Амстердамский крушитель - А. Баантье

— Я был прав, — похвастался он.

— Это был бы первый случай в истории, — печально заметил Декок.

Молодой инспектор громко расхохотался:

— Говорил же я вам… все связано с наследством Изольды. Только подумайте: было три наследника — Иво, Исаак и Ирмгард. И теперь Исаак мертв.

— Остаются двое, — поддразнил его Декок.

— Да, и оба боятся, что их убьют.

— Кто их убьет?

— Один другого, — торжественно заявил Фледдер.

— Ага, — сказал Декок, — выходит, ты изменил свое мнение. Исаака убили не по ошибке, но намеренно, причем сделали это либо Ирмгард, либо Иво, либо оба вместе.

— Да.

— И ты считаешь, что сейчас брат с сестрой играют в игру «Кто устоит»? Каждый хочет убить другого, потому что оставшийся получит все.

Фледдер игриво хлопнул партнера по колену.

— Именно так! — возбужденно заключил он.

Декок еще ниже сполз на сиденье и надвинул шляпу на нос:

— Ты упустил одну маленькую деталь.

— Что именно? — пожелал узнать Фледдер.

— Убийство старого Виллема все еще никак в эту картину не вписывается. Эта смерть совершенно бессмысленна в такой погоне за богатством.

— Нет, не бессмысленна. Если Изольда не поменяла завещание своего мужа (а оснований думать, что она это сделала, нет), садовник должен был получить щедрое вознаграждение. Ведь Виллем сам так сказал, верно?

— Откуда остальные наследники могли об этом узнать?

— Это вполне возможно, — пожал плечами Фледдер. — Они могли видеть завещание. Старый Виллем сам мог проговориться. Сказал же он вам.

Декок вяло улыбнулся:

— Не думаю, чтобы под щедрым вознаграждением подразумевалась серьезная сумма. Наверняка ее даже сравнить нельзя с долей, причитающейся другим наследникам.

— Для стесненного в средствах и решительного человека даже не слишком значительная сумма может послужить мотивом.

Декок пробормотал что-то неразборчивое, но больше никак не прореагировал.

Дорога на Олдкерк шла мимо особняка Бюилдайков. Фледдер показал на закрытую калитку:

— Не заглянуть ли еще разок?

Декок сполз еще ниже и отрицательно покачал головой:

— Если Ирмгард, вернувшись домой, проломила Изольде голову, мы об этом вскоре узнаем из новостей. — Тон у него был совершенно незаинтересованный.

— Тогда куда же вы хотите поехать? — спросил Фледдер.

Декок взглянул на часы. Было почти семь часов.

— Сначала нам следует перекусить. Думаю, что-нибудь индонезийское подойдет. Затем не вернуться ли на Лейден-Сайд-стрит? У меня возникло внезапное желание увидеть Ингу… разумеется, чтобы поговорить.

Фледдер взглянул на партнера:

— С одним условием: я не собираюсь снова торчать на кухне.

— Какие еще будут пожелания?

Фледдер кивнул:

— На этот раз мы позвоним в дверь.

— Надо же, как растут твои требования.

— Это также первый случай, когда я прав, — засмеялся Фледдер.

Немка Инга очень удивилась, когда открыла дверь и увидела их.

— Это вы опять? Я только что собралась уходить. В это время легко подцепить какого-нибудь раннего клиента. Я называю это сверхурочной работой.

— Сверхурочной? — переспросил Фледдер.

Она быстро взглянула на него, но шаловливо улыбнулась Декоку:

— Мужчины говорят женам, что у них сверхурочная работа. Разве они могут отказаться от коротенькой поездки со мной в автомобиле?

— С обязательной остановкой, — добавил Фледдер.

— Таким образом мне удается заработать немного больше обычного. — Она пожала плечами. Затем оглядела мужчин с ног до головы: — Вы, ребята, моим бизнесом интересуетесь или заехали просто поболтать?

— Ни то, ни другое, — сказал Декок. — Я не мог удержаться и заехал спросить, не звонил ли тебе Игорь и не сообщал ли, что вчера он проломил не тот череп.

Женщина сделала шаг назад. Полицейские прошли за ней в комнату. Инга села на кровать, они нашли для себя стулья.

— Игорь мне не звонил, — сказала Инга. Она достала папиросную бумагу и табак, начала медленно скручивать сигарету. — Я уже говорила, — продолжила она, обратив все свое внимание на сигарету, — Игорь звонит только ночью. Он ночная птица. Боится дневного света.

Декок кивнул:

— Ночной хищник.

— Да, — согласилась она. — Я однажды назвала его филином — он разозлился. Он часто злится.

