Принцесса разыскивает горошину - Елена Яковлева

— На его месте должна была быть я…

— Еще успеешь, — отозвался Димыч уже из глубины бывшей профессорской квартиры, а спустя мгновение снова возник передо мной с моей сумкой и своей стереомагнитолой. — Все, рвем когти, — объявил он и потащил меня вниз с такой стремительностью, что у меня закружилась голова. Кинул барахло на заднее сиденье «Форда», распахнул передо мной переднюю дверцу, скрипучую, как дачная калитка, и сообщил, резко выкручивая баранку:

— Придется перебазироваться на фазенду.

Да хоть на тростниковые плантации! Хоть в тундру к белым медведям! Хоть… Хоть… Хоть на урановые рудники, в конце концов!

* * *

— А теперь выкладывай, — потребовал Димыч, когда мы съехали с Кольцевой. Всю предыдущую дорогу он сосредоточенно молчал, крутил баранку и поглядывал в боковое зеркало. Наверное, проверял, нет ли у нас кого на хвосте.

— Что-что? — Я сделала вид, что не расслышала.

— Выкладывай, говорю.

— Это ты про что? — У меня не было ни малейшего желания посвящать его в подробности заварухи, в которую я попала не столько из-за желания помочь Катьке Пяткиной, сколько от скуки и глупости. Вот рассказала я все Софе, и что из этого получилось?

— Хватит уж овечкой прикидываться, — стоял на своем Димыч. — Я ведь сразу понял, что ты неспроста на чердаке объявилась, когда я Маратика поджидал. Так что про мужа-изменника можешь мне больше не рассказывать. Я так думаю, что у тебя его и нет.

— Это почему же? — Я даже немного обиделась. — Муж у меня есть. Или по крайней мере был. Маоист.

— Китаец, что ли? — Димыч удивился, а «Форд» вильнул.

— Да какой там китаец, — вздохнула я. — Это я ему прозвище такое придумала. За то, что никогда в долг не брал. Короче, на собственные силы опирался. Он, правда, утверждал, что я все перепутала, что это идеи, ах, как их там, чучхе. А на самом-то деле какая разница, если он все равно меня бросил и теперь живет в Москве с моей бывшей лучшей подружкой.

— О как! — Кажется, Димыч все еще сомневался в достоверности сведений о моем семейном положении. — Говоришь, муж в Москве пристроился, а ты тогда откуда?

— Откуда-откуда… — буркнула я. — Из Чугуновска!

— Это где ж такое? — присвистнул Димыч.

— Сначала налево, потом направо, а после все прямо и прямо, пока не упрешься…

— Чувствуется, отличное местечко! — пришел в неописуемый восторг Димыч. — Надо будет непременно посетить при первой же возможности.

— Ага, сразу по приезде с международного конгресса в защиту мухи цеце, — поддакнула я.

— Допустим, насчет мужа с подружкой я поверил, — внезапно посерьезнел Димыч. — Но не будешь же ты утверждать, что это они тебя заказали?

— Заказали? — Я сделала вид, что меня крайне заинтересовал вид чахлых березок вдоль дороги. — А с чего это ты взял?

— Да есть у меня кое-какие подозрения, — задумчиво промолвил Димыч. — По крайней мере на мое имя до сегодняшнего дня никаких предупреждений не поступало.

— А чего ж ты тогда с пушкой? — законно поинтересовалась я.

— Я же сказал, что одолжил. Припугнуть одного красавца. Но его кто-то раньше меня припугнул.

Сдается мне, это он про Плейбоя! Вот как раз и случай выведать, что конкретно он про него знает. Нужно этим срочно воспользоваться, а то когда еще получится.

— Это ты о том мужике, да? Ты еще почему-то решил, что это я его убила? А ведь у меня пистолета нет, а у тебя есть.

— О нем, — подтвердил Димыч. — О Маратике. Хотел его кое о чем порасспросить. Он ведь был у Власты телохранителем.

— Что-о?!! — Дура я дура, сама себя выдала!

— Ну все, мне надоело! — сказал Димыч и съехал на обочину. — Сама расскажешь или простимулировать?

— Сейчас, сейчас, — пообещала я. — Дай только с мыслями собраться. — А попробуй тут собраться, когда такие невероятные факты открываются. «Мой киллер» имеет отношение к певичке, которая покончила жизнь самоубийством и которая то ли была беременная, а то ли и не была…

— Так, парень, — я пытливо посмотрела на Димыча. — Ты когда-нибудь слышал про младенцев из пробирки?

— Естественно, — кивнул он, еще не понимая, в какую степь я клоню. — Не такой уж я деревенский, как может показаться на первый взгляд.

— А про суррогатных мамаш?

— Это те, что вроде инкубатора? — Димыч оказался сведущ и в этом вопросе.

— Именно! — Я тихо торжествовала.

