Кузнечик сын кузнеца (рассказы) - Юрий Хвалев

- Что он такое говорит?! – вскрикнула Стела.

- Этого не может быть?! – воскликнула Ева.

- Девочки, он спятил!! – кричала Нинель.

Остановка троллейбуса и специальное здание с табличкой «Военкомат» находились в шаговой доступности. Когда из этого здания вышли два крепких мужчины в форме, троллейбусник, предвкушая красивую концовку, с трением потёр ладони. Чтобы впустить конвой ему осталось всего лишь открыть переднюю дверь.

- Девочки, не отдавайте меня!! – ревела Нинель.

- Так ты мужчина?!! – возопила Стела.

- Я…

- Говори! – приказала Ева.

- Я ещё мальчик, – сказал Нинель. – Ева, я люблю тебя! Я переоделся, чтобы быть всегда с тобой рядом.

- Трансвестит несчастный. – Ева достала мобильный телефон и позвонила.

Офицеры проникли в троллейбус. У них как у ищеек горели глаза.

Ева протянула им мобильный телефон и как самая доброжелательная феминистка сказала:

- Мужчины, не торопитесь, с вами очень хочет поговорить генерал лейтенант…

ЕВСТАФИЙ РЕВОЛЮЦИОНЕР

Революции не совершают; они приходят сами.

У. Филлипс

-1-

Невысокий юноша, пожалуй, учащийся школы, (взрослые таких обзывают «мелкими») одетый в красную куртку-толстовку «burn», которая скрывала тонкое тело, ни с того ни с сего пнул левую дверь двухподъездного жилья. Надо сказать, что правую дверь в целях безопасности крест-накрест давно забили досками.

Весной деревянный дом всегда походил на мёртвую рыбу, так как стоял без движения по щиколотку в воде. Стоял и достоялся. Рыба всегда гниёт с головы, поэтому, когда разложилась лестница, никто особо не возмущался.

Ударившись обо что-то мягкое, дверь без звука отскочила в размер узкого проёма. В этом действие не было какой-то особой злобы, тем более показного хулиганства, скорее этот поступок можно объяснить переходным возрастом, когда в хрупком мальчике вовсю бушует мужской гормон. Есть повод влюбиться. Впрочем, о влюблённости он в данную минуту, естественно, не думал.

Евстафий (так звали юношу) протиснулся в щель и краем глаза увидел в углу распластанного соседа, который от удара по мягкому месту не мычал и не телился, а только сонно высвистывал характерные запахи дешёвого алкоголя.

- На тебе, сука!

Евстафий, опять же без явной злобы (поверьте на слово), пнул пьяного соседа. В юноше, безусловно, глубоко засела скрытая неприязнь к этому «дядя Васе» (так называла его мама), который частенько к ним захаживал попить чайку. Евстафий чай не любил, возможно, поэтому дядя Вася всегда нагружал его мелочью и просьбой купить всем мороженного.

После возвращения Евстафий долго смотрел на мать, пытаясь понять причину видимых изменений, потому что женщина вся светилась изнутри, будто переносная мини-электростанция. Но запал быстро исчезал, и мама становилась прежней: задумчивой и грустной, как осенний дождь.

Евстафий догадывался, что виновником маминых превращений: как хороших, так и плохих, - этот грубоватый, приходящий шофёр дядя Вася. Но почему он не может по-хорошему зарядить её надолго Евстафий до определённого времени понять не мог.

Всё произошло случайно. Дядя Вася в очередной раз нагрянул в гости, а Евстафия, естественно, в очередной раз сопроводили за мороженым, но он, забыв губную гармошку, которую понемногу осваивал, вернулся.

Войдя в комнату, Евстафий увидел трясущуюся маму, которая упёршись руками в гардероб, силилась его передвинуть. Причём она так разгорячилась, что была вся в мыле и без одежды. А дядя Вася толкался сзади, так, что при каждом толчке мама скулила, как голодная бродячая дворняжка.

Евстафий с жалостью смотрел на маму. Увидев сына, мать вымаливала прощение.

- Блядь! – крикнул Евстафий и побежал на улицу.

-2-

Солнце, зацепившись за верхушки мохнатых ёлок, словно специально замедлило падение, чтобы горизонт, до конца пропитавшись этим малиновым джемом, растянулся как можно дальше и захватил убегающие облака, которые походили на сливочное мороженое.

Евстафий поражённый этой малиновой красотой ходил вокруг дома и думал о красном цвете, который его ко многому обязывал, потому что это цвет борьбы за справедливость и равенство. Стоит его разрезать на мелкие части и привязать к флагштоку, как тысячи обездоленных, таких же, как и он, встанут во весь рост и пойдут грозными рядами делать добро.

