Журнал Наш Современник №8 (2002) - Журнал Наш Современник

И всякий раз после тяжкого приступа Надя медленно приходила в себя и ничего не помнила. Она улыбалась чистой, блаженной улыбкой, зажигала свечи, крестилась, пела вместе со всеми тропари, читала молитвы, подходила к елеопомазанию, смиренно исповедовалась и даже причащалась.

И чудо стало происходить на наших глазах. Еще при явлении Благодатного Огня, когда улюлюкали в своем диком восторге арабы, Надя громко и душераздирающе кричала. Но когда в Великий Понедельник, после свершившегося Светлого Христова Воскресения, мы поднялись на гору Фавор, Надя стонала уже не мужским, а усталым женским голосом, и этот голос больше не исторгал никакой брани. А когда мы расставались в Магдале, я не выдержал и сказал теплые слова Саше, пожал ему руку и добавил: “Много претерпевшим, вам будет большая награда!”

ШЛЕП-НОГА

 

Вторая Надя отличилась совсем по-другому. В Страстной Четверг во время крестного хода по Пути Скорби она упала в том самом месте, где упал Спаситель и где Симон Киринеянин подхватил крест и немного пронес его. Споткнувшись на этом месте, бедная сломала себе в двух местах ногу. Ее увезли в больницу. Никто не ожидал увидеть ее после этого до самого конца паломничества. Однако Надя появилась в тот же день. Нога ее была загипсована, в руке появился костыль, но бодрая старушка отнюдь не собиралась отлеживаться. Она продолжала всюду ходить наравне со всеми и вскоре получила забавное прозвище — Шлеп-нога.

В ночь с пятницы на субботу, когда все мы пребывали в волнующем ожидании завтрашнего явления Благодатного Огня, я ходил по Храму Гроба Господня и вдруг увидел нашу Шлеп-ногу. Она лежала, свернувшись калачиком на каком-то немыслимо узеньком выступе в стене, и мирно спала, свесив загипсованную ногу. Потом, в течение ночи, доблестные израильские полицейские несколько раз гоняли ее с места на место, испытуя прочность Надиной веры. Она все претерпела, а в субботу несколько часов подряд простояла в давке неподалеку от самой Кувуклии. Гипс у нее треснул во многих местах и стал “живым”, торчащие из него пальцы ноги жалобно посинели. Но лицо старушки не выражало ни тени страдания или изнеможения. Она ведь и приехала сюда, чтобы все претерпеть.

И когда, наконец, Благодатный Огонь явился, наша страдалица оказалась одной из немногих в храме, у кого свечи вспыхнули сами собой.

И потом она без устали ходила всюду, опираясь на свой костылик, купалась в водах Иордана, побывала на вершине Фавора. Она ни разу не сказала: “Пожалуй, это я пропущу и посижу один разок в автобусе”.

СТОПОЧКА

 

Именно так принято ласково называть часовню Вознесения. Так наименовали это святое место русские. Сама часовня принадлежит арабам, а это всегда означает, что за вход надо платить. И вовсе не означает, что на полученные деньги владельцы как-то заботятся о святыне. Скажем, в глубокой пещере Лазаря владельцы святого места, получающие по доллару с каждого посетителя, даже не удосужились ни разу покрасить перила лестницы, и выходишь наружу с ладонями, перепачканными ржавчиной.

В часовне Вознесения лежит камень, на котором за долгие столетия обозначился след Господа нашего. Потому и называется — Стопочка. След не такой, как отпечатки рук и ног голливудских знаменитостей на их дурацкой “аллее звезд”. Он не сразу и становится очевидным, и лишь когда вглядываешься, вдруг отчетливо видишь, что это и впрямь причудливый след человеческой стопы... Божьей Стопочки.

И дрожащим голосом наша Спиридония сообщает нам:

— Заметьте, что стопа повернута на север. То есть, дорогие мои, в миг своего Вознесения Господь наш Иисус Христос стоял лицом к России!

Какой восторг!

Все выходят взволнованные и счастливые...

Что могло нас после такого из очарованного небесного состояния скорейшим способом вернуть обратно на грешную землю? Только глоток хлорпикрина. Пока мы собирались в стенах обители, чтобы ехать дальше, за каменной оградой, на улице, произошла какая-то заваруха. Мы только слышали два хлопка и ни о чем не подозревали. Вдруг внезапно охватило такое ощущение, будто глотнул столовую ложку крепкой русской горчицы. Дышать нечем, из глаз слезы... Первая мысль — только бы успеть встать лицом на север, в сторону России!

Вмиг все столпились в маленьком помещении привратника и стали молиться. Газы вскоре развеялись, и, выйдя наружу, мы вновь дышали свежим воздухом. Самую малость, но нам дали глотнуть арабо-израильского конфликта.

