История Франции - Марк Ферро

делит свое существование с «простушками». И кроме того в XIX в. слезы все более становятся уделом женщин, а мужчинам разрешалось проливать слезы лишь в чрезвычайных обстоятельствах.

В XIX в. и позднее эти установки, поддерживаемые авторитетом науки, долгое время имели решающее значение для представления женщин о самих себе (так же как и мужчин), — писала историк Ивонна Книбилер.

Однако снова можно задаться вопросом: почему подобные рассуждения во Франции, где долгое время сохранялось «отставание» в статусе женщины, имели, по-видимому, более значительные последствия, чем в Великобритании или Германии, переживших такой же расцвет науки и медицины?

Не потому ли, что во Франции, стране католической, речи Церкви перекликались с тем, что говорила медицина?

Или же это происходило потому, что с появлением во время Французской революции народного ополчения и воинской повинности, ставших постоянными при Наполеоне, а затем распространившихся на большее количество людей, слава доставалась солдатам от их предшественников: от «ворчунов» — солдат наполеоновской гвардии — до «пуалю» — солдат-фронтовиков 1914–1918 гг.? В стране, гордой своим военным прошлым, которое воплощает ее величие, женщина исключена из этого процесса.

Подобно тому что произошло в 1789–1793 гг., женщины вновь появились в общественной жизни Франции во время революции 1848 г. Шарль Фурье отмечал, что «развитие общества и смена эпох происходят вследствие продвижения женщин к свободе».

И вновь они выходят на сцену в революционных сражениях 1871 г., во время Парижской коммуны, когда революционерку Луизу Мишель выбранил социалист Прудон: для него женщина могла быть лишь домохозяйкой или куртизанкой. Точно так же считал Флобер и многие другие, и редкие политические деятели, такие, как премьер-министр Рене Вивиани или же депутат Фердинанд Бюиссон, были членами Французской лиги за права женщин.

Если идеи Жорж Санд получили такой отклик у первых социалистов, так это, вероятно, потому, что, вместо того чтобы ратовать за предоставление женщинам политических прав, она посчитала, что до этого они должны получить права гражданские, иначе успехи будут иллюзорны.

Такое положение вещей удовлетворяло тех, кто опасался влияния Церкви на избирательный корпус женщин, как о том свидетельствовала приверженность священникам, не подчинившимся закону 1790 г. о реорганизации Церкви, во время Французской революции.

Таким образом, в то время как право женщины участвовать в выборах было признано иллюзорным — «буржуазной свободой», по мнению крайне левых, — и было осуждено той самой буржуазией, которая считала, что «женщина не способна к государственным делам», избирательное право женщин стало скорее ставкой в политической игре, чем делом принципа. Определить свое отношение к статусу женщины означало поставить вопрос не о признании права, но о прогнозах поведения на выборах, писал историк Жан Люк Пиноль.

В сумме эти аргументы привели к тому, что женщины стали менее активны. Накануне Второй мировой войны Луиза Вайс, находившаяся в первых рядах борьбы за право голоса для женщин, признавалась, что, «когда я говорила о праве голоса, крестьянки стояли разинув рот, работницы смеялись, лавочницы пожимали плечами, а дамы из буржуазных кругов в ужасе отталкивали меня».

Тем не менее во время войны 1914–1918 гг. вновь произошел прорыв: женщины заменили мужчин, в частности на военных заводах. Их способности проявились со всей очевидностью, но не были признаны ни их требования, ни право по возможности заменить мужчин; это происходило только в профессиях, теряющих авторитет (что стало еще очевиднее после Второй мировой войны): сначала в здравоохранении, затем в образовании и в сфере услуг. Но высоких постов женщина достигали лишь в исключительных случаях.

Один из парадоксов в положении женщин заключался в том, что Республика относилась к ним с опаской, считая, что они покорны своим пастырям и, следовательно, необходимо оградить от них детей, что явилось основной политической причиной воспитания детей в светской школе. Однако именно в области образования в XIX и XX вв. роль женщин в обществе сделала наибольший шаг вперед.

С одной стороны, за женщинами закреплялась роль в семейной жизни, «чтобы они могли заниматься детьми», а с другой — именно воспитывая детей, они вновь проникали в сферу общественной жизни.

Это движение могло произойти лишь благодаря централизованному государству, ведь сопротивление такой ассимиляции шло снизу, и даже от самих учителей-мужчин, которые позже противились продвижению женщин в университетской иерархии.

Во всех случаях требования женщин в сфере образования в большей степени касались возможности получить высокий пост, чем устранения разницы в уровне зарплат.

Не потому ли, что речь шла о деятельности, соответствующей традиционной роли женщин — давать жизнь и воспитывать, общество признавало, что только учительницы младших классов и повитухи занимаются воистину женскими профессиями? В Сент-Этьене, например, в первой половине XX в. нам ничего не известно о женщинах, работавших в промышленности в профессиях, признанных в соответствии с уставом. Женщины, конечно же, работали на заводах и даже в конторах, но выполняли неквалифицированную работу. Они трудились также на тех работах, которые представляли собой продолжение домашнего хозяйства.

Работа и протест

Именно с развитием промышленности проблема женского труда потребовала нового подхода. Общество задалось вопросом: «Как работа влияет на физическое состояние женщин и на их возможность выполнять обязанности матери семейства?» Раньше такой вопрос не вставал, поскольку люди признавали, что женщины, конечно же, выполняли множество работ, но — в том самом месте, где они сочетали репродуктивную деятельность, заботу о детях и домашнее хозяйство. Тем не менее в Париже до промышленной революции пятая часть взрослого женского населения зарабатывала на жизнь. В основном речь шла о незамужних женщинах.

Развитие промышленности поставило женщин перед выбором между домашней работой и работой на заводе. Факт найма женщин на заводы означал, что работодатели стремились сэкономить на оплате рабочей силы, ведь с появлением станков ручной труд требовал меньше ловкости и силы и стало возможным использовать женщин и детей — уловка, для того чтобы меньше платить, в том числе и рабочим… Профсоюзы начали волноваться, но общественное мнение было мобилизовано лишь по вопросу о бесчеловечности использования детского труда. Действительно, в том, что касалось женщин, насколько французы проводили половые различия между трудом и домашней работой, настолько же они законодательно разделяли продукцию и репродукцию. Специфические тяготы женского труда и неравенство