Будет скафандр – будут и путешествия - Роберт Хайнлайн

Вздохнув, я снова огляделся вокруг. Что остается? Струйка воды и маленький бассейн под ней.

Есть такая история о двух лягушках, угодивших в чан со сметаной. Одна, поняв всю безнадежность положения, задрала лапки вверх и утонула. А вторая по глупости по своей никак не могла понять, что ей конец, и все знай брыкалась, пытаясь выбраться. Несколько часов спустя она сбила такой огромный кусок масла, что держалась на нем как на острове, пока не пришла молочница и не выбросила ее вон.

Вода с одной стороны лилась в тазик, а с другой куда-то выливалась. А что, если она не будет выливаться? Так, а удержусь ли я на поверхности, пока вода заполнит комнату и дойдет до отверстия в потолке? Что ж, это можно высчитать. У меня ведь есть консервная банка.

По виду она была объемом с пинту, а пинта она и в Африке весит фунт, а кубический фут воды весит (на Земле) чуть больше шестидесяти фунтов. Но мне надо знать точно. Размер моей ступни – одиннадцать дюймов. Двумя монетками я отметил одиннадцать дюймов на полу. Оказывается, ширина долларовой купюры составляет 2,5 дюйма. В скором времени я довольно точно определил размеры комнаты и емкость банки.

Наполнив банку под струей, я быстрым движением опорожнил ее, считая при этом секунды. В конце концов я вычислил, сколько понадобится времени, чтобы заполнить всю комнату водой. Ответ мне так не понравился, что я просчитал все еще раз.

Четырнадцать часов! Сумею ли я продержаться так долго на плаву?

Сумею, черт побери, если нужно! А мне было нужно! Человек может держаться на плаву сколько угодно, если не запаникует.

Скомкав джинсы, я сунул их в сливное отверстие и чуть не упустил вместе с водой. Поэтому я обмотал их вокруг банки и заткнул слив уже этим узлом. На этот раз он прочно, застрял в отверстии, а я забил оставшиеся щели другими предметами своего туалета. А потом принялся ждать, самодовольно усмехаясь. Может, потоп заодно и отвлечет их внимание и поможет мне бежать.

Вода поднялась на дюйм выше пояса и… перестала литься.

Переключатель, действующий на давление, судя по всему. Следовало бы мне знать, что существа, способные создавать такие корабли, безусловно способны создать безопасную систему водоснабжения, которая не зальет им квартиру. Нам бы так уметь.

Я вытащил обратно свою одежду (всю, кроме одного носка) и разложил сушить.

В эту историю о лягушках я, в общем-то, никогда и не верил.

Сверху сбросили еще одну консервную банку – ростбиф с картошкой. Сытно, конечно, но я уже заскучал по персикам. На банке оттиснуто: «Для продажи на Луне по сниженным ценам», так что весьма вероятно, Толстяк и Тощий приобрели ее честным путем. Интересно, как им нравится со мной делиться? Без сомнения, они пошли на это только по приказу Черволицего. Но отсюда возникает вопрос, зачем я понадобился ему живой? То есть, конечно, я всецело поддерживал такое решение, но причин его не понимал.

Я решил вести по банкам календарь, считая каждую из них за день.

Потом я снова начал думать о черволицых и меня осенило: ближайшая к нам звезда – Проксима Центавра. Черт возьми, эти чудовища владеют искусством межзвездных полетов!

Я и сам не знаю, почему так удивился. Давно бы уже следовало понять, что к чему. Я почему-то решил сначала, что Черволицый доставил меня на свою родную планету, что он плутонец – или плутократ – бог их знает, как они называются. Но мое предположение было заведомо неверно.

Он дышал воздухом. Температура его корабля вполне подходила мне. Когда он путешествовал не спеша, корабль шел при одном «g». Он пользовался освещением, пригодным для моих глаз. Следовательно, его родная планета должна походить на мою.

Проксима Центавра – двойная звезда, и одна из них – близнец нашего Солнца: те же размеры, та же температура, те же характеристики. Нетрудно предположить, что она может иметь и планету, похожую на Землю. Кажется, я установил домашний адрес Черволицего.

И я мог сказать точно, откуда он не был родом. Уж, наверное, не с планеты, совсем не имеющей атмосферы, где температура достигает абсолютного нуля, вслед за чем наступает «лето», когда оттаивают некоторые газы, но вода остается твердым камнем и даже Черволицему приходится носить скафандр. И ни с какой другой планеты нашей системы, потому что ясно, как божий день, что Черволицый чувствует себя как дома только на планете земного типа. И неважно, как он выглядит: пауки тоже на нас мало похожи, но любят они то же самое, что и мы. В наших жилищах на каждого из нас приходится тысяч по десять пауков.

