Фрейд - Питер Гай

По поводу Эйтингона: 24 января в New York Times Book Review была опубликована статья Стивена Шварца, названного «сотрудником Института современных исследований в Сан-Франциско», в которой содержались серьезные обвинения в адрес Макса Эйтингона. Шварц связывает Эйтингона с международной сетью людей творческих профессий и интеллектуалов, которая – главным образом в 1930-х годах – служила проводником жестокой политики Сталина на Западе, во Франции, в Испании, Соединенных Штатах, Мексике и помогала организовывать или непосредственно участвовала в похищениях и убийствах людей, которых хотел устранить Сталин или его спецслужбы. Эти заявления появились в крайне неподходящее для меня время. Я никогда не слышал ни о чем подобном в отношении Эйтингона, а основной материал моей книги уже прошел страничную корректуру; возможность для комментариев оставалась только в библиографическом очерке. Я полагал, что достаточно много узнал об Эйтингоне в процессе работы над книгой, и утверждение, что он мог быть среди тех, кто был готов отбросить свою независимость и гуманность, чтобы помочь сталинской машине убийств, казалось мне абсурдным. Однако я не стал отмахиваться от обвинений Шварца, даже несмотря на то, что в отношении Эйтингона они звучали неубедительно. (Помимо других неточностей, Шварц пишет, что Эйтингон «с 1925 по 1937 год» был для Фрейда «главным помощником и защитой от внешнего мира. Абрахам умер, Ранк поссорился с мэтром, а Закс и Джонс не подходили для той роли, которую так хорошо исполнял Эйтингон, который неизменно проявлял доброту к больному Фрейду. Он в буквальном смысле был для старика секретарем по протокольным вопросам». Читатели написанной мной биографии понимают, что это нелепость: за эти годы Эйтингон виделся с Фрейдом лишь несколько раз, во время своих редких визитов в Вену или еще более редких визитов Фрейда в Берлин. Как свидетельствует Chronik Фрейда, после эмиграции Эйтингона в Палестину в 1933 году он появлялся в доме на Берггассе, 19, один раз в год.

Тем не менее, каким бы неинформированным ни был Шварц или его ассистент относительно жизни психоаналитического сообщества, это незнание само по себе не опровергает его утверждения. И хотя в письмах Эйтингона к Фрейду не было ни малейшего намека на симпатию к большевикам, я не стал автоматически оправдывать его. Как бы то ни было, если бы Эйтингон на самом деле был советским агентом, он не стал бы признаваться в этом своим друзьям – особенно Фрейду, чье отвращение к большевизму и даже социализму было хорошо известно. Но если обвинения Шварца подтвердятся, я просто обязан сообщить читателям об этом ужасающем факте, даже при том, что фигура Эйтингона далеко не главная в моем повествовании.

Поэтому я решил изучить этот вопрос настолько глубоко, насколько позволяло время. Я связался с Вольфгангом Леонардом, одним из самых известных в мире специалистов по беззаконным действиям Советского Союза. Он никогда не слышал о Максе Эйтингоне и не смог ничего о нем найти в своей обширной специализированной библиотеке. Кроме того, я изучил массу литературы о деятельности советских спецслужб дома и за рубежом, включая такой классический текст, как Robert Conquest, Inside Stalin’s Secret Police: NKVD Politics, 1936–1939 (1985), и ряд других монографий на английском, французском и немецком. Несмотря на изобилие имен советских агентов вместе с описанием их деятельности, ни одна из этих книг не упоминала Макса Эйтингона. Кроме того, особое внимание я уделил двум источникам, на которые опирался в своих выводах Шварц, John J. Dziak, Chekisty: A History of the KGB (1988) и Vitaly Rapoport and Yuri Alexeev, High Treason: Essays on the History of the Red Army, 1918–1938, ed. Vladimir G. Treml and Bruce Adams, and tr. Adams (1985). Первое обвинение Шварца состояло в том, что Эйтингон в 1937 году в Париже участвовал в похищении белогвардейского генерала Евгения Карловича Миллера, якобы в сотрудничестве с русской исполнительницей народных песен Надеждой Плевицкой и ее мужем Николаем Скоблиным, которые были сотрудниками советских спецслужб. Кроме того, Шварц мрачно намекает на еще одно преступление. «Имеются свидетельства, – пишет он, – что доктор Макс Эйтингон оказывал помощь при подготовке тайного судебного процесса, во время которого высшие чины Красной армии, в том числе главный армейский комиссар и восемь генералов стали жертвами репрессивной сталинской машины». Должен заметить, что это тайное судилище выявило зловещее сотрудничество агентов НКВД с такими видными нацистскими чиновниками, как Рейнхард Гейдрих, который хотел уничтожить руководство Красной армии. Шварц не подтверждает это обвинение документами, заявляя о существовании свидетельств, в которых он не сомневается. «Честно говоря, не очень приятно представить, что соратник Фрейда сотрудничал с подручным Гейдриха». Конечно, неприятно. Но правда ли это?

