Эпицентр бури - Джек Хиггинс

— На кого вы работаете, сынок? — рявкнул он.

— Я не знаю, мистер.

Мордекай перевернул его и протащил под оградой так, что заостренные шипы прошли в сантиметре от его лица.

— Я спрашиваю, на кого вы работаете?

Парень тут же раскололся:

— Джек Харвей. Нам заплатили. Нас втянул Билли.

— Ты, ублюдок! Еще поплатишься, — взорвался Билли.

Мордекай взглянул на Флада, который кивнул ему.

— Ты останешься, — сказал он Билли. — Остальные пусть сматываются.

Они повернулись и побежали. Билли Ватсон стоял, злобно глядя на них. Солтер заявил:

— Этому парню требуется хорошая взбучка.

Билли внезапно схватил одну из бейсбольных бит и поднял ее, обороняясь.

— Ладно. Давай, Харри Флад, важная птица! Сам ты ведь ничего не можешь, да, приятель?

Мордекай сделал шаг вперед, но Флад сказал:

— Не надо. — И направился к Билли сам. — Хорошо, сынок, давай.

Билли взмахнул битой. Флад уклонился, схватил его за запястье правой руки и скрутил. Билли вскрикнул, выронил биту, американец развернулся и нанес локтем сильный удар ему в лицо. Билли упал на колено.

Мордекай поднял бейсбольную биту.

— Не надо, — сказал Флад. — Он свое получил, пошли.

Флад закурил, и они пошли по улице.

— А что с Харвеем? Вы собираетесь пришить его? — спросил Мордекай.

— Я подумаю, — ответил Флад.

Они перешли улицу и вошли на стоянку.

Билли Ватсон собрался с силами, поднялся и постоял немного, покачиваясь и ухватившись за ограду. Шел снег. Он повернулся и побрел, прихрамывая, через дорогу к фургону. Когда он обогнул машину и подошел к дверце, из аллеи вышла Мира Харвей, придерживая рукой поднятый воротник шубы.

— Все пошло не по плану, правда?

— Мисс Харвей? — проворчал он. — Я думал, вы ушли.

— После того как дядя высадил меня, я взяла такси и вернулась. Мне хотелось посмотреть спектакль.

— Вы хотите сказать, что ждали, что все произойдет именно так?

— Боюсь, ты прав, солнышко. Мой дядя иногда делает ошибки, слишком поддается эмоциям. Ты действительно думаешь, что пять таких молодчиков, как ты, смогут справиться с Харри Фладом? — Она открыла дверцу машины и толкнула его туда. — Давай, подвинься. Машину поведу я.

Она забралась на место водителя, ее шуба расстегнулась, а мини-юбка задралась.

— Но куда мы едем? — спросил Билли.

— Ко мне. Тебе, солнышко, нужна хорошая горячая ванна.

Левой рукой она сильно ущипнула его, включила зажигание и тронулась с места.

VII

Самолет из Джерси прибыл в Хитроу вскоре после одиннадцати утра на следующий день. Доставка багажа заняла полчаса, и Диллон ждал свой чемодан, сидя с газетой в руке и покуривая. Военная удача была на стороне сил коалиции. Несколько самолетов было сбито в Ираке, зато последствия воздушных налетов были ужасны.

Взяв чемодан, Диллон поднялся и пошел на выход.

Ему пришлось ждать: одновременно приземлились сразу несколько самолетов. Таможенники почти никого не досматривали в это утро, у Диллона они тоже ничего не нашли. В его чемодане было немного белья и туалетные принадлежности, а в портфеле несколько газет. В бумажнике лежали две тысячи долларов в сотенных купюрах, но в этом не было ничего предосудительного. Свой французский паспорт он уничтожил в гостинице еще на Джерси. Обратного пути нет. Во Францию он будет возвращаться другим путем, а пока вполне достаточно водительских прав на имя Питера Хилтона.

Он поднялся на эскалаторе наверх и встал в очередь к окошку, чтобы обменять пятьсот долларов на фунты. Потом он повторил эту операцию в трех других окошках, спустился вниз и пошел на стоянку такси, тихонько насвистывая любимую мелодию.

Диллон велел таксисту везти его на вокзал Паддингтон. Там он оставил чемодан в камере хранения. Потом позвонил Тане Новиковой по номеру, который дал ему Макеев, надеясь застать ее дома. Но ему ответил автоответчик. Он не стал оставлять никакого послания, вышел, подозвал такси и поехал в район Ковент-Гардена.

В затемненных очках, полосатом галстуке и темно-синем плаще он выглядел очень респектабельно.

— Ужасная погода, сэр. Думаю, скоро будет сильный снегопад, — сказал водитель.

— Я бы не удивился, — ответил Диллон с простонародным акцентом.

— Вы живете в Лондоне, сэр?