Инга закончила свертывать сигарету и принялась искать спички на столике рядом с кроватью.

— Родители Игоря… они еще живы? — спросил Декок, наблюдая, как она прикуривает. Оба инспектора сразу поняли, что курит она не табак, но промолчали. В Нидерландах по закону преследуется торговля наркотиками — не их употребление.

— У него есть братья… или сестры? — продолжал допытываться Декок. — Вы когда-нибудь говорили о его семье?

Прежде чем ответить, Инга глубоко затянулась.

— Что-то всегда удерживало меня от вопросов о семье, — ответила она.

Декок рассказал ей кое-что из того, что они знали об Игоре.

— Он поляк. Родился в Гданьске, если верить его голландскому паспорту. Эмигрировал сравнительно недавно, стал гражданином Голландии в двадцать три года. — Декок потер шею. — Больше ничего на него нет. Мы сами покопались. Документы семьи в Гданьске сгорели во время бомбежки. Можно только предполагать, что они были уничтожены по политическим мотивам.

— Я этого не знала.

— На каком языке вы с ним разговариваете?

— На голландском.

Декок наклонился вперед.

— Скажи, — нерешительно начал он, — Игорь зависит от тебя сексуально?

— Вы хотите сказать — не являюсь ли я для него наркотиком?

— Да, что-то вроде этого.

— Нет, — мягко сказала она. — Скорее наоборот. В Игоре есть что-то дикое, что-то таинственное. Возможно, такая непостижимая дикость привлекает женщину. Я не могу выразить словами, но у него есть определенный шарм, который на меня действует.

Декок внимательно прислушивался к ее тону, к ее страстным словам.

— Что ты вообще о нем знаешь?

— Ничего… очень мало, — призналась она.

— Ты в курсе, что его подозревают в убийстве по крайней мере двух пожилых людей?

Инга медленно кивнула и еще раз затянулась сигаретой:

— Да, я что-то такое слышала.

— И?..

Молодая женщина взглянула на Декока, и что-то в ее взгляде встревожило его.

— Что… и? — почти закричала она. — Почему я должна беспокоиться о том, что Игорь поубивал сколько-то там стариков? Он скорее меня бросит, чем перестанет заниматься тем, чем занимается. — Она презрительно фыркнула. — Но неужели вы действительно считаете, что я думаю обо всем этом, когда мы вместе?

Декок вздохнул:

— Я явно не могу рассчитывать на твою помощь.

— Чтобы поймать Игоря? — презрительно усмехнулась она.

— К примеру.

Немка Инга решительно покачала головой.

— Ни за что, — сказала она, наклонив голову. — Я знаю, — продолжила женщина более мягко и тише, — в один прекрасный день его арестуют. Ничто не продолжается вечно. Легко представить, что его засадят в тюрьму на такой срок, что ни одна женщина его не дождется. — Она обреченно взглянула на Декока: — Если такое произойдет… Когда такое произойдет, я вернусь в Ганновер. Возможно, я встречу другого мужчину… мужчину такого же, как Игорь.

16

Остаток пути до участка Фледдер продолжал улыбаться, а Декок хмуриться. Молодой инспектор больше не мог сдерживаться. Он испытывал какое-то извращенное, злобное удовольствие от огорчения Декока.

— Дело продвигается туго, Декок, — сказал он. — Не ваш сегодня выдался день. Инга не поможет.

— Плохо, — вяло отозвался Декок. Казалось, его ничего не трогало.

— Ха!

— Да, — продолжил Декок так будто Фледдер его вовсе не прерывал. — Она ведь, по сути, сейчас единственная ниточка, которая может привести нас к Игорю. Ведь мы не можем наблюдать за ней круглосуточно в надежде, что Игорь покажется… Хотя, возможно, и придется к этому прибегнуть.

— Ха! — повторил Фледдер. — В этом случае вам придется попросить комиссара открыть еще один ящик с копами. Вы же знаете, у нас людей не хватает.

— Что меня больше всего огорчает… что меня действительно беспокоит, так это мотив для ее отказа помочь нам… ее философия… — Декок просто продолжал свой монолог. Вероятнее всего, он вообще не слышал Фледдера. Но Фледдер слышал Декока и жаждал объяснений.

— Что вы имеете в виду?

— Нарциссизм… самовлюбленность. Дикий, чувственный Игорь иногда доставляет ей несколько часов наслаждения. И плевать, что он калечит и убивает стариков из-за денег… Ее это не волнует.

— Что вы можете поделать… она этого парня любит.

— Я не слышал, чтобы слово «любовь» поминалось хоть однажды.

Фледдер покачал головой: