Тень Уробороса (Лицедеи) - Сергей Гомонов

Через несколько минут я заметил, что птица слегка дернулась и крыло ее затрепетало. Это казалось чудом.

— Но с человеком, высокоорганизованным существом, все куда более сложно. Ты ведь понимаешь, что птица устроена не так замысловато, как мы… И у нас не было опыта экспериментов с людьми или приматами. Мы еще не успели дойти до этого. А на Земле пока лишь только задумываются о подобном. — В тоне Агриппы промелькнула гордость, которую он тут же погасил стыдливым смирением. — К счастью, с тебя была снята «мерка» сразу после крещения.

Я кивнул, потому что уже знал причину этой предусмотрительности. Вирт не лгал, когда сказал, что меня прочили на замену Иерарху Эндомиону. Наверное, это было сделано примерно на такой вот случай…

Птаха в коробе оживала. Она перевернулась на живот. Ей было отчаянно плохо, и я помню это состояние… Бедняга пыталась поднять голову, но заваливалась набок, пробовала встать на лапы — и тут же падала, распластав крылья. Хотелось выхватить ее оттуда и греть в ладонях, пока все не кончится. Это была агония, но в обратном порядке. Правда, птица едва ли понимала разницу и страдала, как перед смертью.

— Я понимаю… — мне пришлось собрать волю, чтобы отвернуться и не следить за дальнейшими стадиями страшного воскрешения. — Я читал об этом во Внешнем Круге… Вуду, зомби…

— О, нет! — запротестовал Агриппа, а братья-монахи так и не поняли, о чем я говорю. — Нет! Это всего лишь схоже внешне! Зомби не жили, ты ведь знаешь. У них не восстанавливались биологические функции! Все, на что они были способны, это передвижение и некоторые грубые действия, которые им навязывались. Этап между спадом трупного окоченения и разложением тканей, но чаще все заканчивалось прежде. Кроме того, Кристиан, это были редкие случаи, очень редкий колдун обладал такой силой знания, что умел это делать. Остальное — лишь легенды, раздутые на слухах.

Я заставил себя улыбнуться и неловко пошутить:

— Спасибо, теперь я спокоен, что хотя бы не являюсь ходячим мертвецом… Но что происходит сейчас с Внешним Кругом? Я узнал, что с Фауста туда направляются некие странные люди. Кто они?

Агриппа нахмурился:

— Странные люди?! Мне неведомо, о чем ты говоришь.

Он отключил прибор и вытащил птицу из контейнера. В ладони магистра она сидела смирно и только моргала.

Я рассказал о том, что вынес из беседы с Виртом в монастыре Хеала. Агриппа и братья встревожились:

— Если это так, — заговорил мой названый отец, — то мы должны успеть что-то сделать, иначе будет поздно. Сидеть и ждать уже нельзя.

— Я должен вернуться и все рассказать в Управлении.

Услышав эти мои слова, магистр вздрогнул. Казалось, он ждал их с ужасом, изо всех сил желая, чтобы я никогда это не произнес. Так же точно я ждал того выстрела, возвращаясь с Кейт-Диком и Чейфером-Фанни с Земли прошлого в развалины нынешнего Бруклина…

— Да… По-другому невозможно, — согласился он, спустя несколько растянувшихся минут. — Надо найти способ отправить тебя к ним…

Под ребрами у меня запорхало, замерло и разлилось теплом по жилам. Это был не страх, нет. Совсем наоборот. Это была слабая, но и сладкая надежда снова увидеть одного очень важного для меня человека. Просто увидеть. Просто посмотреть в глаза. И еще что-то толкало в спину, и я знал, что. Чувство долга: я был обязан теперь что-то предпринять, если мне довелось узнать о случившемся.

— Мы доберемся до фаустянского ТДМ, — наконец сказал магистр. — Правдами или неправдами, но ты попадешь на Землю. Но там… береги себя там, сынок.

* * *

Земля, Мексика — восточная часть североамериканского континента, конец июля 1002 года

Джоконда, конечно, могла бы доставить к начальнице всех поднятых на борт флайера путешественников. Однако вид Полины и Дика заставил ее принять самовольное решение и срочно госпитализировать их обоих, а уже с оставшейся командой «клеомедянских беглецов» нагрянуть в поместье генерала Калиостро.

Угрюмый и недоверчивый Чезаре Ломброни без всякого на то приказа упаковал неизвестного в смирительную рубашку, заодно решив его проблему с одеждой, а Порко и Марчелло, кривя носы, поволокли в портативную душевую кабину до смерти напуганного пастуха.

— Не дрыгайся ты, скифо пуцца[41]! — Витторио было не до расшаркиваний: вонь мокрых и грязных шкур, в которые был обряжен Эфий, вкупе с запахом козьей крови и давно не мытого тела резала глаза.

— Тобой можно заменять биологическое оружие! — усмехнулся более терпеливый Марчелло, впихивая раздетого клеомедянина под струю воды и с отвращением выбрасывая стянутые с него лохмотья в молекулярный распылитель.

Тем временем флайер поднялся в воздух и помчал их всех в Сан-Франциско. Эфий почувствовал взлет и отчаянно заколотился в прозрачном пластике душевой, не понимая, что с ним собираются делать — утопить или задушить — в этом тесном помещении. Клаустрофобия окончательно помутила его рассудок, юноша кричал, набивал себе шишки и синяки и, совершенно понятно, делать то, зачем его туда запихнули, не собирался.

— Бруто[42]! — Порко-Витторио плюнул себе под ноги и ушел, оставив Марчелло в компании дикого клеомедянина.

Запеленатый в специальный обездвиживающий костюм, кудловолосый чужак сидел в отведенном для него кресле и молча озирался. Многое в окружающей обстановке и в поведении людей вызывало у него благоговейный испуг, но это не был испуг дикаря сродни Эфию. Он решил покорно ждать, куда повернет его судьба. Кажется, одно то, что никто не собирается в него стрелять прямо здесь, не сходя с места, успокоило незнакомца. После холодного мексиканского ливня теплая каюта флайера и сухое, хоть и лишающее движений белье привели мужчину в полусонное состояние. Само похмелье прошло, но измученный организм потребовал немедленного отдыха, и чужак начал дремать.

— Мне кажется, — вполголоса поделился с остальными Феликс Лагранж, поглядывая в сторону клюющего носом незнакомца, — что он — один из этих типов. Это мои догадки, но можно попытаться установить его личность.

— Я пытаюсь, — улыбнулась Джоконда, которая уже успела окунуться в свой комп и начать поиск. — Но пока безуспешно. Инфа по Земле обработана, таких у нас не числится.

— А если он сменил внешность? — предположила Фанни.

— Можно тогда я его стукну? — с живостью отозвался Чезаре, взблескивая черными зрачками и даже привставая с места, на что Витторио не преминул тут же отозваться издевкой:

— Чез, тебе лишь бы кого-нибудь стукнуть! — и выплюнул несколько скорлупок орешков прямо себе на пиджак.