лучше – кто без зубов, кто без волос, кто – весь покрытый какой-то жуткой коростою.

Чужаков здесь не жаловали (впрочем, как и везде) – и Саша ощущал спиной буравящие ненавидящие взгляды. Иногда за ним кто-то крался – тогда молодой человек останавливался, прислонясь спиною к стене, и красноречиво клал руку на рукоять засунутого за пояс ножа. Пока никто не попытался напасть – боялись, а, может быть, путник еще не так далеко забрел.

Церковь Хевронии он заметил еще издали – мощная римская базилика с высоким крестом, она, казалось, горделиво посматривала на все эти жуткие дома и домишки, и словно бы говорила – а ну-ка, суньтесь-ка!

На паперти было полно нищих, куда более безобразных и отталкивающих, нежели в иных местах: беззубых, кривых, косых, одноногих и вообще безногих, с коростою, колтуном, полным щевелящихся вшей, с кровавыми смердящими язвами, исходящим желто-зеленым гноем. И все гундосили, выставляя напоказ свои увечья, канючили, просили:

– Дай! Дай! Дай!

Кинув нищим медяхи, Александр выспросил дорогу к харчевне, показали – зашагал. Вместо вывески над темным входным провалом торчал большой ржавый гвоздь, верно, оттого возникло и название. Молодой человек постоял перед закрытой дверь – похоже, он явился сюда слишком рано, хоть солнце уже и клонилось к закату, – потом постучал кулаком в створку двери. Тут же, к удивлению непрошеного гостя, и распахнувшуюся.

– Куда? – нелюбезно осведомилась выглянувшая из утробы харчевни какая-то гнусная рожа – масленая, словно бы лоснящаяся от пота, гнилозубая, с плоским приплюснутым носом и маленькими поросячьими глазками.

– У вас тут, кажется, таверна? – усмехнулся молодой человек, уже в который раз пожалев, что заглянул в эти поганые места.

– Таверна, да, – неожиданно утвердительно кивнула рожа. – Но пока закрыта. – Хотя… Плосконосый обернулся, посмотрев куда-то вглубь заведения, и крикнул: – Эй, вы закончили? Да? Можешь входить, господин.

Угодливая улыбка. Поклон. Гостеприимно распахнутая дверь. Неожиданно аппетитные запахи – впрочем, это же все-таки таверна – не дерьмо же тут жрут! Хотя, судя по харям посетителей… Те еще гнусы!

Едва Александр вошел, все, словно по команде, обернулись к нему, буравя нехорошими взглядами, особенно неприятной показалась сидевшая за центральным столом троица: здоровенный угрюмый негр со шрамом через все лицо, смазливый молодой парень с томным порочным лицом и бархатными ресницами покорителя дамских сердец, и узкоглазый, с мощными руками, тип, сияюще-лысый.

Ох, как посмотрела на Сашу вся эта кодла! Мол, зачем же ты сюда пожаловал, дурачок? Прямо к волкам в пасть… ну, уж не обессудь.

– Вина подай! – нагло усевшись за свободный стол, Александр подозвал трактирщика щелчком пальцев. – Да смотри, самого лучшего.

Сверкнув серебром, по столу покатился денарий, хозяин «Гвоздя» тут же накрыл денежку потной ладонью и ухмыльнулся:

– Сделаю, как прикажешь, господин.

– Да, вот еще что, – словно бы вдруг что-то вспомнив, Саша махнул рукой. – Марк Обезьяна еще не приходил?

– Марк Обезьяна? – лучащееся неискренней приторною улыбкой лицо плосконосого вдруг озадаченно скривилось… и снова тонкие губы исказились ухмылкой, только на этот раз это была улыбка облегчения. – Так ты знаешь Обезьяну? Вот оно что. Он скоро будет, да. Так, ты сказал – вина, господин? Сейчас-сейчас, мигом.

Не успел Александр и глазом моргнуть, как трактирщик живо притащил вина, на вкус весьма недурного, и целое блюдо жаренной на вертеле рыбы – тоже вполне съедобной.

Выпив бокал, молодой человек закусил рыбой и вдруг почувствовал, что кто-то легонько прикоснулся к его поясу, сзади… Карманники – кто же еще-то?

Саша резко обернулся – нет, показалось, – а когда повернулся обратно, перед ним за столом уже сидел узкоглазый. То самый тип, из «троицы».

Пожав плечами, молодой человек снова подозвал хозяина:

– Еще одну кружку.

– Я тоже могу тебя угостить, – погладив рукой лысину, ухмыльнулся незнакомец.

– Что ж, будем знакомы.

– Это не ты ловко лазаешь по деревьям?

– По каким еще деревьям? – Александр нахмурился.

– Ладно, Обезьяна рассказывал… скажешь – не про тебя?

– Не знаю, что он вам там рассказывал. Но меня сюда позвал, сказал, что…

– Он скоро будет, наш Марк… А ты смелый парень, коли явился сюда.

– Ну, так звали ж!

– Ты не здешний?

– Нет, я из Гиппона.

– А чего оттуда сбежал?

– Так… имелись на то причины.

– Понятно… как и у всех нас. Ну, будем знакомы, я – Стефан, некоторые называют меня – Стефан Руки-Клещи, а вон за тем столом – мои хорошие друзья: Красавчик и Мба.

Посмотрев на негра и смазливца, Александр ухмыльнулся:

– Ну, Красавчик – это я понимаю, а почему – Мба? Просто имя такое?

– Вообще-то он – Мбанасанго, но это произнести язык сломаешь, потому – Мба… – Стефан снова провел ладонью по лысине, словно бы пригладил несуществующую шевелюру – весьма характерный жест. Усмехнулся, внимательно глядя на Сашу, и негромко спросил: