Меня зовут I-45 - Вера Огнева

– Как дела? – приветствовала его Бритва двадцатью этажами ниже.

– Не до тебя сейчас.

Он попытался пройти мимо, но Бритва ухватила его за запястье и выдернула к информпанелям на стене. Луций даже оторопел от такой наглости.

– Чего надо?

Она нехорошо усмехнулась; блеснули острые, нечеловеческие зубы. Тоже имплантаты, свои ей наверняка давно выбили.

– Обсудить кое‑что.

Луций обернулся на крутящуюся дверь выхода. Консул ждать не будет.

– Давай позже.

– Нет, позже не катит. – Бритва с улыбкой качнула головой. – Или я прямо сейчас расскажу о твоих колесах, декурион. Прямо сейчас и громко, понял? И следующий медосмотр ты не пройдешь.

Луция будто в крио сунули. Вот оно. То, чего он боялся, все‑таки случилось – его раскусили.

Он не мог лишиться работы. Она осталась – и всегда была – единственным, за что цеплялась его жизнь.

– Ты на кого замахнулась? – прошипел он. Ухватил Бритву за ворот и вжал в стену. В висках шумно застучало, кровь прилила к лицу. – Жить надоело?

– Спокойнее, Цецилий. – Улыбка Бритвы стала шире. Похоже, гнев Луция ее только забавлял. – Руки не распускай.

– Ты ничего не докажешь. Ничего, – Луций снова шваркнул ее о панель. Буквы за плечом марсианки мигнули от удара. – Твое слово против моего? Да ладно. Кто тебе поверит?

– У меня все записано, Цецилий. – Бритва постучала по пластине, вживленной в ее висок. – Прячь сколько влезет, у меня‑то все есть. Каждый день отмечен, когда от тебя воняло. Думаешь, насыпал в контейнер для аэроклика и все, запаха нет?

Она приблизила свое лицо к его лицу, интимно, как перед поцелуем. Луций почувствовал ликер в ее дыхании.

– Не для меня. В одной машине ехали, де‑ку‑ри‑он.

Бритва вытянула шею и демонстративно набрала в грудь воздуха, но крикнуть дежурным не успела – Луций медленно разжал пальцы. Победно оскалившись, она одернула воротник.

– Чего ты хочешь?

– А так не понятно? – Она указала взглядом на карман его штанов. – У тебя же с собой, я чую. Нам, знаешь ли, мало платят, на лекарства не хватает.

Луций облизнул губы и осторожно огляделся. На них уже косились дежурные у пропускного пункта. И камеры… Они с Бритвой будто на сцене стояли.

– Пошли, – сказал он тихо и направился к черному ходу. У раздвижных дверей для персонала набрал давно заученный код, спустился на боковом лифте и свернул в закуток за шахтой, обрамленный трубами ретрассы. Отличное место, без камер, скрытое от посторонних глаз.

Бритва ввалилась следом; шаркнула ботинками и осмотрела нору Луция с одобрением.

– Давай, – она подставила ладони горстью. Ее пальцы подрагивали. – Сыпь.

Кругляши «гелиоса» вывалились под тусклый свет аварийной лампы, пачкая кожу золотой пыльцой. Бритва сопроводила их появление протяжным стоном.

– О‑о‑о да. Идите к мамочке…

Ссыпав таблетки в карман, она сунула одну за щеку и привалилась к стене. Вжалась плечами в щербатые блоки и прикрыла глаза.

– Какой. Марсов. Кайф. – Она причмокнула губами и шумно выдохнула. – Люди не понимают, какой это кайф – не чувствовать боли. Знаешь, иногда затылок как пилой фигачат.

Конечно, Луций знал о возможных побочных эффектах нейропримочек, которые с радостью вживляли себе марсиане. Но слышать подробности из первых уст он не желал. Подробности делали прочитанное реальным.

– Эта железка обостряет нюх и отравляет жизнь. – Бритва рассмеялась. Лениво приподняла ресницы, и на скулу упала густая тень. – Присоединяйся. Тебя же крючит, вижу.

– Я сегодня уже…

Луций облизнул сухие губы. «Гелиос», который он принял с утра, давно перестал действовать. Трое суток в машине вывели тело из терпимого равновесия, и руки сами тянулись к таблеткам, аж нутро горело. Не стоило сидеть, скрючившись, много часов кряду и после ожидать чуда. А может, просто привык к дозе.

Он перевел взгляд на баночку из тонированного стекла в своей руке. С щелчком откупорил ее и заглянул внутрь.

– У тебя из‑за чего? – проскрипела Бритва, когда он привалился рядом.

– Не твое дело, – отозвался Луций. Таблетка растворялась за его щекой. Тело вдруг стало легким, как пластиковая пленка.

– Не хочешь – не говори.

Бритва откашлялась. Провела ладонью по шее, размазывая капли пота. Рядом с трубами ретрассы всегда было нестерпимо жарко.

