Ненавистная пара (СИ) - Чередий Галина Валентиновна

— Все еще не оставишь своих фантазий о том, что ты моя истинная? — усмехнулся я.

— А зачем же мне это делать, если я права?

— Прекращай, мать твою, шляться! — не выдержав, рявкнул ей в лицо. — Я тебе запрещаю! Больше вообще за пределы замка не выйдешь, понятно?

— О, и как же ты намерен этого добиться? Нападешь на меня? Объявишь во всеуслышание, что имеешь на меня права?

Да что же она так этого добивается-то?

— А ты надеешься, что после такого меня просто выпрут из Стражи, ведь так? — Летэ не ответила, но я заметил, как резко дрогнули ее ноздри. — Зря ты мечтаешь так избавиться от меня, змея ты коварная. Никуда я не денусь, не исчезну, и каждый день, глядя на меня, ты станешь вспоминать во всех мельчайших подробностях, как я обдурил тебя, наивную дуру, влюбил и на члене вертел, забирая твою девственность.

Волк взъярился, лязгнув на меня зубами. Заткнись!

— Денешься. Еще как. Ненавижу тебя и видеть не хочу!

— Будто мне не наплевать.

— Не наплевать. Поверь. И я это докажу.

— Ну-ну, дерзай. Но если планируешь провернуть еще раз такой финт, как с Ирсу, то ничего у тебя не выйдет. Я сделаю так, что к тебе никто из стражей и близко не подойдет. А твой новый наставник обязательно уверит совет Вторых, что твои навыки самозащиты хуже некуда и выпускать тебя из-под защиты, чтобы ты могла поразвлечься — считай, подвергаться опасности утратить нашу новенькую Зрящую. Он ведь двуликий и не откажет мне в такой незначительной просьбе.

— А мне никуда и не нужно идти, — фыркнула Летэ и захлопнула перед моим носом дверь.

Шарахнув по ней кулаком, я бросился вышагивать по лабиринту коридоров замка Стражи, хоть как-то унимая свое бешенство. Эмоции не желали успокаиваться, но спустя часа два таких вот хождений-кипений стали меняться. Что если я прямо сейчас вернусь и завалю Летэ? Подомну, скручу, рот заткну и устрою ей настоящий бесов секс-марафон. Заставлю кончать и кончать, пока она не выдохнется, будет реально не в состоянии испытывать ничего, кроме полного изнеможения, и вот тогда нормально поговорю с ней. Расскажу, что ну да, влип я с ней, истинная она мне и жить нам с этим нужно. Хочет веревки из меня вить и глумиться — хрен с ним, в постели и за закрытыми дверями пусть творит что вздумается со мной. Но надо прекращать нам бодаться прилюдно, вовлекая в это посторонних, — добром не кончится. Нашепчу ей про то, что ищу способ освободить от власти магов, навру про свободу. Пообещаю много и всякого, как уйдем отсюда, и глядишь, уймется эта злющая баба и заживем мы нормально, пока я не найду возможность забрать ее.

Намотав по замку несчетное количество кругов, я снова очутился у покоев Летэ и, не церемонясь, толкнул дверь. Не заперто. Теперь главное — скрутить ее моментально, чтобы крик не подняла, иначе за подобное вылечу я из Стражи в секунду, если на месте не испепелят маги. Даже не дыша, я рванул в спальню Зрящей. Сейчас, я получу ее сейчас, конец этим мучениям и ожиданию ее милости. Не ждать их нужно было и выпрашивать, скача вокруг нее как идиот и притираясь, жалко искушая, а брать, как и положено, силой. Если у самой мозгов не хватает понимать, где и с кем ее место, то я не против настойчиво это указать. Хватит с ней миндальничать и терпеть это неуважение!

Тело неслось вперед, пересекая в несколько прыжков огромную роскошную гостиную, а разум, будто чуть поотстал, не сразу уловив то, о чем сигнализировало обоняние. И только протяжный гортанный мужской стон удовольствия отрезвил и поведал правду. Я окаменел, застыв на пороге спальни Летэ, наблюдая, как мой единственный брат самозабвенно трахает мою истинную.