МОЩИ НОВОМУЧЕНИКОВ

 

Если стоять спиной к воротам Святого Стефана, перед тобой — Гефсимания. Гора Елеонская. В мае она вся зеленая. Из пышных кущей величественно возвышаются купола Русского Православного монастыря Марии Магдалины. Здесь покоятся мощи новомучеников, в Земле Российской просиявших, — инокини Варвары и великой княгини Елизаветы Федоровны. Зверски умученные в Алапаевске в 1918 году, Варвара и Елизавета были сброшены в шахту. Потом, когда белогвардейцы ненадолго отбили Алапаевск у большевиков, останки были извлечены. Чудесным образом они через Китай привезены были сюда, в Иерусалим, и упокоились в монастыре, находившемся некогда под особым попечением Великого князя Сергея Александровича и Великой княгини Елизаветы Федоровны.

Греческий храм Святой Пелагии хранит мощи мученицы Анастасии. Если пристойно так выразиться, это, возможно, одни из самых “свежих” нетленных мощей в Православном мире. Анастасия была матерью настоятеля храма. 8 июля 1991 года люди в масках ворвались в храм и стали истязать настоятеля. Ему удалось вырваться и сбежать. Тогда они начали резать на кусочки его престарелую мать Анастасию. И мучили долго, покуда она не испустила дух. Теперь ее мощи лежат в одном из приделов храма Пелагии в стеклянном гробу. Их можно видеть. Они нетленны.

Храм Святой Пелагии состоит из двух частей. Верхняя находилась на горе чуть повыше нижней. Израильтяне разрушили ее бульдозерами. Греки построили рядом с развалинами макет бывшего храма. Примечательно, что во время разрушения храма бульдозеры постоянно ломались, и в итоге полностью разрушить здание так и не удалось — часть алтаря уцелела.

На нашем телевидении то и дело поминают “бульдозерную выставку”, когда по приказу Хрущева бульдозерами разгоняли художников-извращенцев. Спроси любого — каждый хоть что-то, да слышал об этой “трагедии”. А вот про бульдозеры, которые совсем недавно в Иерусалиме сносили православный храм, не знает никто. Как никто не знает о гонениях на православных, постоянно чинимых в Израиле.

Еще один объект нападок — Греческая духовная семинария. Она расположена на горе Сион, и потому ее с особым рвением хотят уничтожить. В 1979 году израильские экстремисты зверски замучили и убили здесь архимандрита Филумена. Голову мученика крестообразно разрубили на четыре части и потом закопали. Когда через несколько лет произошло обретение мощей Филумена, открылось чудо — разрубленная голова его срослась. Благоуханные мощи новомученика лежат в гробу подле написанного на стене образа Успения Богородицы. Сам образ несет на себе отметину от пули. Рассказывают, что однажды солдаты израильской армии вошли сюда, и один из них, весело поигрывая автоматом, решил пошалить — стрельнул в образ Богородицы. Пуля отскочила от стены и, угодив озорнику прямо в сердце, сразила его наповал. Тем и закончился этот импровизированный “клуб веселых и находчивых”. Товарищи убитого в ужасе разбежались кто куда.

КТО НА КОГО ПОХОЖ

 

Жители Израиля по большей части — люди общительные. И арабы, и евреи, и армяне, и греки. Арабы чаще всего принимали нас за евреев. Иногда заискивающе, а иногда искренне дружелюбно помахивали руками и приветст­вовали нас по-еврейски: “Шалом! Шалом!” Пытались даже блеснуть перед нами знаниями иврита. Далеко не всем хочется участвовать в интифаде.

В другой раз приходилось сталкиваться и с проявлениями агрессии. А однажды стайка несовершеннолетних карманных воришек пыталась освободить нас от лишних денег и документов, а когда Лыкошин и Куличкин строго пресекли это нападение, один мальчик извлек из штанов данную ему от рождения “авторучку” и весьма ловко изобразил струей на асфальте шестиконечную звезду Давида, которую тотчас сам и растоптал. Но даже и за такое виртуозное искусство нахалюга не получил ни шекеля.

В еврейских магазинчиках нас охотно старались принять за поляков, чехов или хорватов. Однажды мы долго рылись в книжной лавке и нашли там Евангелие на сербском языке. Когда я подошел к продавщице, чтоб расплатиться, невольно разговорился с ней. Внешне она была очень похожа на скандинавку, из ее магнитофона лились звуки Генделя — “For unto us the Child is born”, я заговорил с ней по-английски, и, посмотрев на сербское Евангелие, она спросила:

— Это на каком языке?

— На сербском.