Нежное укрощение ярости - Лули Тан Цу

class="p1">— За сына. Ты с ним на пруду, с гусями этими, была так внимательна. Ты же заметила, что он у меня нелюдимый?

— Да, заметила, — я потерла скулу, где от пореза уже ничего и не осталось. Вот, впрочем, и ответ на все мои сомнения. Он просто благодарен за сына.

— А с тобой он словно из клетки вылез. Ты первый человек после…, — Яр не договорил, но я поняла, что он хотел сказать — после матери. — В общем никого он к себе не подпускает.

О сыне он говорил одновременно с нежностью, заботой и с затаенной болью. Было удивительно за этим наблюдать.

Словно Яр постепенно оживал, из каменного истукана становился горячим, полным чувств и небезразличным мне.

Я бы нежно-нежно провела по его волосам, поцеловала его глаза, шептала бы на ухо ласковые слова.

Я сглотнула.

Я поняла.

Это правда, он не безразличен. Когда это со мной случилось? Мне вдруг на секунду стало так больно, что я прижала руку к груди.

Если всё это ложь, если это игра или что там затевается им, мне будет очень больно. Необъяснимо, я совершенно не могла найти этому логического обоснования, но Яр затронул и разбудил во мне что-то глубокое, что я никогда не ощущала.

У Игоря не было шансов так меня задеть за все наши годы, а Яр за пару дней привязал меня к себе толстыми цепями.

Это внезапное озарение меня ошеломило.

Он говорит, что меня нужно беречь, но уже было поздно.

Что же мне делать?

* * *

Вскоре мы подъехали к ресторану. С виду и не скажешь, что это ресторан. Ни вывеске ничего.

Дореволюционное двухэтажное здание в арбатском переулке, с виду даже немного ветхое, но заботливо отреставрированное. Все окна задернуты шторами.

Я даже немного напряглась. А он точно меня в ресторан привез?

Яр, видимо, заметил мою неуверенность.

— Не переживай, здесь действительно есть ресторан, но он работает в закрытом режиме, просто так с улицы туда попасть нельзя.

Мы обошли здание и подошли к двери со двора. Дверь тут же автоматически открылась, наверное, за входом наблюдала охрана.

По лестнице мы поднялись на второй этаж. Яр открыл передо мной совершенно обычную офисную дверь, за которой и спрятался этот загадочный ресторан.

Здесь было роскошно. Других слов в голову не приходило. Роскошь. Сдержанная, изысканная, утонченная. Здесь пахло кожей, деревом, тонкими запахами с кухни.

И я снова почувствовала, что это не мой мир, не мой мужчина. Я просто залетела сюда на пару мгновений. Совершенно случайно. Мне снова стало больно.

Вот что чувствовала Золушка, когда познакомилась с принцем, когда танцевала в волшебном платье, подаренном феей, стучала каблучками по каменным плитам дворца, а потом бежала обратно в конуру на кухне, в золу и лохмотья.

Отчаяние. Невозможность.

А я даже не в сказке.

Я теперь все воспринимала сквозь призму своего озарения, своей… ладно, пора сказать себе это — влюбленности.

В зале только три стола. Один на большую компанию, один человека на четыре и один на двоих. Сам зал выдержан в светлых тонах — строгая, но не холодная античность, смягченная деревом и теплым светом от ламп.

Стойка для хостес, здесь же станция для официанта и полукруглая барная стойка. Весь персонал в ожидании на своих местах.

Когда мы вошли, девушка хостес тут же поспешила к нам, но Яр остановил её жестом и приветливо кивнул. Она кивнула в ответ, и мы заняли столик для двоих.

Они не подавали вида, но конечно же, уже сделали свои выводы на мой счет и сразу же заметили мое дешевенькое платье и босоножки.

О, ужас, что они обо мне думали? Не водит же Яр сюда каждую неделю по одной бедной овечке?

Лучше уж пошли бы в людное место, где никто бы на меня не таращился из-под невозмутимых масок «мы ничего не видим и всем рады». Я чувствовала себя ужасно неловко.

Я задыхалась от мешанины чувств. Я хотела бы быть красивой для него, подходящей. Все, что я с негодованием отвергла с Игорем, я бы воплотила с Яром.

Только что воплощать, да и мне денег никогда не хватит, чтобы на таком вот уровне. Да и была бы это я? Разодетая, умасленная, с маникюром и на высоких шпильках.

Я вдруг успокоилась. Это всего лишь оболочка. Я осталась бы все той же. Уж какая есть.

Я наконец подняла голову и смело посмотрела в глаза Яра.

Он же смотрел на меня, не отрываясь.

Жадно.

Яр рассматривал Марго. Он видел её смущение, видел, как она стесняется себя в роскошной обстановке, видел, как она что-то с усилием преодолевает в себе, он видел на лестничной площадке, как она на него смотрела — распахнутыми голубыми глазами, небом, надеждой, всей собой.

Боже, как же она была откровенна, открыта, и любое шевеление её души откликалось в нем, волнуя его уже давно похороненную вместе с женой душу.

И он жил в эти моменты. И впитывал Марго каждую секунду. Не мог оторваться.

— Не удивляйся, что мы одни. Это мой ресторан, — сказал Яр. — Открыл, когда Москву отправили на карантин во время пандемии. Только для себя и близких друзей, чтобы было, где отдохнуть и вкусно поесть. Тебе неуютно?

Она кивнула. В тот же момент Яр отдал распоряжение персоналу принести блюда, притушить свет, включить музыку и оставить их совершенно одних. Чтобы Марго стало спокойно.

Она благодарно улыбнулась, оценила, что он понял её состояние.

Яр долго шел к своей цели, и в том мире, в котором он делал свои шаги, женщина придавала мужчине статус, свидетельствовала о его достижениях, словно дорогая машина или часы.

У женщин в его мире должны быть брендовые вещи, определенные атрибуты внешнего вида.

Он заполучил такую женщину когда-то — Полю, ядовитую, роскошную Полину, и она была мерилом его достижений. Все женщины должны были быть такими.

Но он бы оторвал руки тому, кто попытался бы хоть каплю изменить в Марго.

Яр мысленно перебирал золотые волны её волос. Разве можно их завить в локоны и придать им неестественный декоративный блеск?

Разве можно уничтожить загаром прозрачную белизну её кожи, сквозь которую так заметно бьются венки? К чертям все солярии.

Разве нужно другое платье, вместо этого? Подчеркивающее её хрупкость и невесомость.

Яр впитывал в себя эту слишком откровенную в своих чувствах девушку, как будто глотками пил жизнь.

Она была совершенно чужда всей этой обстановке, она права, что чувствует себя неловко. Она, нежная, трепетная была