Дальнейшее я до сих пор помню как-то смутно. Я его бил. Я на него орал. Проклинал за то, что воткнул нож в спину. Я вывалил на него все самые жестокие слова, что знал, упрекнул в каждом косяке, слабости, никчемности, а теперь и предательстве. Он что-то мямлил про внезапные чувства и что это не просто похоть для него. Что у них это началось, еще когда я в подвале сидел. Я его снова бил и отрекся от родства с ним. Летэ стояла за его спиной и ухмылялась. Я понял, что убью. Сам сдохну, но убью ее. Кто-то примчался на крики, началась суета, потасовка, до Зрящей мне не дали добраться, конечно. А потом… потом было разбитое мертвое тело Реоса на камнях двора замка у подножья самой высокой сторожевой башни.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Глава 17

Уже с порога мне почудилось, что в доме как-то все не так. В смысле, все вещи на тех же вроде местах, гостья погром не устроила и костры, лишь бы мне назло, посреди кухни не жгла, чему я бы не удивился. Наоборот. Вокруг разве что только не сияло чистотой. Нет, конечно, женщины стаи поддерживали порядок в моем доме — это их обязанность, пока прим без пары, да и потом в помощи моей истинной они отказать не в праве. Но вот просто привычный порядок разительно отличался от этой сверкающей чистоты. Доски пола будто и цвет поменяли, став светлее, новее, стекла в окнах вообще как исчезли, стены, мебель — все словно преобразилось, сбросив груз долгого запустения, коим, по сути, и являлось мое существование в родных стенах годы после возвращения. Большую часть своего времени я проводил в делах или шляясь на границу к девкам, спал дома не чаще раза в неделю. А теперь весь воздух внутреннего пространства был пропитан запахом моей пары и отмечен ее присутствием, и от этого оно казалось ожившим, что ли. Что за сраное противоречие: мое родное гнездо ожило от появления в нем той, кто принес одному из родившихся здесь смерть.

— Ты есть будешь? — спросила Летэ, останавливаясь в дверях кухни, пока я озирался, внезапно застигнутый ощущением, что вот так все здесь выглядело, наверное, при моей матери. Хотя откуда бы мне такие мелочи помнить.

— А ты уже и отраву успела тут раздобыть? — съязвил, но руки вымыл и за стол уселся. — Впрочем, зачем тебе это, достаточно в тарелку разок плюнуть, да? Умру в страшных муках.

— Само собой, — равнодушно ответила она, — но я решила свой яд поэкономить — дорога впереди опасная и сложная, мало ли, как пойдет, так что только все щедро приправила конским щавелем.

Она поставила передо мной тарелку с жарким, и мой желудок отреагировал громким ворчанием, а глупый зверь готов был вилять хвостом и подлизываться, радуясь, как идиот, этой имитации заботы. Не придумывай себе чего нет, бестолочь!

— Надеешься на всю ночь отправить меня животом маяться? С чего ты взяла, что на двуликих работают человеческие травки.

— Забыл, сколько времени я убила в библиотеках магов, изучая ваш род вдоль и поперек?

— Как будто эти умники и в самом деле все о нас знают.

— Все — не все, но многое, — пожала она плечами, прислоняясь бедром к подоконнику.

Тяжкие воспоминания опять заворочались огромными камнями, но я решительно их оттолкнул. Вот Летэ все нипочем, только себя одного и пытаю этим.

— Себе положи! — буркнул, набирая полную ложку, но без нее есть не начиная.

— Уверен, что со мной за одним столом есть сможешь и желчью не подавишься? — Я промолчал, а она устроилась напротив с тарелкой.

Опять эта поганая раздирающая двойственность между нежеланным удовлетворением от того, что она просто сидит тут, что готовила мне пищу, что мы будем есть вот так, вдвоем, глаза в глаза, как и должно быть, как могло быть, если бы… Если бы все изначально между нами не стало проваливаться в бездну, а она еще и старательно к ней подталкивала, и теперь эту самую бездну никогда не перекрыть никаким проклятым мостом до конца, и даже не выйдет игнорировать. Ее уродливая черная пасть раз за разом будет жрать все, что и возникнет не из разряда полного дерьма, и порожденная осознанием этого ненависть все поднималась и поднималась внутри густыми удушливыми клубами дыма.

— Ну, так что там насчет твоего плана? — Я пронаблюдал, как Летэ принялась за еду, и только после этого приступил и сам. Можно повыделываться и убедить себя, что желаю подтверждения, что она туда и правда чего не сыпанула, но на самом деле я знал почему. Сначала насыщаются твоя пара и потомство, потом и ты утоляешь голод. В прежние времена только в том случае, если тебе что-то останется. Если нет, то ты хреновый самец и добытчик, слабак и ничтожество, и ходи голодным.