Путешествия к Лобнору и на Тибет - Николай Пржевальский

Сам Тарим не идет здесь корытообразным руслом, как в нижнем своем течении. Высота берегов этой реки в окрестностях переправы не более, чаще менее, одной сажени над малой водой; притом берега беспрестанно обваливаются и подмываются. Максимум глубины Тарима на той же переправе был 51/4 футов; средним числом описываемая река имела воды на 3–4 фута, и эта глубина наименьшая, по словам местных перевозчиков. Скорость течения равнялась 160 футам в минуту близ северного берега; температура воды там же, в 1 час пополудни 7 и 8 октября, колебалась от 11,9 до 11,2 °C. К площади, занятой текучей водой, примыкал на левом берегу Тарима топкий (из песка и намывного лёсса) плес около 140 сажен шириной. Весь этот плес, равно как и низкие части берегов, заливается летней водой, которая в июне прибывает, как нам говорили, более чем на сажень против своего низкого уровня.

Сопоставляя вышеприведенные цифры размеров Тарима при его колыбели с того же рода данными, добытыми мной при первом (в 1876–1877 гг.) посещении низовья этой реки, где она всюду имеет от 2 до 3 сажен глубины, позволительно теперь с большим вероятием сказать, что по всему Тариму вплоть до Лоб-нора возможно, даже при малой воде, плавание речными пароходами, сидящими не глубже 3 футов. Опасаться широких мелководных разливов в непромеренной части того же Тарима от вышеописанной переправы до устья Уген-дарьи нет резона, ибо даже в подобном случае описываемая река для избежания своего засорения песком, изобильно приносимым как водой, так и весенними бурями, должна иметь и поддерживать собственное русло, как это делает тот же Тарим в оз. Кара-буран, частью и в Лоб-норе. Затем Яркенд-дарья, судя по ее глубине и размерам при устье, а также по расспросным данным, вероятно, доступна для тех же мелкосидящих пароходов, вверх от Тарима до впадения Кашгарской реки, а при большой летней воде, быть может, и дальше. По Аксуйской реке пароходы могут плавать лишь до ближайших окрестностей г. Аксу. Наконец, левый приток нижнего Тарима, р. Конче-дарья также судоходна от своего устья до г. Курли, быть может и до оз. Багараш, откуда эта река вытекает.

Берега как самого Тарима, так равно рек Яркендской и Аксуйской, при их слиянии, поросли, благодаря богатому орошению, сравнительно лучшей растительностью, чем на бедной водой Хотан-дарье; даже туграк выглядывает здесь более стройным и красивым деревом; из других древесных пород попадается только джида [лох]. Кустарники же – облепиха, кендырь, джантак, солодка, тамариск и колючка – растут здесь в изобилии и часто образуют непроходимые заросли. По заливным берегам Тарима местами встречаются площади, густо поросшие маленькой кугой (Typha stenophyl1а) и тростеполевицей (Calamagrostis Epigejos). В общем, однако, флора весьма бедная. Бедна также и фауна. Оседлые звери и птицы те же, что на соседней Хотан-дарье. Для пролетных птиц, главным образом водяных и голенастых, Яркендекая река, как раньше было говорено, служит большим путем весной и осенью. При нас теперь еще много здесь летело серых гусей, уток и бакланов. По словам туземцев, весной птиц летит еще больше, отчасти, вероятно, и потому, что тогда пролет идет гораздо быстрее. Рыбы в новорожденном Тариме много, как и во всей этой реке. Туземцы, переправлявшие нас, называли лобнорские виды – тазек-балык и минлай-балык; еще упоминали о какой-то лягам-балык, достигающей 60–70 фунтов весу. Сами мы добыли на переправе маринку (Schizothorax chrysochlorus n. sp.) и гольца (Nemachilus yarkandensis); кроме того, в соседней Аксуйской реке, впрочем несколько выше ее устья, пойманы были еще два вида маринки (Schizothorax latifroncs n. sp., Sch. malacorrhynchus n. sp.), другой вид гольца (Nemachilus strauchi) и губач (Diplophysa scleroptera n. sp.).

Возле самого таримского перевоза живут только четыре семейства дулан; вниз по реке кочуют пастухи со скотом. Затем в расстоянии немного большем сотни верст от той же переправы лежит, как нам говорили, на левом берегу Тарима селение Таллык-булун, в котором около сотни дворов. Жители здесь занимаются хлебопашеством и скотоводством. Вверх по Яркендской реке в ее низовье также встречаются лишь пастухи. Дороги в Яркенд здесь нет; иногда только ходят беспаспортные.

Замерзает верхний Тарим, по словам туземцев, в начале декабря и стоит подо льдом немного меньше трех месяцев. Сыпучие пески тянутся по правому берегу этой реки, не прерываясь во всю длину ее течения; на левом берегу те же пески несравненно меньше и не сплошные. Широкая долина, сопровождающая весь Тарим, покрыта туграковыми и кустарниковыми зарослями; местами изобильны здесь болота и озера.

Следование по оазису Аксу. Проведя двое суток возле таримской переправы, мы пошли в оазис Аксу. Дорога, возможная, хотя с трудом, и для колесной езды, направляется вверх по левому берегу Аксуйской реки на расстоянии от нее нескольких верст. В немного большем отдалении справа от нас, т. е. с востока, виднелись сыпучие пески, которые тянутся довольно далеко к северо-западу вдоль культурной полосы Аксуйского оазиса, а также и вниз по Тариму. Местность, где мы шли, была поросшая туграком и кустарниками, теми же, что и на Тариме; прибавился лишь Halostachys caspia, которого нет на низовье Хотанской реки. Кое-где видны были следы старинных пашен. Вообще лёссовая почва в районе, ближайшем к Тариму, удобна для обработки; несколько подальше она становится солончаковой, и местность принимает совершенно цайдамский характер; нет только хармыка. На правом берегу Аксуйской реки в значительном, впрочем, от нее удалении, поселения тянутся, как нам говорили, вплоть до Яркенд-дарьи. По нашему же пути южная окраина культурной полосы лежала от таримской переправы на расстоянии 27 верст. Здесь при д. Матан мы вошли в оазис Аксуйский, один из самых обширных и богатых во всем Восточном Туркестане.

Цифру населения этого оазиса, при неоднократных о том расспросах, туземцы определили нам в 56 тыс. семейств.[1052] По народностям, согласно тем же сведениям, всего более – ардбюль; затем следуют выходцы из Кокана, или, как их называют, старинные сарты (до 10 тыс. семейств), дуланы (5 аймаков, всего около 1 тыс. семейств), оседлые киргизы (немного), хурасан[1053] (очень мало, самые красивые) и, наконец, какие-то матан[1054] (до 600 семейств). Живут в Аксуйском оазисе просторно; земля здесь очень плодородна, и ее много, как равно много воды для орошения полей.[1055] На них засевают рис, пшеницу, ячмень, кукурузу, лен (мало), кунжут, горох, вообще хлеба, свойственные и другим здешним оазисам; посев бывает двойной в течение одного лета; урожай очень хороший. Садоводство также процветает; шелководство только начинается.

В северной окраине описываемого оазиса лежит его административный центр – г. Аксу. Сюда мы теперь и направились. От д. Матан потянулось сплошное население по обоим берегам Аксу-дарьи, в которую вскоре впадает справа довольно большая Таушкан-дарья. Плес главной реки, т. е. Аксуйской, здесь около версты в поперечнике; русло же воды не шире 40–50 сажен; бродов, вероятно, нет. Туземцы, как было видно, живут зажиточно. Сакли выстроены из пластов лёсса в виде больших кирпичей или, реже, из необожженного кирпича. При всех саклях сады, фрукты в них очень хорошие. Мы в изобилии покупали яблоки, груши, персики, виноград, арбузы и дыни. Погода стояла превосходная. Несмотря на половину октября и на ночные морозы до -10 °C, днем температура поднималась до 20,2 °C в тени; на полях местами еще стоял несжатый рис; с фруктовых деревьев только начинали осыпаться листья; ива же и тополь еще совершенно были зелены. Появились и птицы, старые знакомцы – серые вороны, сороки, а также в большом числе прилетевшие сюда на зимовку грачи, галки, голуби-клинтухи; немало было и скворцов, но фазаны (Phasianus insignis) попадались пока лишь изредка.

Вследствие опять наступившей ясной погоды от д. Матан, следовательно верст за двести, стала нам видна, хотя еще в туманных очертаниях, самая высокая вершина всего Тянь-шаня – Хан-тенгри.[1056] Через два небольших перехода эта громада обрисовалась совершенно ясно обширным снеговым куполом. К востоку и западу от него (как казалось в перспективе) сбегали снеговые гряды, заканчивающиеся также высокими снеговыми вершинами.

Местные жители по-прежнему дружелюбно встречали нас, хотя и не с такой откровенной сердечностью, как в мачинской земле. Китайцы же опять стали вредить исподтишка, распуская среди населения нелепые о нас слухи, запрещая туземцам ходить к нам или продавать съестные припасы и пр. Всего же нахальнее оказывались китайские солдаты (исключая дунган), которых приходилось встречать по пути. Один из таких солдат без всякой уважительной причины осмелился даже броситься на нашего казака; виновный был тут же наказан. Вместе с тем я написал начальнику китайских войск в Аксу письмо об этом происшествии и просил прекратить своеволие солдат; в противном случае грозил стрелять негодяев. Через сутки явился китайский чиновник с словесным объяснением от того же войскового начальника, что он принял самые строгие меры и очень рад (воображаю как?!) нашей расправе с озорником-солдатом.