Железная маска (сборник) - Теофиль Готье

– А ужин, так заботливо приготовленный, неужели вы думаете?

– Тсс!.. Я ничего не думаю, ровно ничего, я пользуюсь дарами, ниспосланными мне богом, и благодарю за них только бога. Взгляни на это столовое серебро, какая прелесть! Если бы мне не попался в пути этот благородный незнакомец, я просто не смогла бы есть из простого прибора. А эта серебряная чашка с позолотой… Можно подумать, что ее сделал сам Бенвенуто! Мне хочется пить, Джидза.

Камеристка, наполнив чашку водой, добавила туда несколько капель драгоценной липарской мальвазии. Графиня сделала два-три глотка, более для того, чтобы дотронуться до чашки губами, чем оттого, что ей и в самом деле хотелось пить. Путем этого ласкового прикосновения, она словно пыталась почувствовать, действительно ли любовник дал распоряжения, уважая ее потребности в роскоши и великолепии. Ведь если человек приучен к такому с детства, сия потребность превращается в необходимость.

Подали ужин. Графиня ела так, как едят изящные благовоспитанные женщины: едва прикасаясь к блюдам, как колибри, пчелы или бабочки. Рассеянная и несколько озабоченная, Джемма не отрывала взгляда от двери, и каждый раз, как та отворялась, она вздрагивала, глаза ее увлажнялись и ей становилось трудно дышать. Однако постепенно она впала в состояние сладкой истомы, причину которой сама не могла понять. Джидза встревожилась, заметив это.

– Госпоже графине нездоровится?

– Нет-нет, – ответила Джемма едва слышно. – Ты не находишь, что от этих благовоний слегка кружится голова?

– Не желает ли госпожа графиня, чтобы я отворила окно?

– Ни в коем случае! Мне кажется, что я вот-вот умру, но отчего-то я думаю, что такая смерть была бы очень приятна. Сними с меня шляпу – она давит на голову, мне тяжело в ней.

Джидза повиновалась. Длинные волосы графини роскошными волнистыми прядями пали до самой земли.

– Неужели, Джидза, ты не чувствуешь того же, что я? Что за неведомое блаженство! Словно небесная благодать струится по моим жилам, можно подумать, будто я выпила волшебный напиток. Помоги мне встать и добраться до зеркала.

Джидза, поддерживая графиню, довела ее до камина. Остановившись перед ним, Джемма облокотилась на каминную доску, опустила голову на руки и взглянула на свое отражение.

– А теперь, – проговорила она, – вели унести все это, раздень меня и оставь одну.

Камеристка повиновалась. Лакеи графини убрали со стола, и, когда они, закончив, вышли, Джидза выполнила вторую часть приказания своей хозяйки, по-прежнему стоящей у зеркала. Графиня едва шевелилась: она томно подняла сначала одну руку, а затем другую, чтобы горничная могла довести свое дело до конца. Госпожа словно была погружена в сон наяву – она вряд ли заметила, что камеристка закончила с нарядом хозяйки и вышла, оставив графиню одну.

В состоянии, похожем на сомнамбулическое, графиня машинально приготовилась ко сну, легла в кровать и, облокотясь на изголовье, несколько мгновений не спускала глаз с двери. Но, несмотря на все старания побороть сон, веки ее вскоре отяжелели, глаза закрылись, она опустилась на подушку и, глубоко вздохнув, прошептала имя Родольфо.

Проснувшись на следующее утро, Джемма вытянула руку, ожидая найти кого-то рядом с собой, но она была одна. Она обвела глазами комнату, затем взгляд ее остановился на столике возле кровати – на нем лежало незапечатанное письмо. Она взяла листок и прочла следующее:

Госпожа графиня, я мог бы отомстить вам как разбойник, но предпочел доставить себе королевское удовольствие. Для того же, чтобы, пробудившись, вы не подумали, будто видели сон, я оставил вам доказательство истинности всего случившегося: посмотритесь в зеркало.

Паскуале Бруно

Джемма почувствовала, как дрожь пробежала по ее телу и на лбу выступил холодный пот. По привычке она протянула руку к колокольчику, но тут же отдернула руку: инстинкт подсказал ей, что звать не следует. Графиня собрала все свои силы, соскочила с кровати, подбежала к зеркалу и вскрикнула: ее голова и брови были начисто выбриты.

Она тотчас же закуталась в шаль, поспешила сесть в карету и велела сию же секунду возвращаться в Палермо.

Приехав, она написала князю де Карини, что ее духовник во искупление грехов приказал ей сбрить волосы и брови и на год поступить в монастырь.

IX

Первого мая 1805 года в замке Кастель-Нуово царило веселье: Паскуале Бруно, находясь в прекрасном расположении духа, угощал ужином одного из друзей по имени Плачидо Мели – честного контрабандиста из деревни Джессо и двух девок, которых тот привез из Мессины, чтобы с особой приятностью провести ночь. Подобное дружеское внимание явно тронуло Бруно. Не желая оставаться в долгу у столь предупредительного приятеля, он решил задать настоящий пир: из подвалов маленькой крепости были извлечены лучшие вина Сицилии и Калабрии, первейшие повара Баузо трудились на кухне, и в ход была пущена та своеобразная роскошь, которая порой так нравилась герою нашей истории. Веселье било ключом, хотя сотрапезники лишь приступили к ужину. В это время Али принес Плачидо записку от какого-то крестьянина из Джессо. Плачидо прочел ее и с досадой скомкал в руках.

– Чтоб ему пусто было! – воскликнул он. – Ну и время же выбрал, негодяй!..

– Кто такой?

– Да капитан Луиджи Кама из Вилла-Сант-Джовани, чтоб его черт побрал!

– Тот Луиджи, что поставляет нам ром? – переспросил Бруно.

– Он самый, – ответил Плачидо. – Он пишет, что ждет меня на берегу моря, вся поклажа с ним и он хочет отделаться от нее, пока таможенники не пронюхали о его приезде.

– Дело прежде всего, дружище, – сказал Бруно. – Я тебя подожду. Кампания у нас собралась приятная. Будь спокоен, если не слишком задержишься, найдешь на столе немало всяких угощений. Напьешься, наешься, да и после тебя еще останется.

– Работы там на час самое большее, – продолжал Плачидо, соглашаясь с доводами хозяина дома. – А море всего в пятидесяти шагах отсюда.

– Перед нами же целая ночь, – заметил Паскуале.

– Приятного аппетита, приятель.

– Желаю удачи, друг.

Плачидо вышел, Бруно остался с двумя девицами. Как он и обещал своему гостю, веселье за столом ничуть не пострадало от отсутствия контрабандиста. Бруно был любезен с обеими дамами, разговор, жесты становились все оживленнее. И тут дверь отворилась и вошел новый посетитель. Паскуале обернулся и узнал мальтийского коммерсанта, о котором мы уже не раз упоминали, – Бруно был одним из лучших его клиентов.