Новый Михаил - Владимир Викторович Бабкин

толп мальчишки-газетчики выкрикивали праздничные заголовки утренних газет.

«Обращение государя императора ко всем верным подданным!»

«Государь император повелел Государственной Думе подготовить новый Закон о земле!»

«Государь император повелел Государственной Думе подготовить Трудовой кодекс!»

«В Государственную Думу внесен проект Закона о всеобщем равном избирательном праве и равных правах для женщин!»

«В Государственную Думу внесен проект Закона об отмене сословных и прочих ограничений!»

«Государь император повелел Государственной Думе подготовить Закон о созыве Конституционной ассамблеи!»

«Россия подтверждает приверженность выполнению „Ста дней для мира!”»

«Государь император повелел установить новый государственный праздник – Первое мая – День Освобождения Труда!»

«Благая весть! Благая весть! Покупайте газеты!»

И газеты расхватывали словно горячие пирожки. Толпы возбужденно обсуждали новости, играла музыка, деревья и столбы были украшены цветными лентами, лоточники разносили сладости, городовые ходили с улыбками на лицах, и в городе царила праздничная эйфория.

Что ж, не зря я вчера давал аудиенцию новому руководству Государственной Думы. Прониклись важностью момента. И князь Волконский поспособствовал, да и на нового председателя я рассчитывал, поскольку господин Богданов показался мне верноподданным вполне вменяемым и договороспособным. Ну, а вдруг что, вдруг надо протащить какой-то особо токсичный закон, так у него есть заместитель – господин Крупенский, на которого есть довольно обширное досье в Отдельном Корпусе жандармов, в том числе и его собственноручные расписки на получение от Департамента полиции вознаграждения за осведомительство в общей сумме свыше двадцати тысяч рублей. Да и близок он был к великому князю Кириллу Владимировичу, что по нынешним временам, вдруг что, вполне тянуло на очень большие пожизненные неприятности. Да и не один он там такой. Так что были у меня методы воздействия на Государственную Думу. И она меня не подвела.

Я смотрел на бурлящую Красную площадь из окна своей двухуровневой библиотеки в ротонде Дома Империи и пытался дать ответ самому себе: миновала ли угроза? Не обернутся ли эти толпы, словно оборотень, страшным зверем? Удалось ли сбить тот возбужденно-агрессивный настрой, который царил на улицах еще несколько дней назад? Ответа у меня не было. Все могло повернуться как угодно.

Тем более что многое все еще не зависело от моей не очень скромной персоны. Игра, которая разворачивалась сейчас между Россией, с одной стороны, Великобританией и Францией – с другой, при молчаливом нейтралитете остальных членов Антанты и США, очень напоминала мне блеф в покере, когда каждый из игроков пытается продемонстрировать куда более лучший расклад на руках, чем есть на самом деле. По нашим коллективным прогнозам и анализу, именно блефом было стремление повысить ставки в игре за счет выдвижения совершенно неприемлемых требований к России о передаче под полное французское командование русских войск во Франции и, как следствие, участие в наступлении Нивеля. Не было ни одной логически обоснованной причины Парижу и Лондону ухудшать и без того плохие отношения между важнейшими союзниками.

Причем в этой игре Англия явно играла роль хорошего полицейского, а Франция – соответственно плохого. Мой чудесный кузен Джорджи всячески изображал взвешенный подход, но и он не демонстрировал явного желания договариваться. Было очевидно, что и в Лондоне, и в Париже однозначно уверены в том, что Россия уступит, новый русский царь капитулирует или же его окружение предпочтет уронить императора головой вниз с лестницы, дабы не портить отношения с «цивилизованным миром».

Вот только всю эту вольницу за истекший почти месяц я поприжал, а ночные аресты посреди грозы убедили даже непонятливых, что меня просто так не скинешь и не запугаешь. И что ответка обязательно прилетит и не спасет ни происхождение, ни положение, ни богатство, ни связи. Что я не какой-нибудь Распутин. А что касается наших чудесных союзников, то тут мы тоже могли повышать ставки.

Во-первых, наш МИД официально обратился ко всем странам начать консультации по вопросу обмена пленными, как одного из важнейших пунктов в общих переговорах о возможном заключении перемирия на фронтах. Намек был достаточно толстым, и в европейских столицах его поняли правильно, а из Ватикана даже прислали предложение выступить в качестве посредников в этом вопросе. Что ж, Бенедикт XV явно уловил, куда дует ветер общественного мнения, и решил воспользоваться подходящим случаем для укрепления авторитета Церкви. Надеюсь, что в католической Франции его призыв будет услышан хотя бы среди паствы.

Во-вторых, у мистера Рейли на трибунале неожиданно прорезался голос, и он вдруг начал «жечь глаголом» на процессе, открывая изумленному миру все новые и новые подробности участия в заговорах официальных лиц британского и французского посольств, а также деятельности английской разведки по организации переворота в России и по (о, какая неожиданность!) выполнению задачи по выведению России из войны, с целью исключить ее из числа держав-победительниц, дабы лишить полагающихся дивидендов от победы и направить силы германской военной машины на восток.

В-третьих, в ночь Длинных Молний, как я ее называл про себя, был арестован и бывший министр иностранных дел Сазонов, что было верно истолковано и Прогрессивным блоком в Государственной Думе, и англофильскими кругами в России, и властными кругами в самой Британии. Факт того, что Сазонов успел быть назначенным Николаем Вторым послом России в Великобритании, но не успел выехать в Лондон и был арестован в Петрограде, придавал этому делу дополнительную пикантность.

Все это печаталось в сегодняшней прессе, в том числе и иностранной. И если в России это не вызвало такой уж бурной реакции, будучи наложенной на обнародование различных «плюшек» от власти к празднику Благовещения, то вот в европейской и, в особенности, американской прессе эти темы муссировали достаточно активно. Даже скованные военной цензурой британские и французские газеты не смогли совсем уж замолчать такие события.

Разумеется, общий тон прессы Англии и Франции был резко негативным, а Набокова и Мостовского вызвали в соответствующие МИДы в Лондоне и Париже, где им были вручены ноты протеста, но игра уже приняла такой размах и ставки были так велики, что подобными мелочами можно было не заморачиваться.

Во всяком случае, я постарался донести до