Поскольку Шварц не привел никаких доказательств второго обвинения, я ограничил свое исследования первым. Вот как Шварц суммирует то, что он прочел в Chekisty: «Мистер Дзяк сообщает, что членом группы ключевых агентов, участвовавших в похищении генерала Миллера, был близкий друг Зигмунда Фрейда и столп психоаналитического движения, доктор Макс Эйтингон… брат Леонида Эйтингона». Следует отметить, что Леонид был загадочной фигурой, и как минимум один источник называет его Наумом Эйтингоном; похоже, он занимал высокий пост в НКВД и в 1940 году руководил убийством Троцкого. «В своей книге, – пишет Шварц, – мистер Дзяк делает вывод, что именно доктор Макс Эйтингон завербовал Скоблина и Плевицкую в специальное подразделение [сталинских убийц]». В конце статьи Шварц уже не столь категоричен: «Можно возразить, что его [Макса Эйтингона] личное участие, в конце концов, было незначительным…» Однако это частичное оправдание не может компенсировать ущерб, нанесенный предыдущими обвинениями. На самом деле Дзяк гораздо более осторожен в своих выводах, чем представляет его Шварц. Дзяк в своей книге упоминает Макса Эйтингона всего три раза, причем вскользь, и отмечает, что «Маркс [sic!], вероятно, был связан с генералом Скоблиным и его женой Плевицкой» (с. 100, курсив мой). Однако в «финансовой связи» Плевицкой с Максом Эйтингоном, который «якобы оказывал ей существенную финансовую поддержку», автор не уверен, поскольку неизвестно, «откуда поступали деньги, от Эйтингона или из советских источников» (с. 101, курсив мой). Действительно, «на суде [над Плевицкой] всплыло имя Макса Эйтингона, а не Наума. Но советский источник из диссидентов утверждает, что именно Наум организовал и осуществил похищение Миллера» (с. 102, курсив мой). В примечании Дзяк, проявляя явную сдержанность перед лицом недостатка надежного материала, вынужден признать, что «существует значительная путаница по поводу деятельности двух братьев Эйтингон» (с. 199). Это не обеляет имя Макса Эйтингона, но вызывает серьезные сомнения в его участии.

Второй из своих главных источников информации Шварц использует с такой же небрежностью. Вот как он пересказывает выводы Рапопорта и Алексеева: они «прямо заявляют… что доктор Эйтингон был руководителем Скоблина и Плевицкой». На самом деле они этого не утверждали. «Руководителем Плевицкой по линии НКВД был легендарный Наум Эйтингон; связным и казначеем, – пишут они, – служил его брат Марк [sic]». Далее авторы отмечают: «В течение многих лет он был щедрым покровителем Надежды Плевицкой. Она даже проговорилась на суде, что он «одевал ее с головы до ног». Он же финансировал издание двух ее автобиографических книг». На основе этих скудных фактов они делают следующее предположение: «Только он вряд ли делал это из одной любви к русскому вокалу. Более вероятно, что он выступал как связной и финансовый агент своего брата Наума». Как бы ни относиться к этим предположениям, звучат они гораздо менее уверенно, чем решительные обвинения Шварца.

В конечном счете практически все обвинения против Макса Эйтингона ведут к книге B. Prianishnikov, Nezrimiaia pautina (The Invisible Web), опубликованной в Соединенных Штатах в 1979 году. Прянишников приводит важные отрывки из свидетельских показаний защиты во время судебного процесса над Плевицкой в Париже после похищения генерала Миллера. По очевидным причинам это в высшей степени сомнительный источник: очень трудно определить, какие именно показания сторона процесса посчитает выгодными для себя. С учетом этого прозвучавшие на суде свидетельства выглядят набором невинных утверждений: Плевицкая была хорошо знакома с Максом Эйтингоном; он часто делал ей подарки; он был очень щедр (что могут подтвердить читатели этой книги); она никогда не «продавала» себя за деньги или подарки (и точно не Максу Эйтингону); он был чистым, достойным человеком, не интересующимся любовными приключениями. Его репутация была настолько безупречна, что, когда французский следователь упомянул о Максе Эйтингоне, русский свидетель поправил его, сказав, что речь идет о брате Макса.