Письма. Том II. 1855–1865 - Святитель, митрополит Московский Иннокентий

Евсевию. Когда читали рапорт пр. Евсевия о обращении Бурят, и о недостатке священников и церквей, то Монгол все возражал, чтобы указали местность, где их нет, ибо он все знает. Но когда прочли, что в течение 20 лет было только два посвящения Архиерейские по епархии, то он весьма смутился, ибо явно был обличен и умолк, не прерывая более чтения.

Февраля 19 дня. 1858. С.-Петербург.

Письмо 203

Возлюбленный мой о Господе, Отец протоиерей.

Вчера получил я от Вас письмо с фактурою. Невеселое Ваше письмо, но не захохочете и прочитавши мое это письмо.

На 23 февраля настоятельские кельи со всеми находившимися в них вещами, как моими собственными, так и с архивом и делами, сгорели. Полагают, что причиною тому неосторожность столяра, жившего в бане для отделки дома, которого не нашли. Думают, что и он сам сгорел.

Хотя, конечно, заводить все вещи не очень легко. Думаю, что тысячею целковых не отделаться. Но я много о них не жалею, жаль некоторых бумаг и записок, а дела — и должны были сгореть с землею по апокалипс. Земля и яже на ней дела сгорят.

Сожалеющим о сем несчастии я говорю, что ежели бы кельи и не сгорели, то их должно было сжечь, как старые — у нас теперь все новое: а) начнется служба на якутском языке; б) Якутов принялись учить по-якутски; в) Д. правление наше село в консисторские сани, и г) скоро будет Епископ Якутский.

А между тем, благодаря нашим золотопромышленникам — они мне накидали уже до 2400 р., и надеюсь, что будет и все 3000 р. Следов. строиться есть на что. И я теперь буду строить уже прямо для Викария… Дионисия или Даниила.

Знаете ли, что! Охромел и я, только не по-Вашему, а по-своему. В пути между Казанью и Пермью, я застудил жилу в ступне правой ноги, и она теперь разболелась, и вот заставила сидеть дома. Впрочем, может ли нога командовать головою! Думаю 1 апреля отправиться из Иркутска, куда я приехал 12 марта, и ехать на Амур.

Ответ на Ваше письмо:

Ну что Вы слишком хныкаете и скучаете в Москве. Скорбли есте, но печаль Ваша в радость будет, и радости Вашея никтоже возьмет от Вас: ей и аминь.

О деньгах за сосуды я писал о. Никите, строжайше, деньги за напечатание свидетельств 19 р. и 4 р. прогонных, и на пересылку первых 2 р., всего 25 р. при сем прилагаю.

О жалованье Вам я велю справиться. Сергею Михайловичу[62] и Владыке я буду писать из Читы.

Об Указании пути Вы отзываетесь не совсем мне по сердцу. Не лучше ли напечатать несколько, т. е. лист или два, и прислать в Якутск на рассмотрение. Если можно так сделать, то сделайте.

Ответ на письмо кончен, которое я целиком посылаю о. Никите.

Всем моим знакомым при свидании и при спросе обо мне скажите от меня поклон. Из Читы надеюсь написать Вам, если получу от Вас письмо. Любопытно мне, что говорит Владыка о моей записке касательно воспитания нашего юношества. Прощайте, до приятного свидания. Господь с Вами. Преданный Вам и любящий всею душою Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Марта 29 дня. 1858 г. Иркутск.

Письмо 204

Ваше Превосходительство, возлюбленный мой о Господе и многоуважаемый Андрей Николаевич![63]

Лишь только я собрался писать Вам письмо и придумывал, что бы утешительного сказать Вам в отношении к нашей Церкви (а неутешительного много, много), как получаю письмо Ваше, писанное 19 февраля, за которое, или лучше сказать, за любовь Вашу ко мне недостойному, приношу мою искреннейшую благодарность.

Из Москвы я выехал 4 февраля, а в Иркутск приехал 12 марта. На пути я останавливался у всех преосвященных на сутки, кроме Владимирского[64], у которого я пробыл только 6 часов, а в Казани[65] и в Томске[66] я ночевал по две ночи.

Что сказать Вам утешительного? Преосвященный Парфений мне пришелся по сердцу: деятелен, внимателен, опытен и главное искренно благочестив. Я читал ему записку о воспитании, и он вполне согласен со мною и кроме того имеет свои собственные, весьма замечательные и полезные мысли. Но он же поведал мне некоторые вещи крайне печальные: а) весьма значительное число наших православных отрекается от православия на том яко бы основании, что они никогда не имели общения с нашею Церковью, а были на откупу, т. е. платили попам за запись в росписи бывшими у исповеди. Преосвященный старается всячески удержать их, но едва ли успеет. б) Я полагал, по некоторым случаям, что в Томске единоверие настоящее. Но Преосвященный говорит, что из всех так называемых единоверцев едва ли наберется и 100 настоящих, а прочие все то же, что раскольники. К сему присоединю и слышанное мною в Иркутске, что после литургии, которую служил преосвященный Афанасий у забайкальских, так называемых единоверцев, ревностнейшие из них предлагали сломать церковь, яко оскверненную шапконосцами (у них, говорят, все святители на иконах без митр), но решили только окропить богоявленскою водою. Вот Вам и пресловутое единоверие, которое, полагали, будет переходным состоянием от раскола в православие, а выходит наоборот. И мне сказывали и в Перми, и в Томске, что число единоверцев много увеличилось бывшими православными.

Что Академии наши, и по преимуществу Казанская, заражены духом вольномыслия — это не подлежит ни малейшему сомнению. В последний проезд мой через Казань начальствующие в Академии[67] говорили мне, что они, т. е. рясоносцы, учат воспитанников так, а куцые (фрачники) — напротив, и что из всех воспитанников нет ни одного желающего поступить в монашество. Обо всем этом я пишу ныне графу[68]. Я писал ему и гораздо более этого. Но Вам писать не буду.

Во время пути моего я как-то застудил правую ногу, и боль так усилилась, что я сижу дома, дабы дать свободу ноге придти в нормальное положение. А между тем 1-го апреля думаю и надобно отправиться за Байкал. А сижу я в доме г. Генерал-губернатора.

Как я Рад, что наш Монгол не попал ни в Киев, ни в Грузию! Я думаю, что это он понял. Если же к тому ныне уволят его и от присутствования в Св. Синоде, то Нил решительно впадет в Волгу.

Месту для кафедры Камчатского или, лучше сказать, Амурского Архиерея мы с Н. Н.[69] решили быть на устье Зеи — выше манджурского города Айгуна верстах в