Атомная подводная эпопея. Подвиги, неудачи, катастрофы - Леонид Осипенко

Весь май и июнь 1958 г. мы готовили лодку к первому выходу в море. К сожалению, на этой стадии наши интересы зачастую расходились с заводскими. Для них главное — сдать корабль военной приемке в наилучшем виде. Нам же важнее отработать расписание боевой службы и задачу по выходу в море непосредственно на борту.

По правилам, завод должен предоставить экипажу последние десять дней перед отплытием на выполнение так называемой задачи № 1. То есть, нам предстояло обжить лодку, навести на ней порядок, подготовить личный состав, оформить необходимую документацию и т.п. Я хотел, чтобы лодка была полностью отдана в распоряжение личного состава и все заводские работы на ней на это время прекратить. Но как обычно, что-то оставалось недоделанным, и за неделю до выхода в море на лодке все еще монтировали, чистили, красили. Попробуйте загерметизировать отсек, когда там работает сварщик, который на команду — «По отсекам исполнять!» — отвечает: «Я не могу. У меня работа идет!»

Посоветовавшись с Жильцовым и другими офицерами, я решил во что бы то ни стало вырвать у завода спокойных несколько дней, так как нельзя было допустить каких-либо неприятностей на борту из-за того, что мы не успели отработать какую-то команду или маневр. Я доложил о нашей проблеме председателю правительственной комиссии, который собрал совещание с представителями завода. Заводчане сопротивлялись, но и мы уперлись. В очередной раз нас поддержал академик Александров, заявивший, что постарается закончить досрочно предстоящее размагничивание. Он же предложил для нашего общего спокойствия оставшееся время предоставить экипажу. На том и порешили.

Размагничивание проходят все корабли перед первым выходом в море. Лодку, как сердцевину катушки, обматывают через метр-полтора кабелем и пропускают через него мощный ток. Благодаря этому, все электрические и магнитные поля лодки компенсируются. Кстати, этой операции подвергаются и все плавающие корабли, по крайней мере, раз в год. Иначе при прохождении над магнитной миной, которая может лежать на дне еще с войны, корабль своим полем заставит сработать взрыватель. Операция совершенно безопасная: лодка в это время находится на воде, а экипаж на борту. Но пока делают замеры, пока ее размагничивают в направлении «север-юг», потом «запад-восток», время идет. В этих условиях отработать организацию службы тоже невозможно.

Отвоевали мы себе трое суток, и распорядиться ими решили следующим образом: остаемся у пирса, но имитируем полностью автономное плавание.

И вот с лодки сходит последний специалист. На борту остается личный состав и заводские старшины отсеков, которые непосредственно входят в сдаточную команду. Отдаются все береговые коммуникации, убираются сходни, задраивается рубочный люк. Работаем только от своей энергетической установки, даже питание на борту свое. Лишь телефонную связь мы сохранили с берегом на случай непредвиденных обстоятельств. Берег этим, естественно, воспользовался несколько раз, чтобы вызвать меня к начальству по пустяковым вопросам.

Какие только ситуации не были проиграны за эти три дня! Мы имитировали все хода, реверсы, погружения. Идти на глубину у стенки не рискнули — больно много болванок валялось на дне, переходили в позиционное положение, продувались... Даже аварийные тревоги у нас были!

Полный вперед!

После трех суток «плавания» — 1 июля 1958 г. — на корабль пришли представители штаба соединения, чтобы проверить нашу готовность к выходу в море. В то время все всех перепроверяли, и хотя делалось это зачастую, чтобы обезопасить себя, аварии тем не менее тогда случались реже.

Мы все были в новеньких синих рабочих костюмах с только что розданными боевыми номерами для матросов и сокращенными названиями должностей для офицеров. Однако как нас проверяющие не гоняли, придраться ни к чему не смогли, и был объявлен перекур. Но покурить спокойно не пришлось. Прибегает запыхавшийся связной: «На завод движется кавалькада машин!» Срочно объявляется боевая тревога, и в считанные секунды команда выстраивается на пирсе по ранжиру.

Здесь нужно сделать пояснение. С момента спуска лодки на воду над нею развевался государственный флаг. В старые добрые времена под ним корабли и выходили на ходовые испытания. Потом решили, что любой корабль, выходящий в море, должен нести бело-голубой военно-морской флаг, поскольку и при испытаниях ему приходилось заходить в нейтральные воды. Его-то нам и должны были вручить до выхода в море.

Подъем флага — один из самых торжественных, хотя и ежедневных ритуалов на флоте. В 8.00 весь личный состав во главе с командиром выстраивается на верхней палубе, и по приказу командира под звуки государственного гимна поднимается этот символ нахождения в боевом строю военного судна. В эти минуты — в море или на базе — все члены экипажа ощущают себя частицами единого организма, и каждый чувствует свою личную ответственность за корабль и страну, которую он защищает.

Что уж говорить о первом подъеме флага на новом корабле, тем более на первой атомной подводной лодке! Он знаменует не только завершение строительства принципиально нового корабля, но и наступление нового этапа в жизни нашего Военно-морского флота.

Нам заранее привезли шелковый гюйс (носовой флаг, обозначающий принадлежность корабля к высокому рангу). Его поднимать доверили замполиту, а военно-морской флаг, который должен вручить нам главком, — мне. Командовать парадом было поручено Льву Жильцову, выправка у которого молодецкая, а голос громогласный.

Наверное, никогда я так не волновался, как при мысли, что вдруг не сумею поднять флаг или сделаю это как-нибудь неправильно. Ведь командир только командует, а поднимает флаг опытный, тренированный рулевой-сигнальщик. К тому же, палуба подводной лодки поката, узка и ходить по ней непросто.

Машины приближаются к пирсу. Встречаем, как полагается, главкома ВМФ Горшкова, академика Александрова, командира бригады адмирала Цветко, директора завода Егорова, ответственного сдатчика Довганя.

Спуском государственного флага командовал Евгений Павлович Егоров, а выполнял команду Алексей Алексеевич Овчинников. Как только была дана команда «вольно!», с разрешения Горшкова я преподнес спущенный флаг Анатолию Петровичу Александрову. Тот просиял, и кто-то из его помощников одобряюще кивнул нам и сказал: «Молодцы! Порадовали старика». Слово «старик» было сказано в шутку: академику тогда только-только исполнилось пятьдесят пять.

Я отрапортовал, и главком вручил мне первый флаг атомохода шелковый, крейсерский. Боцман немедленно его прикрепил. И тут я увидел, что на кормовой палубе появился одетый в парадную форму рулевой-сигнальщик: кто-то из моих заместителей — штурман или старпом — догадались послать мне помощника. «Молодцы все-таки у меня ребята», — с благодарностью подумал я.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});