– Но все‑таки мы одинаковые, декурион. Ты, я – все одинаковые. Странно, что патриции до сих пор этого не поняли.

(Не) свобода

Когда ее выпустят? Хороший вопрос.

Сперва Малая задавала его каждый день, затем – каждые три дня. Последние дни не спрашивала совсем. Просто ждала. Сидела в бетонной коробке два на два шага. Терпела ежедневные визиты Алариха. Без устали веселила его, взламывая программы и чужие системы на блокноте; заставляла их делать то, что не было задано установками.

Включить сигнализацию.

Открыть дверь.

Перевести деньги на счет.

Все это она делала без особого удовольствия. Аларих же хлопал в ладоши и радовался так, что тряслись все три подбородка. Чем больше Малая его рассматривала, тем отвратительнее он казался. Крепкое тело гнездилось на стуле и, казалось, вот‑вот его раздавит. Кулаки покрыты рыжими волосами. Клыки на верхней челюсти выступали вперед, как у зверя.

Она сама тоже была омерзительной. Грязной. Каждую ночь ей снился убитый легионер. Искаженное страхом лицо, прежде чем его накрыло многими тоннами груза. Он был ни в чем не виноват, просто исполнял свой долг. А она… Хотела ли она что‑то сделать? Помочь, остановить машину? Вряд ли.

Он вез мясо, тот грузовик. От этой мысли становилось еще хуже.

Малая прикрыла глаза, шумно выдохнула. Нужно собраться, что‑нибудь придумать. Но каждый раз, когда открывалась дверь и в проеме возникал силуэт Алариха, она цепенела. Не могла придумать ни единого способа покинуть бетонную клетку.

Глупый номер. Сорок Пятая с клеймом на шее.

Похожая на нить игла блеснула в полумраке, и Малая отвернулась. Наблюдать, как Аларих колется, не хотелось. И укол, и тот, кто его делал, были равно отвратительны.

Запястье начало зудеть, и Малая впилась в него ногтями. Под пальцами скаталась отслоившаяся кожа. В покрасневшем пятне проступило что‑то желтое и тонкое, как старый синяк. Кожа начала слезать не так давно, после того, как Малая испробовала свою силу на кардиостимуляторе трибуна. Сперва просто чесалась, но чем больше взламывала программ и веселила Алариха, тем хуже становился зуд. Использование силы опустошало.

Малая глянула на дверь своей каморки – металлическую и низкую. Всем ее мучителям приходилось нагибаться при входе. Замок тоже был металлический: Аларих прекрасно помнил о ее способностях и решил обойтись без электронных наворотов.

Сегодня в замочной скважине поблескивал забытый ключ.

Малая вздрогнула, когда перед ней со шлепком упал блокнот. Аларих сел на пластиковый табурет напротив.

– Сегодня задание будет посложнее.

Он усмехнулся, и толстые губы раздвинулись, обнажив имплантаты зубов. Кончик мясистого носа пошевелился, будто Аларих принюхивался.

Малая с трудом оторвала от него взгляд и кивнула.

Взяла блокнот.

И метнула в Алариха – изо всех сил, что в ней оставались. Удачно. Угол блокнота рассек бровь, кровь залила глаз. Аларих взревел и вскочил, размазывая алое по лицу.

Малая скользнула мимо. Подбежала к двери, дернула за ключ и вскрикнула, когда тот остался в ее руке.

Спокойно. Спокойно.

Вставила обратно, провернула (по памяти, так делал Аларих) и выскользнула в коридор. Ряд тусклых лампочек уходил в оба конца от камеры. Больше дверей не было.

С дальнего конца показались двое парней. Заметив ее, они перешли на бег.

Малая бросилась в другую сторону, но ее потянуло назад, словно капюшон толстовки за что‑то зацепился. Она обернулась и вся сжалась.

Окровавленное лицо Алариха было еще страшнее.

– Сука, – сказал он ровно.

И швырнул Малую в стену. Так, что перед глазами рассыпались звезды, а в ушах загудело. Фокус окуляра сбился. Малая тряхнула головой. Побежала вслепую, касаясь рукой стены, но ее живо отбросили назад. Плиты пола звучно выбили из нее дух.

– А ты, оказывается, с норовом.

Аларих навис в мутном мареве над ней. Его кровь капала на щеку жгучими каплями.

Подоспели «псы». Обступили ее, как врачи – пациента в операционной.

– Что с ней делать? – спросил один.

Тень Алариха качнула головой.

– Обратно засуньте. И не кормите.

Псы

На Луция взирали четверо. Через стол сидел консул Анк Туллий – лысеющий член Сената со взглядом орла на гербе Управления. По бокам примостились адвокаты: блондин в модном костюме и серый умник в тоге, которая обнажала узкие плечи. Блондин и Крыса, так их Луций и назвал. Над ними порхала секретарь с чашками и закусками. Луций уводил взгляд каждый раз, когда она оказывалась близко. Внимание автоматом переключалось на полупрозрачную рубашку, сквозь которую просвечивали круги сосков.