Распутин. Анатомия мифа - Боханов Александр Николаевич

Александра Федоровна питала к своему избраннику безбрежное чувство любви, граничащее с обожанием. «Милый, любимый мой Ники, нет слов, чтобы выразить, как глубоко я люблю тебя — все сильнее и сильнее день ото дня, глубже — вернее. Любовь моя, милый, веришь ли ты в это, чувствуешь ли, как быстро бьется сердце, и только для тебя, мой супруг», — начертала свои признания Александра Федоровна в дневнике мужа через несколько месяцев после свадьбы. Годы супружества не понизили «градус» этих чувств.

Любовь к Ники, к «дорогому мальчику», владела Александрой безраздельно, до последнего земного часа. Поэтому все разговоры, подозрения и утверждения об «адюльтерах» никакого отношения к истинному положению вещей не имели. Сочиняя подобные небылицы, люди или ничего не знали о моральных качествах и сердечной преданности «распутницы», или злонамеренно клеветали, вполне обоснованно полагая, что о личной жизни царя и царицы почти никто достоверно осведомлен не был.

Если современникам и можно сделать скидку на незнание, то измышления некоторых нынешних авторов можно объяснить исключительно дремучим невежеством, коммерческим расчетом или идеологическим ангажементом. Ведь столько подлинных документов оглашено, опубликовано, что вроде бы уж здесь должна быть полная ясность. Но, оказывается, реальные факты не нужны. Требуются смачные картины.

Александра Федоровна знала многие нелицеприятные суждения о себе. Она старалась не придавать им значения, хотя некоторые, особенно задевавшие ее женскую честь, ранили жестоко. Эта невосприимчивость к обличениям петербургского света сыграла свою роль в случае с Распутиным. Если о ней, царице, распускали ни на чем не основанные грязные слухи, то почему она должна была реагировать на обвинения в мерзких поступках человека, который дорог ей и Ники и который ничем постыдным себя перед ними не проявил? Такому подходу нельзя отказать в логике, но жизнь — увы! — далеко не всегда развивается по ее законам…

С ранних лет Алиса-Александра искала преданности и простоты, честности и отзывчивости, безусловно верила в истинную, высшую справедливость, стремилась пройти земной путь смиренно, добродетельно и без лукавства. На страницах же исторических летописей образ последней царицы запечатлен почти исключительно в мрачных тонах. Ее дела, помыслы и поступки не вызывали ни понимания, ни снисхождения. Александре уверенно приписывали то, о чем она никогда и не помышляла, обвиняли в том, что было чуждо ее натуре. Она жила непонятой и непринятой.

Она не умела лгать, с трудом выносила светское лицедейство и если бы имела право выбирать, то не колеблясь избрала бы иную стезю. Отдав себя всю без остатка любимому мужчине, она вынуждена была платить высокую цену: находиться на арене всю оставшуюся жизнь, играть роль, которая по складу характера ей совсем не импонировала. Последней царице всегда не хватало искусства куртуазности, тонкого мастерства светскости, которым в совершенстве владела ее свекровь императрица Мария Федоровна. В итоге свою публичную «сольную партию» супруга Николая II исполнила неудачно: не только рукоплесканий не заслужила, но ее «номер» затопали и ошикали задолго до того, как опустился занавес.

Даже после страшной гибели имя Александры Федоровны сочувствия не вызвало: ей в памяти потомков отводилась роль изгоя, «злого гения» династии, империи, России. Она не знала, что будет так, но если бы и знала, то вряд ли бы пошла иным путем. Последняя царица не умела выбирать удобную дорогу, была не способна «играть жизнь». И одного дня своего земного бытия не сомневалась, что все решает Господь Бог, и коль Он уготовил тяжелый земной удел, то изменить того никто не в силах.

