Царичина - Владимир Симеонович Манчев

«Винчестера» только один раз, благодаря школьному товарищу отца — дяде Вылко — давшему мне пострелять из этого раритета. Из мосинского карабина, ПМ и даже нагана тоже стрелять приходилось, но их в коллекции отставного полковника не было. Зато, к моему счастью, был ОСК-88, о котором я кое-какое представление имел, даже четыре выстрела сделал. И я пообещал себе, что как-нибудь и его захвачу в Болгарию XIX века. А пока надо было начинать обучение наших героев обращению с новым для них оружием.

Весь вечер и половину следующего дня мы посвятили изучению новой матчасти, а после обеда отправились за мельницу, подальше от села — пострелять.

Вернулись мы уже на закате, усталые, но довольные, хотя патронов израсходовали, пожалуй, не меньше половины. Лучшими стрелками оказались Вылчан, Борис, Румен и Христо, причем из последнего, как когда-то заметил Первушин, мог получится настоящий снайпер. За ними следовали Димитр и Фотю. Остальным предстояло еще, как говорил Владимир Ильич, «учиться, учиться и учиться», но желание у парней было, а это главное.

Приказав молодежи чистить оружие и показав, как это делать, мы с Вылчаном и дядей Тодором, остававшимся на хозяйстве, уединились в комнате бывшего хозяина дома на военный совет. И тут, как говорится, на самом интересном месте, в комнату постучали. Дядя Тодор недовольно спросил, что случилось и почему, несмотря на запрет, нас беспокоят в это время. Дверь открылась и, извинившись, через порог робко перешагнул его младший сын Никола:

— Папа, там Василка говорит, что пришли какие-то люди и тебя спрашивают, говорят, что из Чибаовцы сбежали, от чорбаджии Эню.

— И что им от меня надо? — нахмурился дядя Тодор.

— Наши селяне их к нам направили. Сказали, что раз мы бедным помогаем и один из русских офицеров вернулся, то пусть попытают удачи у нас.

Наш хозяин уже хотел что-то ответить, но я, извинившись, вступил в разговор, спросив паренька, что это за люди и сколько их, а сам удивился, насколько быстро распространилась в селе новость о моем возвращении. Оказалось, что пришедших четверо: два брата-близнеца, женщина — их мать — да девочка, по-видимому, их сестренка.

— Дядя Тодор, я думаю, надо посмотреть, что за люди, потолковать с ними. Если ребята взрослые и серьезные, возьмем их в чету, да и тебе в хозяйстве рабочие руки лишними не будут.

— Хорошо, ребятки, давайте посмотрим, кого нам Бог послал. А ты, Никола, зови парней сюда, а о женщине и девочке пускай Василка позаботится. — произнес хозяин дома, решительно встал и уже в спину побежавшему сыну крикнул:

— Да ворота получше запри!

Наши поздние гости впечатление производили жалкое — в износившейся одежде, дырявых цырвулях (кожаных чувяках), усталые, с длинными, нечесаными волосами, пахнущие овцами. Парни оказались братьями-близнецами, звали их Атанас и Григор и было им семнадцать лет отроду. Из их сбивчивого рассказа следовало, что вместе с матерью Лазариной и тринадцатилетней младшей сестрой Яной они пришли в поисках лучшей жизни с выселок Краиште, что в селе Чибаовцы, недалеко отсюда. Кто-то из царичинских крестьян, приходивший на их выселки рассказал о том, что у них появились какие-то загадочные русские офицеры (мы с Первушиным договорились выдавать себя за двух русских майоров, присланных в Болгарию с секретным заданием), вместе с местными селянами разгромившие банду башибузуков, сначала напавших на мельника, а затем убивших и ограбивших чорбаджию Стояна. Эти же русские и местные парни часть богатств, а также половину большого стада овец чорбаджии раздали крестьянам. Тот же селянин говорил, что теперь у них жизнь наладилась и даже чета своя имеется, для защиты от разбойников. Вот парни и решили попытать счастья — взяли с собой мать и сестру, да отправились в Царичину. До села добрались быстро, ну а дальше добрые люди посоветовали идти к дяде Тодору, известному своим добрым и справедливым характером. Тут гостеприимный хозяин улыбнулся в усы и спросил ребят об их отце. Парни опустили головы, вздохнули и один из них тихо ответил, что его убили разбойники, украли овец, которых он пас, а местный чорбаджия отнял за это их дом и почти все имущество, поселил всех в маленькой мазанке, пристроенной к овчарне, и заставил работать на себя. Часть стада потом нашли, однако местный богатей продолжал держать несчастную семью у себя на положении рабов. Беглецы, закончив свое грустное повествование, умолкли, а я дал себе слово навестить этого куркуля Эню при первой же возможности, но прежде пополнить наш арсенал и боеприпасы.

Первым нарушил молчание дядя Тодор:

— Ну, ребятки, раз уж такое дело, оставайтесь пока у меня. Никола, проводи их к Василке — пусть умоются с дороги, поедят, да спать ложатся. Парней в ту комнату отведешь, в которой у прежнего чорбаджии его телохранители жили, а женщин пускай Василка куда-нибудь определит.

— Хорошо, папа! — весело ответил младший сын — Пошли, ребята.

Когда молодежь удалилась, мы вернулись в комнату, закрыли дверь на засов и продолжили наш военный совет, учитывая изменившуюсь обстановку. Было решено оставить пока всю семью в новом доме дяди Тодора, благо он сам это предложил, а места вполне хватало. Атанаса и Григора я предложил считать младшими четниками и поручить им, кроме обязательного военного обучения, часть забот по хозяйству, например, выпас овец, но только втроем с пастухом Пенчо, сыном Василки, и при оружии. Для чего Вылчан и Борис должны были хотя бы пару дней с ними как следует позаниматься, ибо, как говорил наш военрук, капитан Земляникин, оружие в руках дикаря — кусок металла. Слова товарища капитана пришлись моим соратникам по душе. Разумеется, я назвал нашего учителя военного дела знакомым офицером, ничуть не соврав. Мать и сестру братьев-близнецов, а также молодых жен Вылчана и Христо я предложил привлечь к пошиву специальной формы для четников. Наш воевода живо заинтересовался этим вопросом и пришлось рассказывать ему о преимуществах камуфляжа и хорошей маскировки, их необходимости при партизанской войне.

— И что же это за партизаны такие? — полюбопытствовал Вылчан.

— Было это давно, еще во время войны с Бонапартом. — вдохновенно начал я, но тут же осекся: а вдруг в этом мире и Наполеона никакого не было? Ведь не было же Гитлера в мире Первушина. А может был, да ничего натворить не смог, так и остался капралом? Но, на мое счастье, вмешался дядя Тодор:

— Да, помню, учитель наш сельский, отец Гавриил, о той войне рассказывал. В одна тысяча восемьсот тринадцатом году собрал Бонапарт, фармазон проклятый, со всей Европы войска, да напал на Россию. — торжественно, подняв указательный палец,