Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев

Всё это напоминает детективный или авантюрный роман, но так оно и было… И остаётся лишь сожалеть, что в классических курсах истории КПСС ни о чём этом не говорилось – курсы от таких деталей лишь выиграли бы!

Потом Ленин, загримированный под пастора, в сопровождении двух финских рабочих переехал в Лахти с расчётом на переезд в Гельсингфорс. На станции Мальм – на даче у депутата финского сейма и члена Исполкома Финляндской социал-демократической партии Карла Харальда Вийка (1883–1946), он провёл день и договорился с Вийком о нелегальной письменной связи через него с Заграничным бюро ЦК РСДРП(б) в Стокгольме.

Ленин и Вийк были знакомы с 1910 года, с Копенгагенского конгресса II Интернационала. Виделись они и при возвращении Ленина в Россию из Швейцарии, так что поговорить было о чём. Когда гость уехал, Вийк сказал своей старой матери: «Этот господин является самым известным человеком, какой когда-либо бывал в нашем доме»…

Умный всё же народ финны!

В Гельсингфорс к Ровио Ленина привёз всё тот же Вийк. Сдав Ильича с рук на руки Ровио и выпив чаю, Вийк уехал, а Ленин стал устраиваться.

Позднее Ровио, живя в СССР, опубликовал в 1925 году небольшие, но очень интересные воспоминания о Ленине в Финляндии.

Ровио писал: «Я чувствовал лёгкое напряжение, став вдруг квартирохозяином Ленина… Тем более, что мне по службе чуть ли не каждый день приходилось иметь дело с контрразведкой Керенского, а иногда и с финляндским генерал-губернатором октябристом М. М. Стаховичем».

Но в бытовом отношении гость оказался необременительным – лишь попросил купить яиц, масла… Ровио предложил приносить обеды из кооперативной столовой, однако Ленин «категорически отказался, объясняя, что на газовой плите он сумеет вскипятить воду для чая и сварить яиц, а больше – что ж, для него вполне достаточно»[803].

Ленин прожил у Ровио полторы недели…

Потом Вийк нашёл ему пустовавшую квартиру рабочего Усениуса, но возникли проблемы, и Ленин опять перебрался к Ровио. В конце-концов Ильича удобно устроили в бездетной семье машиниста Артура Блумквиста, где он и жил до отъезда в Выборг, и куда к нему приезжала Крупская.

Русскими газетами Ленина всё время обеспечивал Ровио, а переписку Ленина с Петроградом – Ялава.

Первое время – до отъезда на Урал, приезжал Шотман, и Ровио вспоминал, как после провала корниловского путча Шотман, заехав к Ровио, заявил ему: «Знаешь, через четыре месяца Владимир Ильич будет у нас премьер-министром», и стал доказывать, почему.

Потом они вместе двинулись к Блумквистам, и Шотман сказал уже Ленину: «Владимир Ильич, через четыре месяца вам придётся составлять кабинет. Вы будете премьером». Ленин тут же стал подробнейшим образом выспрашивать последние новости из Питера…[804]

Это, скорее всего, не апокриф, а точная историческая деталь, иначе Шотман у Ровио в 1925 году не ошибся бы так сильно – на целых два месяца! Ведь реально Ленин возглавил Совет Народных Комиссаров уже через два месяца после прогноза Шотмана!

Надежда Константиновна приезжала к Ленину в Гельсингфорс, конечно, же нелегально. После отъезда Владимира Ильича она стала постоянно бывать в Выборгском районе… «В июльские дни поражала разница между настроениями обывателя и рабочих. – вспоминала она. – В трамваях, по улицам шипел из всех углов озлобленный обыватель, но перейдёшь через деревянный мост, который вёл на Выборгскую сторону, и точно в другой мир попадаешь».

Здесь жил Ялава, и Крупская ходила к нему за письмами, бывала и у Емельяновых. Однажды Ленин переслал «химическое» письмо с просьбой к жене приехать и с точными инструкциями, как найти его квартиру без расспросов.

У плана, нарисованного Лениным, отгорел край, когда Крупская нагревала его на лампе, и, всё же, она решилась. Как писала сама Надежда Константиновна, Емельяновы достали ей «паспорт сестрорецкой работницы-старухи»…

Точнее описал эту коллизию в воспоминаниях сам Емельянов. Не работавшим на заводе местным жителям пропуска для перехода границы выдавал волостной староста, с женой которого была знакома жена Емельянова. И по её просьбе пропуск был выправлен на имя тётки Емельянова Агафьи Атамановой (вообще-то за месяц до этого умершей в Райволе).

Получив «бумагу», Надежда Константиновна повязалась платком, и Емельяновы перевели её через границу и довели до станции.

Второй раз Крупская добралась до мужа недели через две, причём на этот раз через погранпост шла одна, запутала, но вышла к станции Олилла и села на поезд.

А дальше Крупская рассказывала вот что:

«Вагон был битком набит солдатами и матросами. Было так тесно, что всю дорогу пришлось стоять. Солдаты открыто говорили о восстании. Говорили только о политике. Вагон представлял собой сплошной крайне возбуждённый митинг. Никто из посторонних в вагон не заходил. Зашёл вначале какой-то штатский, да послушав солдата, который рассказывал, как они в Выборге бросали в воду офицеров, на первой же станции смылся. Не меня никто не обращал внимания. Когда я рассказала Ильичу об этих разговорах солдат, лицо его стало задумчивым, и потом уже, о чём бы он ни говорил, эта задумчивость не сходила у него с лица. Видно было, что говорит он об одном, а думает о другом, о восстании, о том, как лучше его подготовить»[805].

Это – тоже, конечно, не присочинено позднее, а списано с натуры. Придумать, как говорится, можно было бы что-то и позатейливее.

К слову, в воспоминаниях Крупской о 1917 годе описан и такой любопытный сюжет…

Вскоре после Июля Керенский решил, что разоружённый пулемётный полк, с которого всё и началось, надо публично «заклеймить позором» на площади. Работавшая с пулемётчиками Крупская наблюдала это действо:

«Под узду вели разоружённые солдаты лошадей, и столько ненависти было во всей их медленной походке, что ясно было, что глупее ничего не мог Керенский придумать. И в самом деле, в Октябре пулемётный полк беззаветно пошёл за большевиками, охраняли Ильича в Смольном пулемётчики»[806].

Керенский изживал себя не только подобными дурацкими выходками, но и всей своей «политикой».

И его надо было менять.

Причём менять его намеревались в реальном масштабе времени – на рубеже лета и осени 1917 года, даже не «левые», а «правые».

Наступать на внешнем – германском, фронте реакционная имущая Элита больше не собиралась. Не собиралась потому, что это было бесперспективно и опасно, а также и потому – это было главной причиной, что готовилось мощное и решительное наступление Элиты на внутреннем фронте.

В начале июля 1917 года на совещании в узком кругу финансово-промышленных магнатов Н. К. Денисова, А. И. Путилова и Ф. А. Липского было решено выделить полмиллиона рублей на организацию военного переворота во главе с Корниловым. И это был лишь один из многих подобных сборов имущей сволочи – Ленин писал о них как о компании «торгово-промышленных Кит Китычей, Рябушинских, Бубликовых, Терещенок и К0»[807].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});