Распутин. Анатомия мифа - Боханов Александр Николаевич

Выполняя многочисленные церемониально-династические обязанности, Александра Федоровна смотрела на окружающий придворно-аристократический мир с холодным отчуждением, прекрасно сознавая всю его фальшь и враждебность. Дорогой Ники заполнял ее жизнь, и она старалась поддержать и утешить этого человека, несшего тяжелое бремя исторической ответственности. Через несколько месяцев после замужества царица писала своей немецкой приятельнице: «Я чувствую, что все, кто окружает моего мужа, неискренни и никто не исполняет своего долга ради долга и ради России. Все служат ему из-за карьеры и личной выгоды, и я мучаюсь и плачу целыми днями, так как чувствую, что мой муж очень молод и неопытен, чем все пользуются».

Не складывались теплые отношения и со свекровью, императрицей Марией Федоровной. Две царицы и один царь. Две женщины и один мужчина. Сама судьба должна была создать внутреннее напряжение, которое неизбежно и возникало. Они так не походили друг на друга.

Старая царица — милая, обходительная, умевшая нравиться, знавшая назубок правила поведения во всех ситуациях и почти никогда не пренебрегавшая своими венценосными обязанностями. Александра Федоровна во многом являла прямую противоположность — замкнутая, даже нелюдимая, мало склонная завоевывать популярность, не желавшая знать и видеть тех, кто не отвечал ее представлениям о благонадежности и добропорядочности. Мария Федоровна считала, что Алиса при всей своей внешней красоте лишена того, что всегда ценила в людях, — душевной экспрессии. Конечно, она не подозревала, что ее невестка походит на потухший с виду вулкан, что внутри у нее пылает пламя безмерных чувств.

Нельзя сказать, чтобы Мария Федоровна не любила Александру Федоровну. Нет, нелюбви не было. Но не было и душевного расположения. К себе в свою очередь она его тоже не ощущала. Отношение свекрови к невестке постепенно менялось. Сначала было безразличие, потом ласковая снисходительность, уступившая место сожалению и сочувствию к сыну, к Александре Федоровне и ко всем, кто оказался заложником драматических коллизий последнего царствования. Она видела, что Ники любит Аликс, а это было самое главное. Своим чувствам здесь не придавала особого значения. Самолюбие же нередко уязвлялось.

Так случилось поздней осенью 1900 года, когда Ники серьезно заболел брюшным тифом в Ливадии. Мать тогда находилась в Дании, но быстро получила известие и сильно обеспокоилась. Немедленно в Крым из Копенгагена полетели телеграммы, где настоятельно рекомендовалось выписать врачей из Европы и содержалась просьба: сообщить, когда ей приехать. Аликс же сделала все по-своему. Она лишь сухо поблагодарила, однако приглашения не последовало. Эта холодная деликатность была оскорбительна, но Мария Федоровна не нагнетала страсти.

Формально Александра Федоровна вела себя безукоризненно: она писала свекрови письма, наносила ей визиты, передавала приветы, непременно поздравляла с праздниками, не роптала, когда шла сзади нее на торжественных церемониях. Но Мария Федоровна чем дальше, тем больше убеждалась, что невестке она не нужна, что та тяготится ее присутствием и не расположена продолжать общение дольше приличествующего. Жена сына не искала сближения. Вдовствующая царица платила ей тем же.

Александра Федоровна, любя мужа больше жизни, ни с кем не желала делить свое полное и неоспоримое право на него. Через две недели после свадьбы она записала в дневник мужа: «Отныне нет больше разлуки. Наконец мы соединены, скованы для совместной жизни, и, когда земной жизни придет конец, мы встретимся опять на другом свете, чтобы быть вечно вместе». Она не умела отступать и не считала нужным во имя большого переступать через личные пристрастия и представления. С трудом шла на компромисс и, часто лишь превозмогая себя, делала «что надо».