— А дальше-то что? — недоумевал Димыч.

— А то, что это связующее звено, понял ты? — У меня руки чесались щелкнуть его по носу. — Этот Плейбой, или Маратик — он связующее звено между твоей Властой и нашей чугуновской Катькой!

— Какой еще Катькой?

— Пяткиной! Катькой Пяткиной. Есть у нас в Чугуновске такая высокоинтеллектуальная особа. Вернее, была, пока ее инопланетяне не похитили.

— Приехали! — так среагировал на инопланетян Димыч, тот самый, который еще недавно с упоением вешал мне лапшу про международный симпозиум в защиту мухи цеце. — С инопланетянами — это не ко мне.

— А вот и к тебе, милок, — упивалась я собственной прозорливостью. — Потому что Катька как раз и есть та самая суррогатная мамаша. Кто родители младенца, она без понятия, но на свет он, насколько я разбираюсь в таких вопросах, должен явиться в августе. Как и твой загадочный крестник.

Глазки у Димыча заблестели, а дыхание участилось, из чего я сделала вывод, что мои аргументы произвели на него впечатление. Правда, он еще сомневался, для порядку:

— А это не того… Не совпадение?

— Гарантия — девяносто девять процентов, — заявила я самым безапелляционным тоном. — И вот что… Некая Инесса в окружении твоей Власты, часом, не наблюдалась?

Димыч уставился на меня, как новообращенный на живого Мессию:

— Без понятия… А кто это такая?

— Одна старушенция, — слегка приоткрыла я завесу секретности, — которую тот, кого ты ласково называешь Маратиком, третьего дня порешил.

— А ее-то за что? — затаил дыхание Димыч.

— Могу только догадываться, — я целенаправленно набивала себе цену, однако же в конце концов поделилась с Димычем своими догадками совершенно безвозмездно.

— Ну и дела, — покачал он головой и завел машину.

Остаток пути до фазенды мы провели в размышлениях. Причем каждый — в своих. А остановились только однажды, у небольшого придорожного магазинчика. Димыч купил там килограмма два сосисок, бутылку кетчупа и пачку чая.

— Это на ужин, — пояснил он рассеянно.

А уже через четверть часа мы были на месте. В каком-то дачном поселке на отшибе. Причем довольно-таки задрипанном. С домиками-скворечниками и похилившимися заборчиками. Точь-в-точь, как у нас под Чугуновском. В тех краях, где судьба в недобрый час свела меня с Катькой Пяткиной.

— Вот здесь и поселимся, — Димыч показал на неказистую халупу о трех окошках, но с верандой. — Это мое наследство от прабабушки.

— Ну ты — Рокфеллер, — хихикнула я, потягиваясь. — Неужели это все твое?

— Не, на двоих с сеструхой, — уточнил Димыч и, не обращая ни малейшего внимания на мои едкие замечания, достал из-под крыльца ключ и отпер висящий на некрашеной двери амбарный замок.

— Заходи, — обронил он на ходу и тут же начал распоряжаться. — Так, ты будешь спать вон на том топчане. А я на веранде, на матрасе… Теперь насчет ужина. Газа здесь, как ты понимаешь, нет, разожжем во дворе костер и устроим небольшой пикничок…

— Ага, барбекю, — ввернула я, брезгливо принюхиваясь к затхлым тряпкам на топчане. — Слушай, а твоя прабабушка… Вы ее хотя бы похоронить не забыли?

Но Димыч меня уже не слушал, потому что деловито орудовал во дворе. Сооружал костер из подручных средств. А совсем скоро я заметила в его руках шампур, на который он нанизал купленные по дороге сосиски и тут же возложил их над огнем. Запахло не то чтобы очень аппетитно, но вполне съедобно. Я подумала-подумала и присоединилась к Димычу, тем паче что у костра не так кусали комары.

Уже потом, когда я с пятой или шестой по счету сосиской расправлялась, Димыч неожиданно спросил:

— А тебе-то эта Катька кем приходится?

— Никем, — пожала я плечами.

— А зачем же тогда ты в это ввязалась?

— Да так… Решила сбежать от климакса. — По всей видимости, из-за того, что я облопалась сосисок, кровь отлила у меня от головы к желудку, а иначе разве бы я призналась?

— И куда?

— Что куда?

— Ну, куда сбежать?

— Наверное, к маразму, куда же еще? — вздохнула я горестно, примериваясь то ли к шестой, то ли к седьмой сосиске. — Другой-то дороги пока не проложили.

Глава 17

БЕЗУМСТВУ ХРАБРЫХ ПОЕМ МЫ ПЕСНЮ

— Да-а, впечатляет! — глубокомысленно изрек Димыч, когда мы поравнялись с покривившейся стелой, символизирующей въезд в славный град Чугуновск, и даже притормозил у обочины. Видимо, от избытка чувств.