Итоги № 11 (2013) - Итоги Итоги

— Для чего вам потребовалась киевская поездка? Напомню читателям: 5 февраля 2004 года вы вдруг исчезли из Москвы, ваша супруга забила тревогу, а 10-го вернулись из Киева, как говорили, в не совсем адекватном состоянии. При этом, подчеркну, исчез не кто-нибудь, а кандидат в президенты России. Многие в Москве вспомнили о ваших связях с Березовским, заговорили о возможном срыве выборов. Почему, уезжая, даже жене ничего не сказали?

— Да если бы я свою половину во все свои планы посвящал, можно было бы с ума сойти. Порой она просыпалась, а я уже в Чечне или где-то в другом месте. Если хотите, оберегал. Хотя она и в Чечню со мной летала. Виктор Степанович попросил однажды привезти всех чеченских архаровцев, как он их называл, к нему в Бочаров Ручей в Сочи, где он отдыхал. А я в отпуск собирался. Залетел в Грозный, убедил всех ехать. Альбина Николаевна тем временем ждала в самолете. Убеждал я их часов пять. Думаю, она страхов натерпелась. Когда они вошли в салон, до такой степени оказались растерянны, не ожидали, что я прилетел с супругой. Опешили — и Удугов, и Закаев, и Абумуслимов, и Яриханов...

Что до моего приезда в Киев инкогнито, то больше всех был тогда разозлен наш посол на Украине Виктор Степанович Черномырдин. Это он мне потом и высказал. Но я всегда предпочитал не создавать головную боль нашим послам, а среди них было много друзей.

— И все же зачем поехали на Украину?

— После работы в Совете безопасности я плотно занимался чеченским урегулированием. В начале 2004-го мне сказали, что в Киеве возможна встреча с Асланом Масхадовым. Таких поездок, конфиденциальных, когда никто толком не знал, куда я поехал, повторюсь, было довольно много. В Киев я поехал по доброй воле, поскольку была обещана встреча, но она не состоялась. Не по моей вине. И больше Аслана Алиевича я в жизни не видел.

— Не смущало, что к Масхадову в Москве тогда уже сложилось сугубо отрицательное отношение?

— У нас ведь как бывает: сегодня отрицательное, завтра положительное. К тому же я думал о людях своей совбезовской команды, которые все чаще оказывались в небезопасном положении.

— Из-за этого такая конспирация при поездке на Украину: сначала машиной до Калуги, затем пересели на поезд…

— До этого были случаи, когда самолет со мной выруливал на взлетную полосу, а ему запрещали разгон и возвращали к аэровокзалу. Все время шли дискуссии: долбить сепаратистов или договариваться с ними. Я отстаивал позицию, что спасти наших людей, предотвращать теракты проще через переговоры.

— Между тем устоялась версия, что киевскую поездку организовал Березовский, чтобы развалить президентские выборы в России через ваше физическое устранение. Убийство, проще говоря.

— Как говорил Станиславский, не верю! Во-первых, я поехал в Киев как кандидат в кандидаты. То есть Центризбирком меня еще не зарегистрировал. Во-вторых, за киевской встречей стояло несколько людей, и при всем желании Борис всех координировать не мог. Хотя, насмотревшись последних фильмов, моя супруга не без испуга спросила: «Неужели тебя правда могли сбросить с поезда под Львовом?»

— В Киеве вас пытались накормить психотропами…

— В один момент показалось... Обычно интуиция меня не подводит. Была ли прослушка киевстаровского мобильника? Обычное дело. А уж о том, что можно выяснить местонахождение человека по его телефону, каждый школьник знает. Спецслужбы как работали, так и работают. Ко мне пытались тогда приклеить образ этакого неуправляемого шута.

— А в Лондон вы улетели после Киева из чувства самосохранения?

— Не совсем так. В Лондоне было человек 5—7 спонсоров и активистов моей предвыборной кампании, надо было посоветоваться. Часто говорят о Борисе Березовском, но Борис выступал больше как продюсер, а не спонсор. Не буду называть всех имен, они достаточно громкие и сейчас на слуху в политике, бизнесе.

— Почему же вы сняли свою кандидатуру с президентских выборов?

— Мне не дали вести агитационную и предвыборную кампанию ни здесь, ни из-за границы, умные люди из избиркома намекали: да сними ты, Иван Петрович, свою кандидатуру.

— А зачем ввязались в другую лондонскую историю — судебный процесс 2003 года, где Российская Федерация требовала у Великобритании выдачи Ахмеда Закаева?

