Путь в рай (СИ) - Дори Джон

— Амад, не касайся ничего здесь. Хоть и поздно… Иди искать другое жильё. Бери этаж повыше. Руки протирай уксусом. Воду, что будешь пить — тоже подкисляй. Найдёшь жильё — вернись сюда. В дом не входи, встретимся у ворот. Иди.

— А ты?

— А я — лекарь, — улыбнулся он.

Как выяснилось, заболевший мальчик — один из сыновей Мархуда — занемог ещё вечером, но страшная ясность наступила только утром — стали видны пузырьки, усыпавшие всё тело.

Теперь он лежит в задней комнате, куда всем страшно зайти.

— Иди, — сказал Сарисс, и Амад, оглянувшись не один раз, всё же пошёл, подхватив оба хурджина, пошёл искать надёжное пристанище. Хотя и думал — а не разумнее ли плюнуть на мечты и уйти подальше от заразы? Шайтан с ним, с этим Белым Городом…

Найти новое жильё оказалось непросто.

Чтобы было дешевле прежнего, чтобы было безопасное, чтобы Сариссу понравилось — много условий пришлось выполнить Амаду.

Но повезло.

Недалеко от портовых ворот чайханщик согласился сдать домик во дворе. Рядом растёт алыча с золотыми мелкими плодами, прикрывает вход и радует глаз. Сариссу должно понравиться. Место хоть и в людное, но неприметное, защищённое. У ворот — коновязь. Район небогатый, по большей части городская беднота да моряки, но Амад привык жить среди бедняков, и привычное казалось ему безопасным.

Возвращался он с тяжёлым сердцем.

Обманул их Белый Город. Все мечты пустил прахом. Да ещё грозит в этот прах перевести их самих.

По дороге насмотрелся он на испуганно снующих людей, на улицы, запруженные повозками. У ворот — давка, очереди на выезд. Нестерпимо захотелось схватить Сарисса в охапку и утащить подальше от коварного города.

Беда, беда в Бааль-Белеке!

Вот и знакомые ворота.

Амад встал так, чтобы его было видно.

Постоял. Подождал.

В доме тихо.

Неужели никого?

Хозяина Мархуда — и его нет? Тогда где же Сарисс?

Амад подождал ещё, но беспокойство нарастало.

Где все?

Почему так тихо?

Дом стоял, словно огороженный невидимой стеной глухой тишины.

Куда все подевались?

Хоть кто-нибудь должен же был остаться!

В нетерпении он сделал шаг, другой… Вот он уже посреди разорённого двора. Вон брошена повозка, а тут валяются чьи-то пожитки…

Кто-то появился на пороге.

— А-а! Вот он! Держите его! Он был с тем колдуном! Он пособник!

Кричал толстый Мархуд, стоя на пороге и тыча в него, Амада, трясущимся пальцем. Двое дюжих стражников протиснулись мимо него и двинулись к Амаду.

Не то чтобы он не мог убежать — плёвое дело! — но Сарисс!

Амад покорно дал себя схватить и, понукаемый градом опасливых тычков, прошёл в дом.

------------------------------------------------

Примечание:

Стихи John Dory

Глава 29. Бумажные люди

В зале, где ещё вчера было полным-полно народу, сейчас сидели трое. Двое за низеньким столиком, на котором вместо угощения были разложены листы неровной бумаги, наполовину уже исписанные, металлическая чернильница, вся в потёках, и несколько каламов.

Лица над столиком были тоже какие-то бумажные, и их можно было смело отнести к письменным приборам.

Мархуд, утром бывший цвета конины, теперь напоминал бледный жирный студень. Один из бумажных людей подманил его пальцем поближе. Мархуд торопливо бухнулся на колени у родного, но уже такого казённого столика.

— Это он! — доложился толстяк, странно извиваясь: то ли он кланялся сидя, то ли пытался заглянуть в бесстрастные физиономии. Но лицо дознавателя — это тебе не открытая книга, на нём гербовой печатью застыла ленивая скука.

С этой скукой в голосе младший спросил:

— Он тоже колдун?

— Э… Не совсем. То есть сам я не видел, но он был с тем… С колдуном.

— С колдуном?! Что за…

— Молчи, несчастный! Любое твоё слово будет услышано служителями закона и может быть использовано для доказательства твоей вины.

— Но я только хотел спросить про колдуна. Кто колдун?