Стоя на лестничной площадке, Евстафий размышлял, куда идти. Прямо домой или войти в прихожую и ждать, пока мама его простит. Он стоял перед дверью, которую облепили, словно стая навозных жуков кнопки звонков. У каждого звонка был свой неповторимый голос. И если нажать, то придёт тот сосед, который этот голос знал наизусть. Верхний звонок, голосистый, принадлежал шофёру дяде Васе. Евстафий обернулся и посмотрел вниз, в надежде, что сосед по-прежнему там, но его там давно не было. Следующий звонок, колокольчик, принадлежал соседке Вере, некрасивой и полной студентке-заочнице, которая подрабатывала официанткой в ресторане, по утверждению соседей: работала «по вызову». Чуть ниже ещё один звонок, тихоня, который тянулся к бабушке Любе. Она так увлеклась спиритизмом, добиваясь присутствия в своих хоромах Наполеона, что все давно считали её ненормальной. Нижний звонок для Евстафия был как старый знакомый, которого он называл «соловей-разбойник». Звенел трелью вызывающе громко; пока долетал до их маленькой комнаты, быстро стихал, как длиннохвостая птичка колибри.

Евстафий решил скоротать время у Веры.

- Ты чего звонишь? – открывая дверь, спросила она.

- К тебе можно? – спросил Евстафий.

- М-м-м, давай… - разрешила она. – А-а-а, значит решился?

- Ну, да… - согласился Евстафий. – Почти… что… решился…

Верина комната такая же крохотная, как и другое жильё этого коммунального барака, отличалась лишь аппетитным запахом еды, потому что Вера любила разную вкуснятину, например, красную икру, которую тибрила из ресторана. Что касается обстановки, то ни каких излишеств, всё то же самое, как и у других: стол, стулья, гардероб, железная кровать, старенький холодильник, правда, в убранстве комнаты преобладал вызывающий алый цвет.

- По-быстрому проходи. – Вера чуть подтолкнула Евстафия. – Тебе бутерброд с сыром или колбасой?

Евстафий промолчал и пожал плечами, что могло означать: зачем же спрашивать? давай и того и другого.

Пока Евстафий уминал за милую душу бутерброд с колбасой, Вера налила пива.

- Вот запей, - велела она.

- У-у-у, - Евстафий замотал головой.

- Да ладно ты… - Вера явно хотела угодить Евстафию. – Подумаешь… детский напиток. Пей.

Выпив залпом, как пьют взрослые, Евстафий потёр рукавом нос. Вера же пила небольшими глотками, внимательно следя за напросившимся гостем.

- Теперь по-быстрому говори. – Приказала она. – Зачем пришёл?

- Я решил вступить в вашу организацию. – Евстафий дрессированной собачонкой смотрел на Веру, словно ожидал после сказанных слов, пряник она достанет или кнут. – Я это давно решил. Сознательно… – пивной хмель вовсю кружил Евстафию голову. – Окончательно… и это… бесповоротно.

- Молодец! – похвалила Вера. – Наш революционный кружок могучая сила, став его членом ты сможешь открыто бороться за справедливость и светлое будущее. Любое поручение ты обязан выполнять, не раздумывая, в этом и есть залог будущих побед. Только насилие… м-м-м… - Вера остановилась, возможно, осознала: сказано более чем достаточно, а то этот мальчик испугается или ещё чего. – В общем, ты всё уразумел?

- Да, понял я, понял… - твёрдо сказал Евстафий. – Можно я пойду.

- Иди. – Разрешила Вера. – Учти. Собрание завтра… у меня… в двенадцать.

-3-

После одиннадцати невзрачная хибара погружалась в сонное царство, превращаясь в сказочный корабль под командованием непоколебимого рулевого, у которого в загашнике всегда имелся маршрут на любой вкус. Несколько часов тихого плаванья в райской тишине, где каждому пассажиру гарантировался любимый сон на выбор. Правда, было одно условие, чтобы отправиться туда, куда нужно, необходимо вовремя уснуть. А если не успел, и сон, словно бабочка упорхнул сквозь дырявый сачок, жди в гости бессонную стражу, которая разведёт в разные стороны, чёрт знает куда: голову, руки, ноги, туловище.

Евстафий лежал и смотрел на занавеску, за которой спала мама. Сон не приходил, потому что Евстафий всеми мыслями представлял себя в будущей борьбе. Вот он в гуще событий стоит на баррикадах с красным знаменем в руках и призывает: грабить магазины, жечь машины и так далее, так далее, так далее...

«Так можно зайти очень далеко, - размышлял он. – Ну и пусть… подумаешь… я же не один. Таких как я – много. Они меня не дадут в обиду».

Тихий коридор вдруг наполнился грохотом копыт, и где-то в глубине заржала лошадь.