Ее связь с Россией стала нерасторжимой в Кобурге, где 8 апреля 1894 года она дала согласие стать женой любимого беспредельно цесаревича Николая, хотя до того несколько раз говорила «нет». Тогда и потом много размышляли над тем, почему же Алиса Гессенская так долго отвергала предложение. Некоторые находили это капризом, другие считали самодурством, третьи утверждали, что принцесса, «кривляясь», старалась «набить цену». Но все эти объяснения не подходят; они не отражают душевного облика, характера последней царицы. Прагматические расчеты, эгоистические устремления, тонкие интриги — арсенал не ее средств, и к подобному она никогда не прибегала. Это была искренняя и добропорядочная натура. Как женщина и как мать Алиса-Александра проявляла себя безукоризненно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Однако перед глазами публики она представала в первую очередь как императрица, обязанная «играть по правилам», не ею изобретенным. Должна была приспосабливаться к нежеланному: участвовать в неинтересных ей церемониях, любезничать с неприятными людьми, лицемерить. Подобное насилие над собой всегда выносила с трудом и нередко переступала через устоявшиеся «нормы поведения», пустой, но непреложный великосветский «политес». Пренебрежения к себе, неумения исполнять «августейшую роль» в мире родовитых и именитых не прощали никому, даже царице.

Насчет своих светских способностей Александра Федоровна не заблуждалась. Уже императрицей призналась в письме одной близкой знакомой: «Я не могу блистать в обществе, я не обладаю ни легкостью, ни остроумием, столь необходимыми для этого. Я люблю духовное содержание жизни, и это притягивает меня с огромной силой. Думаю, что я представляю тип проповедника. Я хочу помогать другим в жизни, помогать им бороться и нести свой крест».

Но с первых шагов пребывания в России ей нужно было самой себе помогать «нести крест».

Немецкие принцессы, выходя замуж за представителей дома Романовых, могли сохранять преданность фамильной конфессии. Однако у жены наследника русского престола, а уж тем более у императрицы, права выбора не было. Принадлежность к государственной религии — православию считалась обязательной. Это являлось непререкаемой традицией, свято соблюдаемой на протяжении столетий существования монархии. Несомненно, что твердость характера и преданность убеждениям не позволяли Алисе Гессенской легко менять религиозные привязанности.

Принцесса долго мучилась, колебалась и переживала, когда выяснилось, что для соединения с любимым необходимо нарушить клятву верности, данную при совершеннолетии, и отречься от лютеранской веры. При стойкости ее убеждений подобное сделать было очень нелегко. Говоря о собственном упорстве, именно это обстоятельство она всегда и приводила. Но есть основания полагать, что существовала и еще одна тайная причина, которая многое объясняет. Причина эта медицинского свойства.

Алиса прекрасно знала, что ей надлежит не только соединить свою жизнь с жизнью Ники, в будущем стать царицей огромной империи, но и исполнить свой первый и важнейший долг — дать продолжение императорскому роду, подарить мужу и России наследника престола. И тут возникало опасение, связанное со страшной болезнью — гемофилией (несвертываемость крови). Недуг передавался по женской линии, но лишь представителям мужского пола. Гемофилия считалась (и до сих пор считается) неизлечимой, но особенно опасной бывает в первые 15–20 лет жизни. У страдающего гемофилией человека любой ушиб, царапина, кашель, удаление зуба и какая-нибудь иная жизненная ситуация, связанная с кровотечением, могут привести к летальному исходу.

Происхождение недуга было неясным, проявления — неожиданными, и каждый приступ мог оказаться роковым. Эту болезнь крови, вызываемую загадочными генетическими мутациями и особо распространенную в высшем свете, иногда называли «болезнью королей». По непонятной причине она обнаружилась у королевы Виктории, прямые потомки которой стали ее носителями. Восьмой ребенок королевы Виктории, ее четвертый сын Леопольд, родившийся в 1853 году, оказался гемофиликом. Мать была потрясена, когда о том узнала. Он скончался в 1884 году в возрасте тридцати одного года, и королева горько переживала. Матримониальные связи привели к тому, что от английской королевы через ее дочерей и внучек гемофилия перешла к монархическим домам Испании, России, Германии.