Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы переводим дыхание.
Это контроль пути.
Нас не заметили.
Я взбираюсь на насыпь, чтобы проверить мины. Первым со своим заданием справился Кащеев. За ним Кононов. Что-то не ладится у Рытникова. Каждая секунда дорога! Мы нервничаем: чтобы взрыв произошел наверняка, к нам от чеки взрывателя протянута проволока длиной 60—80 метров. Четыре мины заложены с таким расчетом, чтобы поднять на воздух весь состав. Одна должна взорваться перед паровозом, вторая и третья в середине и последняя в хвосте эшелона.
Располагаемся между пней и деревьев прямо у полотна. Проволока, идущая к минам, тонет в снегу, совсем пропадает из виду. Все же это мало, 60—80 метров. Мало. Очень мало. Хорошо еще, если это будет эшелон с людьми и техникой. Тогда мы находимся на сравнительно безопасном расстоянии. А если это состав с боеприпасами? Скорей бы появлялся этот проклятый эшелон…
Вот и он!
Тяжело пыхтя, показался состав, он идет к фронту. То, что нам надо. Сейчас…
Как только черный немецкий паровоз, похожий на тяжелый, раскаленный углями утюг, поравнялся с головной миной, Кащеев дернул свою проволоку.
Взрыв, взрыв! Пламя и удар. Снова удар, огонь, грохот, уже неразличимый, великолепный, сокрушительный грохот разваливающегося на отдельные части состава.
Над головой Михаила Сиповича проносится кусок рельса. Вагоны лезут друг на друга, разбиваются в щепы. Паровоз заваливается поперек пути. Он похож на усталого огромного умирающего динозавра.
Слышим крики и стоны. Даем несколько очередей по гитлеровским солдатам. Отходим в лес. Группы Кулумбекова и Белова заложили еще несколько мин по обе стороны от места крушения. Авось нарвутся какие-нибудь вспомогательные составы…
И действительно, примерно через час мы слышим взрыв. Небо в том месте, где был подорван эшелон, освещается заревом. Это взорвалась на нашей мине фашистская дрезина…
Позднее мы узнали, что подорванный нами эшелон вез гитлеровских солдат из Франции на Восточный фронт. При взрыве погибло несколько сотен фашистов.
В лагере командир поздравил и поблагодарил всех участников операции. Мы услышали ряд новостей.
Оказывается, в тот же день, 25 декабря, на станцию Судимир был совершен налет групп Смертина, Пуклина и Бернта. На станции образовалась «пробка», в нее попали эшелоны с войсками противника; которые не успели проскочить станцию до взрыва железнодорожного моста.
Вся операция сопровождалась ужасным шумом и треском. Создавалось впечатление о наступлении крупного воинского соединения. Ураганный ружейный и пулеметный огонь, треск автоматов, разрывы гранат вызвали дикую панику среди гитлеровцев. Фашисты повыскакивали из вагонов и заняли круговую оборону. Когда наши отошли от Судимира, на станции все еще продолжалась пальба.
Да, «Ночь под рождество» удалась на славу!
Предупрежденные нами советские авиачасти начиная с 27 декабря в течение нескольких дней вели интенсивную бомбардировку «пробок» на станциях Рославль, Фаянсовая, Брянск, Зикеево и других. В результате десятки эшелонов противника, станционные постройки, оборудование, железнодорожная арматура превратились в груды лома. Работа этих двух важных железнодорожных магистралей была приостановлена на длительный срок.
* * *…Нам надо было во что бы то ни стало найти предателя Львова и доставить его в лагерь. Небольшая группа партизан во главе с Цароевым и Исаевым вторично захватила Жиздру и направилась прямо в госпиталь, где находились наши военнопленные. Госпиталь разместился в двухэтажном здании бывшей школы. Почему эта душегубка называлась госпиталем, никому не известно: на полу вповалку лежали люди, среди них было много тяжелораненых, с оторванными конечностями. Нечего и говорить о каком-либо даже самом примитивном лечении и уходе. Какой может быть уход, когда наглухо забиты все окна и двери, всюду ужасная грязь, воздух такой, что дышать невозможно. Раненые голодали — изредка им давали какое-то подобие пищи. Более или менее жилой вид имела маленькая комнатенка, где жил медперсонал — санитары. Работников более высокой медицинской квалификации в госпитале не было вообще. Партизаны вошли в комнату. На голой железной кровати на каком-то тряпье, накрывшись с головой шинелью, лежал человек. Он, по-видимому, спал либо притворялся, что спит: из-под шинели доносился храп. Цароев подошел к спящему и взял его за плечо.
— А ну-ка, друг, вставай! Покажи документы! — потребовал он.
Человек продолжал спать.
— Обыскать! — скомандовал Цароев и, достав «вальтер», встал около кровати. Из карманов висящей гимнастерки вынули военный билет на имя Корзухина Николая Владимировича и старую фотографию, на которой были изображены какие-то люди в сюртуках.