— Не похоже, что он знает о преступлении, — недовольно заметил старший.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Младший почтительно выслушал и выпалил ряд вопросов:

— Где ты был в момент совершения преступления? Что ты видел? Кем тебе приходится преступник?

Амад смотрел на дознавателей молча, пытаясь собрать разбегающиеся мысли, главной из которых была: где Сарисс?!

Старший (сухощавый, с лицом грифа) поняв по-своему причину молчания и очевидную растерянность Амада, неторопливо произнёс:

— Теперь ты можешь говорить. На вопрос официального лица нужно отвечать. Эти дети пустыни весьма наивны, — поделился он наблюдением с младшим. — Они понимают всё буквально. Говори, мальчик, — кивнул он Амаду.

«Мальчик!»

Это слово привело в движение какие-то давние пружины в его голове: выгодную роль подсказал сам судейский.

Придуриваться и водить за нос Амаду было не впервой, и нынешний допрос позабавил бы его, если бы… Если бы он знал, где Сарисс. Но страшное беспокойство за него уже начало выбивать дрожь в теле.

И это не укрылось от взора Грифа.

— Не бойся. Ты просто должен сказать нам, что видел сегодня.

Пора было начинать.

— Видел я караван-сараи. Много. Сегодня был в гостинице Алимжона, что в переулке Сапожников, в «Красной палке» на улице Плетельщиков, в «Пенном змее», что у западных ворот, и ещё был…

— Зачем ты туда ходил?

— Комнату искал. Здесь очень дорого. Долго искал — всё утро. Везде видел одно и то же — мест нет.

— То есть ты ушёл утром?

— Едва солнце встало.

Бумажные люди переглянулись. Младший нахмурился.

— Хорошо. А что ты знаешь о преступнике?

— Не встречал я преступника в вашем городе, эфенди*. Всё очень спокойно, даже на базаре мальчишки не воруют фрукты

— Если кто украдёт на базаре, такому рубят руку. Я не об этом спрашиваю. Преступление было совершено здесь.

Амад вздрогнул, завертел головой, глянул на хозяина двора:

— Какое преступление, Мархуд-ага?

Вместо него ответил младший допросчик:

— Нынче утром некий Сарисс произвёл незаконное излечение Жунгара — сына Мархуда, содержателя караван-сарая. Степень его вины устанавливается. Если он и вправду незаконно излечил оспу — его казнят через огонь, ибо это двойное преступление: лечить в Бааль-Белеке, священном городе, имеет право только вписанный в фирман Совета гражданин Бааль-Белека, сдавший экзамен по медицине и имеющий рекомендации трёх других лекарей; если же будет установлено, что имело место колдовство, то колдун также должен быть казнён, ибо любое колдовство может поколебать основы и потому карается смертью через огонь, ради выжигания скверны и установления полного равновесия.

— С-скверно…

Невероятным усилием Амад сдержал все остальные слова, готовые вырваться наружу.

Играй, играй, обмани их! Надо остаться на свободе, надо вызволять Сарисса!

— Скверны, да. — согласился младший. — Но скорее всего, колдун тут ни при чём. По милости Всевышнего произошло самоисцеление вышеупомянутого… — он глянул в бумаги, — Жунгара ибн Мархуда. Ибо таково благоволение Единого к нашему великому и прославленному городу — истинному раю на земле.

Помолчали.

Гриф удовлетворённо созерцал картину райского места, в котором он имеет счастье быть Вторым Дознавателем Отдела общественно опасных преступлений.

Младший мечтательно грезил о непременном после этого дела повышении: третий писарь дознания — звучит неплохо, но второй — гордо!

— А как узнали о таком… преступлении, эфенди?

— Мархуд-абу Жунгар сообщил об этом богопротивном деянии. Оспа опасна, но колдовство ещё опаснее.

— Мархуд?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Амад посмотрел на толстяка. Тот посерел до синевы и затрясся ещё сильней.

— Если бы я не сказал об оспе, меня бы сожгли вместе с домом! Я не виноват! Он сам пришёл! Сам! Я, говорит, могу помочь, могу изгнать болезнь. А кто он такой? Разрешения нету, бляхи нету! Пока я бегал в стражницу, пока вызывал этих добрых людей, он — подлец — вылечил моего Жунгара! Без моего ведома! Я ничего не знал! Он просто бродяга, а я уважаемый гражданин. Налоги. Меня все знают! Я не виноват!