Олигарх 4 - Михаил Шерр

только мечтать.

Оставалось только устроить управление на Кунашире и можно с чистой совестью возвращаться на Камчатку. Я решил, что в свете всего случившего, предложить желающим из нашим морякам остаться на какое-то время на Камчатке в составе экипажей джонки, брига и одного из пароходов. Подобное решение просто само напрашивалось, регулярное сообщение с Южными Курилами будет крайне необходимо.

Начальником в своем новом владении я решил пока оставить хорунжего Попова. Он понравился и мне и крестному. Все казаки были не против такого поворота в жизни и просили только по-быстрее привезти семьи.

На Итурупе наше поселение я назвал Курильском, а на Кунашире Южно-Курильском. Его было решено сделать на самом удобном месте острова, в середине восточного побережья на берегу самой большой бухты.

В крепости на южном берегу решили остаться пять семей староверов и почти сотня смешанных айно-японских семей.

Большинство айнов были в раздумье где им лучше поселиться. Кроме айна Ивана, он однозначно решил жить рядом с хорунжим. Сысой пока решил не возвращаться на Камчатку и стал старшим в бывшей японской крепости. Её я предложил называть Головнинским фортом, в честь нашего прославленного мореплавателя когда-то подло захваченного в плен в этих местах.

Все захваченные орудия было решено оставить пока на Курилах, возможно что их придется использовать и по прямому назначению.

Остающимся нашим людям мы оставили еще и достаточное количество винтовок с большим количеством патронов. С учетом захваченных трофеев и запасов на Урупе, голод нашей новой колонии не грозит. Тем более, что я был уверен, что вернувшись на Камчатку, быстро решу все оргвопросы и сразу же наладится регулярное сообщение Камчатка-Курилы. На освоение островов у меня теперь были большие планы.

Двенадцатого марта мы были в Петропавловске. Накануне одиннадцатого с Аляски пришел «Алексей Чириков» и «Ермак», к моей радости на его борту был и барон Врангель.

Умница Фердинанд Петрович как почувствовал необходимость своего присутствия на Камчатке. Я теперь спокойно могу идти в Россию. Правитель Русской Америки окончательно приведет в порядок мои трофейные корабли и решит вопросы с комплектацией их экипажей.

Новости, привезенные мною, поразили всех. Самое большое впечатление было от пленных, особенно англичан. Они только в Петропавловске осознали всю сложность своего положения. В отличии от японцев, чьи жизни и судьбы целиком оказались в моей власти и они резонно рассчитывали на милосердное отношение, перспективы англичан были очень даже мрачные.

Я заявил, что буду действовать строго по закону и передам их российским властям, что и незамедлительно было мною сделано. А начальник Камчатки тут же решил, что их при первой же возможности отправят в Европу для передачи в руки британской Фемиды.

Надо было видеть этих неудачливых пиратов, когда им сообщили об этом и они узнали, что я не только русский князь, но и английский барон.

После этого все как один, англичане стали умолять пощадить и не выдавать их британским властям, а разрешить остаться жить на Камчатке. Я от этого дела отстранился, за исключением одной маленькой детали. Моим категорическим требованием была выдача властям Великобритании Айзика Смита.

Этого проходимца надо обязательно наказать как и тех, кто дал ему деньги на это безумное предприятие.

Пятнадцатого марта мы вышли в обратный рейс в Россию. Всё свободное время до выхода я был занят только одним, написанием инструкций своим помощникам оставшимся и остающимся в Калифорнии, на Аляске, Курилах и Камчатке.

Наибольшие сомнения у меня вызывал хорунжий, оставшийся на Курилах. Человек он без сомнения хороший, но масштаб задачи, стоящей перед ним, был огромным.

Но после разговора с бароном Врангелем я решил пока ничего не менять. Фердинанд Петрович знал содержание моих сочинений, я стремился избегать малейших трения с администрацией компании и российскими властями.

Когда я занялся своими кадровыми вопросами на Камчатке, Фердинанд Петрович задал мне интересный вопрос.

— Алексей Андреевич, вы конечно помните, что я уполномочен Государем решать кому быть начальником Камчатки и в Охотске, и что при необходимости могу назначить и начальника Чукотки? — естественно помнил, я ведь сам привез Главному Правителю Русской Америки письмо Государя об этих полномочиях и был и перед настоящей поездкой подробно ознакомился со всеми документами касающимися деятельности России в Америке и на Дальнем Востоке практически с момента появления там русских людей.

Господин Бальзаминов навел такой шухер в различных архивах и ведомствах, что пришлось даже обращаться за помощью к шефу жандармов, чтобы его ведомство прижало к ногтю чиновников, выражающих свой недовольство его деятельностью.

— Конечно, Фердинанд Петрович, я знаком абсолютно со всеми документами касательно деятельности вашей компании.

— Отлично. Все дело в том, что я решил воспользоваться этим правом и назначить нового начальника Камчатки и решил с вами посоветоваться, вернее даже сказать, получить ваше разрешение на это, — такой оборот дела меня очень удивил, но Врангель сразу же все поставил на свои места.

— Аркадий Васильевич, — я сразу же понял, что речь идет о нынешнем начальнике Камчатки, капитане 1-го ранга Голенищеве, — начал служит здесь в 1817-ом году, помощником начальника Камчатки, а с 1827-ого года начальником Камчатки. Здесь родились его сыновья и от родильной горячки умерла его жена Вера Васильевна.

Таких временных тонкостей о нынешнем начальнике Камчатки я не знал, а вот то, что он здесь овдовел был осведомлен. Фердинанд Петрович эту тему развивать не стал и продолжил.

— Капитан 1-го ранга Голенищев, зная о дарованных мне Государем чрезвычайных полномочиях, подал прошение об отпуске. Свою просьбу он мотивирует необходимостью срочного подтверждения своего дворянское происхождение: его дядя Петр Голенищев написал, что часть семейного архива уничтожена пожаром и с этим внезапно возникли серьезные проблемы. не знаю правда ли это, возможно, что Аркадий Васильевич просто желает под благовидным предлогом получить вожделенный отпуск.

Я во всех управленческих хитросплетениях Камчатки особо еще не разбирался и задал на мой взгляд резонный вопрос.

— А почему он раньше не подавал такое прошение, насколько я знаю ему первому из камчатских начальников дано право прямо сносится с Петербургом, минуя главное Сибирское начальство? — дословно я формулировку этого разрешения не помнил, возможно это касалось только отдельных дел.

— Это, Алексей Андреевич, касается только дел гражданского управления особой важности и сносится прямо можно только с министром внутренних дел. А отпуск можно получить только с согласия Восточно-Сибирского генерал-губернатора. А тот признает служебные достоинства капитана 1-го ранга Голенищева, но отмечает его строптивость и не рекомендует его на дальнейшее оставление на Камчатке, — этого я не знал, вероятно эти