— Вот и тогда газеты недоумевали: зачем Рыбкину это надо? Вбрасывалась информация про «заказ Березовского». Я поехал не Закаева защищать, а нашу совбезовскую команду. Все чаще стали раздаваться голоса: с кем это Иван Петрович вел переговоры? Как будто Иван Петрович с улицы взятый человек, ни в чем не разбирающийся. Прежде чем вести переговоры после назначения меня секретарем СБ и полномочным представителем в Чечне, я попросил, чтобы был назначен полпред в правительстве в ранге вице-премьера. Он вел все финансовые вопросы. Я испросил разрешения создать комиссию по переговорному процессу в Чечне. Борис Николаевич утвердил ее состав. Попросил директивы на ведение переговоров. Борис Николаевич это тоже подписал. Ельциным была утверждена также концепция мирного урегулирования ситуации в Чечне и вокруг. Конечно, разрабатывали мы все сообща, но все это было подписано президентом. Имеет гриф особой секретности. До сих пор! За каждый вылет в Чечню я писал Ельцину докладную записку: о чем говорил, каковы успехи и неуспехи.

И когда Аслан Масхадов сформировал делегацию для переговоров со мной, персонально ее обозначив, я обратился в ФСБ, в Генпрокуратуру, в МВД: как вы относитесь к тому, что я с этими людьми буду вести переговоры? Находится ли кто-то из них в розыске, заведены ли на них уголовные дела, есть ли судимости? Мне ответили: уголовных дел ни на одного из четырех членов чеченской делегации нет, а старые судимости были у Удугова и Закаева, по-моему, у одного за драку, у другого за мошенничество. Эти мои запросы датированы 1996 годом. А потом, после моего ухода из СБ, в силу какой-то забывчивости стали говорить, что я чуть ли не политический хулиган, с кем хотел, с тем и вел переговоры. Пошли вызовы в Генпрокуратуру.

Я считал своей обязанностью объясниться. Приехал в Лондон. Туда же прибыли заместитель генпрокурора Фридинский, ставший потом главным военным прокурором, и другие представители. Я был вынужден выйти на трибуну суда, поклясться в том, что говорю правду и только правду. Но, прежде чем начал свою речь, вдруг поднимается королевский прокурор и по сути дела снимает мое выступление. Он говорит: «По доверенности Генпрокуратуры РФ хочу заявить, что Иван Петрович Рыбкин, будучи секретарем СБ РФ и полномочным представителем в Чеченской Республике, в свое время действительно обратился с запросом и в Генпрокуратуру, и в ФСБ, и в МВД. Он просил пояснить, что за люди Хож-Ахмед Яриханов, Мовлади Удугов, Ахмед Закаев, Саид-Хасан Абумуслимов». Это он констатировал верно. Но как объяснить, что в предъявленном Генпрокуратурой суду документе значилось, что уголовное дело Закаева было открыто в 1994—1995 годах? У меня-то были запросы о них от 96-го, и все чисто…

Однажды встретились на «Эхе Москвы» с Прохановым: «Ты что, Александр Андреевич, на меня бочку катишь: назначенец да назначенец?.. Да притом «назначенец Ельцина». Меня на все мои должности люди избирали. Совет безопасности — да, это решение президента. Но ты забыл, как наш с тобой общий приятель Геннадий Андреевич Зюганов после моего назначения секретарем СБ и полпредом в Чечне сказал, что Рыбкину не путевку в Сочи дали». Я, вчерашний председатель Госдумы, поехал в республику, конфликтную и залитую кровью, полностью разрушенную. Один и без оружия. А у Березовского, когда мы из самолета выходили, точка красного лазерного прицела на лысине светилась.

— Кстати, какое отношение сохранили к Борису Абрамовичу?

— Как относился, так и буду относиться. А когда он должен был от меня по шапке получить, он получал сполна и по полной программе без всяких изъятий, со всеми казачьими привнесениями. Иногда зарабатывал. Но это рабочие моменты, и он об этом знает. Он меня как-то спрашивает: «Боксом занимались, да?» — «Занимался». — «А что, вы можете сейчас ударить, чтобы человек с ног улетел?» — «А ты хочешь попробовать?» Он так предусмотрительно сразу на два шага назад отдернул. Кстати, сам человек, безусловно, талантливый, он с давних пор окружал себя людьми сомнительными, мелкими. И я часто ему об этом говорил. Они и привели к тому, кто он сейчас.

— С Лебедем в тот период много приходилось работать?

— К Александру Ивановичу Лебедю я летал еще тогда, когда он был назначен командующим армией в Приднестровье, а я был членом Верховного Совета России. Сейчас уже можно сказать, летали под легендами, под кличками. Одна поездка особенно памятна. После того как страшные бои произошли в Приднестровье, Лебедь вынужден был раздать оружие, и люди, осевшие там офицеры запаса, отбросили тех, кто на них нападал, за Днестр. В нашей группе от силовиков был генерал КГБ Прилуков Виталий Михайлович. Так получилось, что в документах мне указали звание майор, а ему капитан. Сидим в Ростове, нам Украина не дает коридора, ветер жуткий, гуляем по бетонке, он что-то занервничал и ругаться стал, я ему говорю: «Капитан, вы что себе позволяете?» На самом же деле он генерал-лейтенант. Мы рассмеялись, напряжение спало. В Тирасполе встретил Лебедь, ему только что генерал-лейтенанта дали. Так и познакомились. С тех пор друг друга понимали.