Весь Генри Хаггард в одном томе - Генри Райдер Хаггард

будет так, как предначертано небесами.

Тут Квотермейн обернулся ко мне и произнес:

— Прежде чем мы расстанемся, друг мой, я отдам вам карту своего пути[150], которую начертил позднее, на случай, если вдруг вы или кто-то другой решит собрать компанию единомышленников и отправиться на поиски бриллиантов и окаменелых людей, — при условии, что меня вы к своему предприятию привлекать не станете.

— Итак, маршрут ясен, — кивнул я, когда Зикали завершил свои наставления. — Однако вот что я тебе скажу: я не намерен двигаться в одиночку по неведомым краям, ибо не смогу отыскать верную дорогу без проводника. Так что я, пожалуй, лучше отправлюсь в Преторию, с твоими волами или без них.

— Неужели, Макумазан? Я начинаю думать, что и впрямь наделен даром предвидения. Я догадывался, что ты можешь повести такие разговоры, и позаботился отыскать человека, который приведет тебя прямиком к краалю Хоу-Хоу. Он уже здесь, и сейчас я пошлю за ним. — Карлик призвал слугу и отдал соответствующее распоряжение.

— Откуда взялся этот человек, кто он такой и как давно находится здесь? — спросил я.

— Я и сам толком не знаю, Макумазан, ибо он неохотно говорит о себе, но сдается мне, что проводник наш родом то ли из окрестностей земли Хоу-Хоу, то ли из нее самой. В любом случае у меня он прожил достаточно долго для того, чтобы я успел обучить его языку зулусов. Это, впрочем, не важно. Ты ведь говоришь по-арабски, верно?

— Верно, Зикали, и Ханс тоже знает кое-какие слова.

— Арабский его родной язык, Макумазан, как мне кажется, и, думаю, вы с ним поладите. Хочу сразу предупредить, что он человек особенный и совсем не похож на тех, кого обычно встречаешь в здешних местах; ну а в остальном ты и сам разберешься.

Я промолчал, но Ханс тут же зашептал мне на ухо: мол, этот наш проводник — наверняка один из детей Хоу-Хоу, то есть большая обезьяна.

Хотя готтентот говорил очень тихо, Зикали, сидевший довольно далеко, услышал его и язвительно бросил:

— Значит, ты найдешь себе брата, а, Светоч во мраке?

По-моему, я уже упоминал, но повторю: это прозвище Ханс заслужил благодаря участию в одном достопамятном деле.

Готтентот насупился; вне сомнения, он чувствовал себя уязвленным сравнением с обезьяной, но не осмеливался возмущаться перед Открывателем дорог. Я по-прежнему хранил молчание, погрузившись в размышления, ибо мне вдруг с полной ясностью, словно при вспышке молнии, открылась вся суть этих загадочных, якобы колдовских ловушек, умело расставленных старым карликом. Выходит, к Зикали явился посланец из далеких таинственных земель и попросил помощи, а колдун согласился ему помочь — по причинам, о которых я ничего не знал.

Эту миссию он решил возложить на мои плечи, явно считая, что я подхожу для выполнения поставленной задачи. Отсюда и взятка в виде волов, о которых он потрудился известить меня заблаговременно, каким-то хитрым способом разузнав о моем затруднительном положении. Все выглядело так, будто каждый мой шаг являлся частью тщательно продуманного плана, хотя такое, разумеется, вряд ли было возможно, ибо Зикали никак не мог подстроить нашу ночевку в той пещере, куда нас загнала буря.

В результате мне придется послужить его целям, а кто знает, что именно задумал карлик. Он сказал, что желает получить толченые листья какого-то дерева, и это, возможно, правда, но я не сомневался, что список желаний Зикали куда длиннее.

Не исключено, что стариком двигало любопытство и он хотел побольше разузнать о загадочном народе, поскольку был воистину одержим жаждою знаний. Или же, кто там разберет этих колдунов, загадочный Хоу-Хоу, если тот на самом деле существовал, виделся Зикали опасным противником, способным помешать исполнению его собственных планов, и этого противника следовало устранить.

Если даже допустить, что девяносто процентов колдовского могущества Зикали были, по сути, откровенным мошенничеством, то оставшиеся десять процентов, как ни крути, нельзя было сбрасывать со счетов. Карлик сей действительно пребывал на ином уровне бытия, если сравнивать его с прочими смертными, и был связан с такими силами, о которых мы, простые люди, и не подозревали. Еще — у меня есть основания так полагать, но я не стану, друзья мои, докучать вам своими догадками — Зикали поддерживал связи с другими колдунами по всей Африке, пускай они жили в тысяче миль друг от друга; многие являлись его друзьями, а некоторые — врагами, но никому из них нельзя было отказать в обладании некими особого рода способностями.

Покуда я все это обдумывал, Зикали, должно быть, читал мои мысли; я уверен в этом, поскольку он улыбался своей зловещей улыбкой и кивал массивной головой, как бы одобряя выводы, к которым я пришел. Тут возвратился слуга, а следом появился высокий мужчина в меховой кароссе, прикрывавшей не только торс, но и голову. Встав перед нами, мужчина скинул кароссу наземь и поклонился: сперва Зикали, а потом мне. Его уважительность простерлась настолько далеко, что он поприветствовал также и Ханса, разве что поклон на сей раз оказался не столь глубоким.

Я изумленно разглядывал незнакомца. В жизни не видел такого красавца. Высокий, на глазок чуть выше шести футов, и широкоплечий, он был великолепно сложен и необычайно строен, а его руки и ноги сделали бы честь греческой статуе. Лицо мужчины тоже сразу привлекало внимание совершенными точеными чертами, пусть на белой коже его и застыло несколько угрюмое выражение; во взгляде больших темных глаз и в гордой посадке головы ощущалась благородная и древняя кровь. Казалось, этот человек явился к нам прямиком из глубины минувших столетий. Таким мог бы быть обитатель затонувшего континента Атлантида или опаленный знойным солнцем древний грек. Его темно-русые волосы слегка вились, ниспадая волной на плечи, но ни на подбородке, ни над четко очерченными губами растительности не было. Вполне вероятно, что незнакомец побрился, прежде чем прийти к нам. Одним словом, это был замечательный образчик мужественной красоты, выгодно отличавшийся от всех прочих представителей сильной половины человечества, каких мне доводилось встречать.