— Нет, приехал в город по делам на несколько дней. Я был за границей некоторое время, — не задумываясь, ответил Диллон, — в Нью-Йорке. Не был в Лондоне очень давно.

— Много перемен. Совсем не то, что было раньше.

— Я так и думал. Я прочел как-то на днях, что теперь даже нельзя прогуляться по Даунинг-стрит.

— Это верно, сэр. Госпожа Тэтчер установила новую систему безопасности, ворота поставили в конце улицы.

— Правда? — спросил Диллон. — Я бы хотел посмотреть.

— Мы можем поехать этим путем, если хотите. Я провезу вас до Уайтхолла, а вернемся коротким путем до Ковент-Гардена.

— Это меня устраивает.

Диллон откинулся на сиденье, закурил и стал наблюдать. Они проехали Уайтхолл от Трафальгарской площади, миновали Хорс-Гардз, где два конных гвардейца несли караульную службу с саблями наголо. Из-за холода они были в шинелях.

— Лошадям, должно быть, чертовски холодно, — произнес таксист и добавил: — Подъехали, сэр. Вот она, Даунинг-стрит. — Он сбавил скорость. — Останавливаться здесь нельзя. Иначе тут же подойдут полицейские и спросят, что вы здесь делаете.

Диллон посмотрел в конец улицы.

— Так вот они, эти знаменитые ворота?

— «Шутка Тэтчер» — так называют это некоторые трепачи, но я скажу: она всегда права. Проклятая ИРА наделала достаточно бед в Лондоне за последние несколько лет. Стрелять таких надо. Вас устроит, сэр, если я высажу вас в Лонг-Акре?

— Вполне, — сказал Диллон и откинулся на сиденье, думая о мощных воротах, перегородивших вход на Даунинг-стрит.

Такси подъехало к тротуару. Диллон протянул десятифунтовую купюру.

— Сдачи не надо, — сказал он, повернулся и быстрым шагом пошел по Лантли-стрит.

В районе Ковент-Гардена было, как всегда, полно народу. Люди были тепло одеты из-за непривычного холода и были похожи скорее на москвичей. Диллон влился в толпу и наконец нашел то, что ему было нужно: в аллее, возле Нилс-Ярда, он увидел маленький магазинчик театральных принадлежностей. Его витрина была забита старыми масками и наборами грима. Когда он вошел, прозвенел дверной колокольчик. Из-за занавески, скрывавшей заднюю часть магазина, вышел мужчина лет семидесяти, с совершенно седыми волосами и круглым мясистым лицом.

— Чем могу служить? — спросил он.

— Мне нужен грим. Что у вас есть в коробках?

— Очень хорошие наборы, — сказал старик. Он достал одну коробку и раскрыл ее на прилавке. — Этими наборами пользуются в Национальном театре. Вы артист?

— Только любитель, играю в драматическом кружке при церкви. — Диллон посмотрел содержимое коробки. — Прекрасно. Добавьте еще губную помаду ярко-красного цвета, черную краску для волос и растворитель.

— Вы часто приезжаете в город? Мое имя Клейтон. Я дам вам свою визитную карточку на случай, если понадобится что-то еще. — Он достал все, что потребовал Диллон, положил в коробку с гримом и упаковал ее. — Тридцать гиней наличными, и не забывайте, если вам что-нибудь еще понадобится…

— Я не забуду, — успокоил его Диллон и вышел, насвистывая.

В деревне Веркор шел снег. Траурный кортеж спускался по дороге от замка. Несмотря на погоду, жители деревни вышли на улицу. Мужчины стояли, сняв головные уборы, провожая Анн-Мари Оден в ее последний путь. За катафалком ехали только три машины. В первой сидели старый Пьер Оден и его секретарь, во второй некоторые старые слуги. Следом ехали Броснан и Мэри Таннер с Максом Арну. Они прошли между надгробными плитами и подождали, когда старика извлекут из автомобиля и усадят в коляску. Когда его вкатили в церковь, все пошли следом.

Это была обычная, очень старая деревенская церковь с выкрашенными белой краской стенами. И внутри было холодно, очень холодно. Броснан совсем замерз. Он сидел, вздрагивая время от времени и плохо понимая, что происходит. Он поднимался со скамьи и становился на колени вместе с остальными. И только когда служба закончилась и все встали, а гроб понесли по проходу, он почувствовал, что Мэри Таннер держит его за руку.

Они прошли через кладбище к семейному склепу. Он был построен из серого гранита и мрамора, размером с небольшую часовню, с острой готической крышей. Дубовые двери были открыты. Священник остановился, чтобы дать усопшей последнее благословение. Гроб внесли в склеп. Секретарь развернул коляску и повез ее мимо них по дорожке. Старик сидел согнувшись, его ноги были укутаны плодом.

— Мне так его жалко, — сказала Мэри.