Креститель - Александр Прозоров

— Прости меня, Господи, и дай силы для вразумления дикарей…

После чего вышел из своей комнаты. Слуги, что раскладывали во дворе его отсыревшие в дороге вещи, немедленно согнулись в глубоком поклоне, но монах отмахнулся:

— Работайте. Сегодня я обойдусь без вас.

Толкнул калитку и оказался на улице. Из тупика он вышел на мощеную дубовыми чурбаками улицу, повернул налево, по памяти находя дорогу к северным прибрежным воротам. Русские были ныне не так веселы, как в день его прибытия. Они озабоченно сновали по своим делам, катили тележки и волочили скрутки из влажных кож, выгружали красные мясные полти, предлагали с лотков пироги и копченую рыбу. Но одежды дикари все равно носили яркие, нарядные — словно бросали вызов богу, что отдал жизнь ради них, принимая на себя грехи рода человеческого. Язычники не желали понимать, что смысл жизни каждого смертного — в искуплении своего греха первородного, в молитвах и скромности.

Ираклий накинул капюшон, глубоко надвинул его, словно пытаясь избавиться от еретического зрелища, и ускорил шаг, стуча деревянными подошвами по гулкой мостовой. Четверть часа шел до ворот, от них двинулся по правой дороге — левая, немощеная, вела к портовым складам. Вскоре он в неуверенности остановился перед вратами языческого капища.

Размерами не уступающее ристалищу для конных состязаний, оно имело степы высотой всего в два роста и чуть более высокие ворота, в которые тек непрерывный человеческий поток, неведомым образом просачиваясь сквозь встречную, не менее плотную реку. Поганые идолища были видны уже отсюда — неохватные, они возвышались над смертными на много саженей, скаля злобные рожи. Вокруг каждого, на огороженной гранитным кольцом клумбе, радовались свету дикие цветы, и лишь спереди к ногам идолов примыкали выдолбленные в виде чаш алтари из черного гранита.

Над дикарским святилищем царил ровный гул — с одного края доносился детский плач, с другого — радостный смех. Кто-то громко выкрикивал просьбы, кто-то заунывно молил о милости. Выл приносимый в жертву скот, кудахтали брошенные на алтарь курицы, пели жрецы, вдохновленные звякающим о камень алтарей золотом. Посетителей было так много, что свой волхв имелся возле каждого из богов. Они принимали жертвы, давали советы, просто беседовали с прихожанами. Иногда указывали, к какому из богов лучше обратиться за помощью — и от главных, центральных идолов люди уходили к стенам, возле которых занимали места боги попроще.

Увиденное привело монаха в состояние глубочайшего омерзения — но путь к его цели лежал только через капище, а потому Ираклий закрыл глаза, мысленно вознес молитву истинному богу, перекрестился и сделал шаг, вливаясь в общий человеческий поток. Сперва его вынесло к наиболее могучим истуканам, занимавшим центральное место: к Сварогу, которого несчастные дикари считали своим прадедом, а также создателем этого мира, к Даждьбогу, богу небес, сыну Сварогову, и Белбогу, воплощению справедливости. Однако Ираклий понимал, что служащие при этих изваяниях волхвы должны быть самыми уважаемыми, честными и властными, а потому сразу отвернул в сторону, приглядываясь к идолам, что стояли во втором и третьем кругах от середины. Велес и Тур — боги скота, боги богатства, убранные венками, с разукрашенными рогами, с губами, смоченными свежей кровью. Макошь, мать наполненных кошельков, с золотой цепью на шее и россыпью монет среди цветов. Триглава, богиня земли, наряженная спелыми колосьями, неотличимыми от настоящих, но слишком неправдоподобными для начала лета. Нет, эти тоже весьма богаты и значимы, а значит, и волхвы этих богов должны обладать немалым влиянием. Похвист, бог бури, Стрибог, повелитель ветров и стихий, оба облачены в шелка и бархат. Похоже, купцы и путешественники щедро воздают им за свои успехи.

Монах поморщился, отступил к третьему ряду истуканов. Дидилия, богиня супружества, перед которой как раз хвастаются отчаянно орущим младенцем счастливые супруги. Еще парочка: Чернобог, хозяин злых сил, и Мара, богиня смерти. Просто непостижимо, как могли дикари допустить этих богов в свое святилище и зачем приносят им дары! Марцана, богиня жатвы. Перед ней ни одного просителя, и волхва ее тоже не видно. Оно и попятно — до жатвы еще далеко. Рядом — обвешанная венками Лада, покровительница низменной похоти, которую язычники почитают богиней красоты, любви и связанных с этим удовольствий. Услад, алтарь которого все еще полон монет и фруктов после недавнего празднества. Но волхва не видать до новых праздников, похоже, далеко, и помощь бога развлечений не требуется. Стратим, мать всех птиц…

— Грек? Ты пришел сюда? Ты прямо здесь собираешься рассказывать о своем распятом боге?

Ираклий вздрогнул от неожиданности, перекрестился и облегченно вздохнул, узнав старика: это был тот самый волхв, что стоял в детинце по правую руку от князя. Хотя на сей раз служитель богов предпочел одеться не в рубище, а в парчовую мантию, отороченную узким черным мехом. На груди его висело золотое кольцо со сдвоенной свастикой, направленной «посолонь», по солнцу.

— А где же еще мне говорить о боге, как не в святилище, волхв? — как можно спокойнее ответил монах.

— Ты прав, грек, — неожиданно легко согласился старик. — Место богам в святилище. И если ты пожелаешь, мы готовы дать тебе место для молитв и поклонений. Только, не обессудь, не здесь, а далее. Вон там, возле идола на медных ногах. Однако же, коли молящихся окажется изрядно, то новое место вам отведут там, где его будет достаточно. Я знаю, христиан в Киеве немало, и, быть может, очень скоро совету волхвов придется об этом подумать. Мы не ищем ссор с чужими богами, грек. Однако же единоверцы твои честных людей чураются, святилище стороной обходят, неких прав особых требуют, иным служителям непонятных. К чему вам отдельные храмы, коли есть общие святилища? Боги земли русской стоят здесь, и коли вы хотите, чтобы распятый бог стал русским, то и место ему должно быть среди прочих.

— Быть может, ты прав, волхв, — стиснув в руках распятье, вежливо произнес Ираклий.

— Пойдем, я покажу тебе…

Монах покорно проследовал за стариком почти до самого частокола. Там волхв обернулся, развел руками:

— Вот, здесь хватит земли и для идола, и для сотни молящихся, коли вас будет собираться так много. Украсите его, поставите алтарь, и ваш бог будет ничем не хуже прочих. Подумай над этим, грек, подумай.

Кивнув напоследок, старик ушел.

Ираклий облегченно перевел дух и огляделся. Поблизости возвышались истуканы Чура, бога границ, Перуна, бога грозы, Сречи, богини ночи, Семаргла — собаки, охранителя посевов. Последний среди идолов оказался самым почитаемым — благообразный волхв не успел спрятать принесенные смертными пироги, как к нему уже подошел новый проситель с живой курицей под мышкой. Монах услышал, как пахарь начал жаловаться на кабанов, что травят только взошедший хлеб.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});