Вдовствующую императрицу расстраивало дуновение «ледяного ветерка» со стороны Александры Федоровны и ее окружения. О том, что две царицы не питали расположения друг к другу, приближенные узнали, как обычно, раньше, чем это нерасположение проявилось на самом деле. В салонах, конечно же, заговорили о ненависти, о том, что старая царица не хотела отдавать молодой коронные драгоценности, что она устраивала истерики сыну, а Александра Федоровна осаждает мужа жалобами на свекровь и т. д. Словом, пошло-поехало, как обычно бывало в свете.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Мать Николая II мало придавала значения великосветским суждениям, хорошо зная их истинную цену. Но она не могла не обратить внимания на то, что в подругах у невестки появились три дамы, о которых ничего приятного сказать не могла. Две черногорские принцессы, Милица Николаевна (жена великого князя Петра Николаевича), Анастасия Николаевна (жена герцога Георгия Лейхгенбергского), и великая княгиня Мария Павловна, которую вся родня называла Михень. Двух первых Мария Федоровна почти не знала; говорили о них разное, часто неприятное. Но вот третья была известна не понаслышке. Там, где Михень, там непременно жди эпатажа, сплетни, скандала. Свекровь переживала, что «бедная Аликс» ввиду неопытности может легко обмануться.

Однако Мария Федоровна недооценивала невестку. Александра Федоровна была далеко не так проста, как могло показаться, и уж меньше всего была способна стать управляемой. Напористая и самоуверенная Мария Павловна быстро убедилась, что невозможно быть ментором Александры Федоровны, и их близкие отношения скоро сошли на нет. У последней царицы в России были только два человека, кому она доверяла бесконечно: обожаемый муж и Григорий Распутин. Но последний стал таковым лишь в заключительном акте русской монархической драмы.

Мария Федоровна постоянно переживала, так как все время до нее доходили какие-то безрадостные вести. Нет, сама ничего специально не узнавала. С молодости не любила эти светские разговоры и сплетни. Почти им и не доверяла. Но укрыться от них не имела никакой возможности. Родственники и приближенные обязательно что-нибудь неприятное сообщали. Очень и очень многие были недовольны ее невесткой. Мария Федоровна знала, что Аликс не умеет нравиться, что замкнута и даже нелюдима. Она не раз ей говорила, что надо стараться завоевывать расположение, но та считала, что царица не должна «бегать за популярностью». Мария же Федоровна всегда придерживалась убеждения, что царица должна быть любима. Любовь же надо завоевывать, надо ее добиваться, а не делать вид, что тебя это не касается.

Свекровь не могла понять, что мешает улыбнуться, сказать несколько ласковых слов дамам на приеме? Александра же почти всегда стоит «как ледяное изваяние», и только слепой не увидит, что она тяготится официальными церемониями. А это плохо. Можно же устроить бал или организовать вечер. Так нет. Ей рассказывали, что Аликс часами молится. Она считала религиозное усердие похвальным, но при этом нельзя же пренебрегать общественным долгом. Она ведь не монахиня, а императрица, которая обязана блистать и очаровывать! Это так необходимо, когда престиж династии все время подрывается какими-то скандалами и компрометирующими разговорами.

Мария Федоровна чувствовала, что милый Ники отдаляется от нее. Он был по-прежнему любезен и внимателен, но она ощущала: душа его закрыта от всех, в том числе и от матери. А ведь когда-то он был абсолютно откровенен с ней. Сын очень любит Аликс, и та оказывает на него большое влияние. Но сама ни с кем и ни с чем не желает считаться, полагая, что все знает лучше всех. Как она характером напоминает свою бабку, королеву Викторию! Но у той было достаточно здравого смысла, и она никогда не бросала вызова окружающему миру, всегда охраняла свою репутацию. Аликс же думает, что имеет право вести себя, не оглядываясь на других.

Вдовствующая императрица подобными наблюдениями и опасениями мало с кем делилась, но даже те, избранные, кому доверялась, йичбго в тайне не сохраняли, переиначивали, извращали. В пересказах вырисовывалась вражда двух женщин и двух цариц, чего на самом деле не было. Но правда не имела значения. Тема стала излюбленной в столичных салонах.