Креститель - Александр Прозоров

— Друг хороший, во всем на него положиться можно, — добавил Базан.

— Руки умелые, — сказал Третьяк.

— Жаворонки! — с облегчением вскочил на ноги Олег. — Жаворонки за его душой прилетели. Стало быть, не пропадет. Покажут ему дорогу к Калинову мосту.

— Жаворонки, — подтвердил боярин. — Прилетели. — Бурдюк с хмельным медом опять пошел по кругу.

— Одного понять не могу, — передавая питье Вавиле, вслух подумал Середин. — Почему упыри на нас днем накинулись? И почему на нас? Обычно эти твари при свете бродить не любят. И жрут чаще всего родственников, а не кого попало. Да и вообще… Мы ведь вчера тут бродили, но мертвецы даже не шелохнулись. А вот к обозу мавка притащилась… Не то тут что-то, не то…

Ведун поднялся, с интересом обозрел спутников:

— Так, мы с Радулом и Базаном им вчера были неинтересны. Вавила, у тебя родичи в здешних местах не пропадали?

— Упаси меня Хорс, боярин, — отмахнулся холоп. — Откуда?

— Третьяк?

— Да кто же из родичей моих в сию дыру гиблую сунется? Не, боярин, мы ближе к дому…

— А ты что скажешь, боярыня?

— Я свой род весь наперечет знаю, — вскинула подбородок Пребрана. — Никто у нас неведомым не пропадал.

— Ты чего скажешь, Рада?

— Спаси тебя боги, боярин, — упала перед ним на колени девка, схватила за руку и принялась ее яростно целовать. — Спаси тебя боги, живот ты мой ныне уберег. За то вечно молить за тебя стану. А родичей не знаю своих. В усадьбе родилась, а от кого — не ведаю.

— На телегу, Рада, ступай! — грозно прикрикнула на нее, поднимаясь, Пребрана. — Иди, иди, рогожи натяни, добро проверь.

Боярышня подошла к ведуну.

— Не серчай, боярин, — положила она ладонь ему на запястье. — Родичей своих она и впрямь не знает, однако же не из дальних они краев, а наши, местные. А коли так, сюда попасть не могли.

— Отчего сердиться? Это как раз хорошо. Но если не люди — тогда что нечисть к обозу так манит, что она и ночью лезет, и днем покоя не дает? Может, везем чего не то?

Потирая запястье, которое с момента гибели последнего упыря перестало ощущать крест, ведун направился к телегам. Миновал одну, пронеся над ней ладонь с растопыренными пальцами, подступил к следующей. Кожа почувствовала привычное тепло от близкого колдовства. Середин остановился, поводил рукой еще. Холодно, горячо. Опять холодно… Он решительно рванул рогожу и замер, увидев воткнутую изнутри в боковину повозки иглу с тремя разноцветными ниточками, спутанными в общий узел.

— Ква… — Ведун покачал головой, выдернул иголку и повернулся к попутчикам: — Чье?

Люди переглянулись, недоуменно пожимая плечами. Впрочем, действительно глупый вопрос. Кто же сам на себя беду накликать станет?

— Поклад это, — покрутил перед собой странное изделие Олег. — Кто-то очень не хотел, чтобы обоз до Полоцка доехал, боярыня. Порчу крепкую на вещицу эту навел, да в возок подбросил. Кто же это тебя так не любит, красавица?

— Не знаю… — сглотнула девушка. — А снять ее можно?

— Зачем снимать? — криво усмехнулся ведун. — Я ее обратно отошлю. Вавила, ну-ка, сооруди мне отдельно еще маленький костерок. Да и поезжайте отсюда, я после догоню.

Кривобокий холоп, молча кивнув, прошелся вокруг, ломая засохшие побеги и нижние ветки деревьев, свалил в кучку. Сбегал к телеге, взял котелок, зачерпнул им из костра изрядно углей, высыпал на хворост:

— Пойдет, боярин?

— Пойдет. Теперь езжайте.

Упрашивать никого не понадобилось, и через минуту телеги зашуршали по гати.

Олег подождал, пока они откатятся метров на сто, присел, собрал в кучку черную прошлогоднюю листву, сунул зажатую меж палочками иглу в пляшущее пламя и зашептал:

— Листва старая, листва мертвая, листва черная. Ищи друга давнего, друга старого, друга черного. Глаза у него черные, думы черные, слова черные. На вас глядят, молчать велят, но вы скажите мне… — Он вынул раскалившуюся иглу и ткнул ею в траву. — Имя!

Послышалось шипение, над листьями заструился дымок. Середин поймал его в ладонь, крепко сжал в кулаке и кинул поклад вместе с ветками в костер:

— Кто наслал, будет наказан, кто желал, желанное и получит. Кто навевал, к тому и вернется. Старость и боль, тоска и кручина, худая дума. Всё дымом выпущу, всё назад пошлю: на пуск, на лес, на буйный ветер. Дым серый с огня горючего, через тридцать три двора, через тридцать три порога в обход луны, минуя солнце, лети к… — Ведун разжал кулак и вдул имя в огонь. — На него сядь, к нему прилипни, на нем и живи.

Середин попятился от костра, готовый отстраниться от дымка, если вдруг промчится порыв ветра, но через несколько шагов развернулся, выскочил на гать и потрусил вслед за обозом.

Рада опять сидела на задней телеге, покачивая ногами. Увидев, что Олег совсем близко, она спрыгнула, дождалась его, схватила за руку, несколько раз поцеловала, прижала к себе:

— Благодарствую тебе, боярин. Коли не ты, гореть мне на костре погребальном рядом с Тихоном. Век за тебя молить буду…

— Моли, — не стал отказываться Середин. — При моем ремесле лишняя молитва завсегда на пользу.

Девушка отпустила руку и пошла рядом:

— Отвел порчу-то?

— Думаю, отвел, — пожал плечами Олег. — Коли сегодня нас никто более тревожить не станет — значит, получилось.

Пребрана, оглянувшись, тоже остановилась, дождалась ведуна и его спутницу:

— Что ты все мешаешься, Рада? Ступай на телегу, неча боярина отвлекать.

Холопка понурилась, но перечить не посмела и побежала вперед.

— Отвел порчу-то? — поинтересовалась Пребрана.

— Наверное, да, — и громко, для всех, добавил: — Коли ночью кто на помощь станет звать — не дергайтесь! Пусть каждый получит то, чего достоин…

Наследник

— Господь всемогущий, вседержитель наш, судья и отец наш небесный, сущее и вечное наше. Прости раба своего за грехи, что собирается он свершить во имя твое, дай ему силы и разум, дай ему волю и знание для дела сего. И будь милостив к деяниям его. Будь милостив, будь милостив, будь милостив…

Ираклий отбил семь земных поклонов, перекрестился, поднялся на ноги, перекрестился еще раз и задернул сатиновую занавеску перед походным складнем, что всегда сопровождал его в дороге. Достал из сундука туго скрученный свиток и, присев возле окна, принялся просматривать его, изучая написанные мелким почерком строки. Время от времени монах закрывал глаза и откидывал назад голову, что-то бесшумно бормоча, потом снова возвращался к тексту. Дойдя примерно до середины, он наконец удовлетворенно кивнул, бросил свиток в сундук, вместо него взял распятие длиной почти в локоть, опять размашисто перекрестился:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});