— Где-то я это лицо видел, — сказал Исаев, показывая на стриженного под бобрик мужчину в центре карточки.
— Не твой ли это отец будет? — повернулся он к настороженно озиравшемуся человеку.
— Нет, это Керенский, а рядом мой отец Львов, — быстро ответил тот.
Все ясно: Львов, он же Николай Владимирович Корзухин, был одним и тем же лицом. Теперь он в наших руках. Партизаны не сразу ушли из госпиталя. Исаев долго разговаривал с бойцами, рассказал им о разгроме фашистов под Москвой, всячески подбадривал их и обещал, что теперь о раненых будут заботиться.
Он сдержал слово. Тут же были собраны местные жители, в большинстве те, кто жил недалеко от госпиталя. Исаев рассказал им о тяжелом положении раненых и обязал в дальнейшем оказывать больным всяческую помощь: кормить, убирать в помещении и т. д.
…В лагере их ждали с нетерпением. Львова мы одели потеплее и поместили в отдельную землянку.
От Львова Дмитрий Николаевич узнал одну любопытную деталь. Предатель рассказал, что в одном из ближайших городов начальником полиции работает человек, чья фамилия показалась Медведеву знакомой. После Дмитрий Николаевич убедился, что этот начальник когда-то был его соучеником по гимназии. Вел себя этот тип вызывающе по отношению к местному населению и партизанам. Репрессии, пытки, расстрелы мирных жителей создали ему славу палача и убийцы.
Начальник нашей разведки Саша Творогов, находясь в деревне Ивоте, намекнул кому следовало, что командир партизанского отряда Медведев не прочь встретиться и побеседовать с начальником полиции этого города. Он, дескать, помнит того еще с гимназических времен.
Некоторое время не поступало никаких известий, и мы уже начали обдумывать другие варианты и способы, которые откроют доступ к предателю, как вдруг пришла весть, что этот начальник полиции предлагает Медведеву явиться добровольно в Брянск, сдать оружие и отряд. За это Медведеву были обещаны все блага вплоть до птичьего молока.
Клюнуло!
Дальше события развивались по традиционной, описанной во многих детективных романах схеме. Медведев начал торговаться…
Он выражал свое согласие сдать отряд, но оговаривал некоторые льготные условия. Мотивировал он свою нерешительность якобы боязнью расстрела. Одним словом, переговоры логически приводили к предварительному свиданию, на котором были бы рассмотрены наиболее безопасные условия сдачи отряда. Медведев настаивал на встрече, и этот бывший гимназист пошел на уловку нашего командира.
…Они ехали на трех подводах, двенадцать вооруженных до зубов бандитов. Среди их планов была идея расстрелять Медведева и его окружение в случае неудачных переговоров. Об этом мы узнали гораздо позже, со слов тех, кто не участвовал в этой операции и, естественно, остался в живых.
Наши партизаны во главе с батальонным комиссаром Тяпкиным встретили полицейских в трех километрах от назначенного места. Ни один гад, предавший Родину, не ушел живым. Тяпкин собственноручно расстрелял начальника полиции, провокатора, насильника и убийцу…
…Кроме этого, Львов сообщил нам еще много интересных фактов. Вначале он всячески подчеркивал, что он дворянин, и все удивлялся, как это я, «интеллигентный человек», могу быть комиссаром в партизанском отряде и вообще нахожусь на стороне «мужиков». Но постепенно Львов стал снижать тон. Все реже и реже он упоминал о своем аристократическом происхождении и принимался философствовать на отвлеченные темы. Он, например, утверждал, что в основном согласен с Советской властью, но не разделяет ее политику в отношении религии.
Подобные разговоры он предпочитал вести со мной. Дмитрию Николаевичу он подробно рассказывал о том, как его завербовали. Правда, картина выглядела несколько иначе, чем она была на самом деле.
Со слов Львова получалось, что гестаповцы долго уговаривали его сотрудничать с ними, но он всячески от этого уклонялся.
— Поймите, только чрезвычайные обстоятельства вынудили меня согласиться! — проникновенно говорил он.
Пришлось показать Львову его «Прошение», адресованное господину коменданту города Жиздры. Тут, как говорится, крыть нечем.
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Корабли-призраки. Подвиг и трагедия арктических конвоев Второй мировой - Уильям Жеру - История / О войне
- Маршал Италии Мессе: война на Русском фронте 1941-1942 - Александр Аркадьевич Тихомиров - История / О войне
- Записки подростка военного времени - Дима Сидоров - О войне
- Лесные солдаты - Валерий Поволяев - О войне
- Последний защитник Брестской крепости - Юрий Стукалин - О войне
- Река убиенных - Богдан Сушинский - О войне
- Подводный ас Третьего рейха. Боевые победы Отто Кречмера, командира субмарины «U-99». 1939-1941 - Теренс Робертсон - О войне
- Где кончается небо - Фернандо Мариас - О войне
- Конец Осиного гнезда (Рисунки В. Трубковича) - Георгий Брянцев - О войне