Черволицему и К° понравилась Земля. Боюсь, что понравилась излишне сильно. Но что же ему нужно на Плутоне?

Однако, с чего начинается вторжение в чужую солнечную систему? Я не шучу: моя темница на Плутоне не шутка, а смеяться над Черволицым у меня как-то нет желания. Итак, с чего бы вы начали? Прямо ворвались бы без подготовки, или забросили бы вперед свою шляпу? Они, кажется, намного опередили нас в технической развитии, но вряд ли могли знать об этом заранее. И не разумней ли сначала создать опорную базу в недосягаемом для нас районе нашей системы?

Тогда, действуя с нее, можно оборудовать и передовую базу, скажем, на безатмосферном спутнике приглянувшейся вам планеты, откуда и будет вестись разведка главной цели.

В случае утраты разведывательной базы можно просто отойти на основной плацдарм и разработать новое наступление.

Отметьте также и то, что хотя от нас Плутон невероятно далек, Черволицему до него с Луны всего пять дней лета. Вспомните вторую мировую войну: главная база надежно удалена от театра военных действий (США/Плутон), но до передовой базы (Англия/Луна) от нее всего лишь пять дней пути, а передовую базу от театра военных действий (Германия/Земля) отделяют всего три часа. Медленно, конечно, но для союзников во время войны оказалось весьма практично.

Оставалось только надеяться, что подобный путь окажется менее практичным для банды Черволицего. Хотя возможности предотвратить его успех я не видел.

Кто-то сбросил мне еще одну банку – спагетти с мясными тефтелями. Будь это консервированные персики, у меня не хватило бы духу на то, что я сделал: прежде чем открыть банку, я использовал ее вместо молотка. Я сплющил ею уже опорожненную консервную банку и, как мог, сбил ее конец в острие, которое наточил на краю бассейна. Теперь у меня был кинжал – не очень хороший, но благодаря ему я почувствовал себя менее беспомощным.

Затем я поел. После еды меня сморило. Я все еще оставался пленником, но имел теперь какое-никакое оружие и, вроде бы, определил, с кем имею дело. Изучить проблему – значит, на две трети решить ее. На этот раз кошмары меня во сне не мучали.

* * *

В следующий раз вместо банки мне на голову скинули Толстяка. Секундой позже за ним приземлился Тощий. Отпрянув к стене, я изготовил кинжал. Не обращая на меня внимания. Тощий встал, подошел к воде и начал пить. Толстяка можно было не опасаться: он потерял сознание. Я смотрел на него и вспоминал, какая он дрянь. Но потом подумал: да какого черта, он-то мне делал массаж, когда мне было плохо? – и начал делать ему искусственное дыхание. Минуту спустя Толстяк задышал сам и выдавил:

– Хватит!

Я снова отпрянул к стене, держа кинжал наготове. Тощий сидел у стены напротив, не обращая на нас внимания. Толстяк окинул взглядом мое жалкое оружие и сказал:

– Убери эту штуковину, малый. Мы с тобой теперь лучшие друзья.

– Ну да?

– Угу. Нам, людям, лучше держаться заодно. – Он уныло вздохнул. – И это называется благодарность! После всего, что мы для него сделали!

– О чем ты? – спросил я.

– О чем? Да все о том же. Он решил, что обойдется без нас. Вот мы и сменили адрес.

– Заткнись, – буркнул Тощий безо всякого выражения.

Толстяк скривил лицо.

– Сам «заткнись», – ответил он злобно. – Мне это надоело. Все «заткнись», да «заткнись», а чем это кончилось?

– Заткнись, тебе говорят.

Толстяк заткнулся. Я так никогда и не узнал толком, что же произошло, потому что Толстяк каждый раз все рассказывал по-другому, а от Тощего вообще не было слышно ничего, кроме однообразных советов заткнуться. Но одно было ясно: они потеряли свою должность то ли подручных гангстеров, то ли членов пятой колонны, то ли как еще можно назвать людей, служащих врагам своего племени. Как-то Толстяк сказал:

– А ведь все из-за тебя.

– Из-за меня? – я положил руку на сделанный из жестянки нож.

– Угу. Не вмешайся ты, он, может, не разозлился бы так.

– Но я же ничего не делал.

– Это по-твоему. Ты всего лишь увел у него из-под носа двух ценнейших пленников и сорвал все планы, когда он спешил со стартом сюда.

– Да, но вы-то здесь не виноваты.

– Я ему так и сказал. Но поди объясни ему! Да брось ты хвататься за свою пилку для ногтей, я ж говорю, кто старое помянет…

И наконец, я узнал то, что интересовало меня больше всего. Когда я в пятый раз заговорил о Крошке, Толстяк спросил: