Гений. Оплот - Теодор Драйзер

поеду – вот и все. А ты, если хочешь, поезжай.

Миссис Дэйл посмотрела на дочь и впервые прочла в ее глазах непоколебимое упорство. Но чем оно вызвано? Почему Сюзанне вздумалось проявить такую твердость – и откуда это упрямство, эта настойчивость? Миссис Дэйл обуревали разноречивые чувства – страх, гнев, изумление.

– Что это значит – «свои соображения»? – спросила она. – Какие у тебя могут быть соображения?

– Одно, но очень веское, – спокойно произнесла Сюзанна, переходя на единственное число.

– Какое именно, позволь полюбопытствовать?

В голове у Сюзанны теснились торопливые, хоть и не особенно ясные мысли. Сначала она рассчитывала на продолжительную принципиальную дискуссию на тему о здравом смысле и морали, надеясь, что увлечет мать и заставит ее высказать некоторые свои взгляды, от которых ей уж потом неудобно будет отказаться. Таким образом мечтала она добиться желанной свободы. Но из нескольких замечаний, оброненных миссис Дэйл и в тот и в этот раз, Сюзанна поняла, что она не способна на логическую последовательность мысли и что ее философские рассуждения не распространяются на дочь. Она могла отнестись сочувственно к любой теории, но все это переставало для нее существовать, как только дело касалось Сюзанны. Поэтому оставалось одно – открыто бросить ей вызов или бежать. Последнее не улыбалось Сюзанне. Она уже совершеннолетняя. Она может сама строить свою жизнь. Средства у нее тоже есть. Рассуждать она способна не менее здраво, чем мать. Да и позиция, которую последняя заняла по отношению к ней, казалась Сюзанне, умудренной чувством и некоторым опытом, весьма жалкой и недостойной. Что знает о жизни ее мать, чего не знала бы она, Сюзанна? Они обе много бывали в обществе, и Сюзанна чувствовала, что она сильнее матери, что она более трезво судит о некоторых вещах. Почему бы ей не открыться сейчас, а затем настаивать на своем? Она одержит верх, иначе быть не может. Она имеет влияние на мать, и как раз наступил момент этим воспользоваться.

– Потому что я не хочу расстаться с любимым человеком, – тихо произнесла она наконец.

Миссис Дэйл уронила руку, которую подняла было, собираясь разразиться какой-то тирадой. От удивления у нее приоткрылся рот, и она уставилась на дочь с каким-то растерянным, страдальческим и глупым видом.

– С любимым человеком?.. – повторила она, совершенно сбитая с толку, чувствуя себя ладьей, сорванной с якоря и унесенной в безбрежное море. – Кто же это?

– Мистер Витла, мама, Юджин! Я люблю его, и он любит меня. Не смотри так на меня, мама. Миссис Витла знает. Она согласна отказаться от него. Мы любим друг друга. И я останусь здесь, чтобы быть возле него. Я нужна ему.

– Юджин Витла! – воскликнула миссис Дэйл. Она задыхалась, в глазах ее застыл неописуемый ужас, руки похолодели от испуга и напряжения. – Ты любишь Юджина Витлу? Женатого человека! Он любит тебя? И ты говоришь мне это? Юджин Витла! Ты любишь его? Нет, я не могу этому поверить. Я, должно быть, сошла с ума! Сюзанна Дэйл! Не стой ты так передо мной! Не смотри на меня так! И ты говоришь это мне, твоей матери? Скажи мне скорей, что это неправда! Скажи мне скорей, что это неправда, пока я не лишилась рассудка! О боже, что со мной будет? Чем я согрешила? Юджин Витла! Именно Юджин Витла! О боже, боже, боже!

– Зачем так волноваться, мама? – спокойно произнесла Сюзанна.

Она ожидала приблизительно такой сцены, не столь, может быть, бурной, без таких истерических выкриков, но в общем чего-то в этом роде, и потому была отчасти подготовлена. Ее воодушевляла и вела эгоистическая любовь, – любовь, которой она убаюкивала себя, которая ни во что не ставила весь мир со всеми его законами. Надо признать, что Сюзанна не понимала как следует, что она делает. Ее околдовало обаяние ее возлюбленного, красота их любви. На уме у нее были не реальные факты, а прелесть летнего вечера, прохлада ветерка, очарование неба, сияние солнца и луны. Ласки Юджина, его поцелуи значили для нее больше, чем весь окружающий мир.

– Да, я люблю его. Разумеется, люблю. Что в этом странного?

– Что в этом странного? В своем ли ты уме, Сюзанна? Моя бедная, дорогая девочка. Моя Сюзанна! О, этот подлец! Негодяй! Втереться в мой дом и обольстить тебя, мое сокровище. Откуда тебе было знать? Как ты могла одна во всем разобраться! О Сюзанна, ради бога, ради меня замолчи! Не говори так! Не повторяй эти ужасные слова! О боже, боже! Зачем я дожила до этого! Мое сокровище! Моя Сюзанна! Моя прелестная, моя очаровательная детка! Я умру, если не смогу помешать этому. Я умру! Умру!

Сюзанна смотрела на мать, пораженная тем невероятным взрывом, который вызвало ее признание. Ее большие глаза словно стали еще больше, брови чуть поднялись, рот приоткрылся. Она казалась живым воплощением античной красоты, невозмутимо спокойным изваянием. Гладкий, как мрамор, лоб, безупречные очертания губ – все говорило о том, что она никогда не знала другого чувства, кроме радости. Взгляд, слегка насмешливый, но нисколько не надменный, придавал особую прелесть этим и без того прекрасным чертам.

– Что с тобой, мама? Ты все еще воображаешь, что я ребенок. А между тем я говорю тебе то, что есть. Я люблю Юджина, и он любит меня. Как только нам удастся это устроить без большого шума, я уйду к нему. Я считала нужным сказать тебе об этом, так как не собираюсь ничего делать тайком от тебя. Но так будет. Я бы хотела, мама, чтобы ты перестала на меня смотреть, как на младенца. Я знаю, что делаю. Я давно все обдумала.

«Давно обдумала! – проносилось в мозгу у миссис Дэйл. – Уйду к нему, как только удастся все устроить! Неужели она серьезно говорит о том, что будет жить с человеком, с которым она не обвенчана? С женатым человеком! Эта девочка окончательно сошла с ума! На нее нашло какое-то затмение! Иначе быть не может! Это не моя Сюзанна,