Тревожные сны царской свиты - Олег Попцов

- Понял, Ваше Величество.

- А теперь ответствуй, где народ: где углекопы, где землекопы?

- Народ уехал, Ваше Величество.

- Куда?!

- Углекопы в страну Ананасовую. Землекопы в страну Банановую, за бананами. Ну а те, что попросвещеннее, в Самую Сверхзаморскую страну. Оттуда на Луну дорога построена. Вот они землю лунную покупать и отправились.

- Это еще зачем?!

- Говорят, Ваше Величество, с лунных высот королевство наше кажется совсем розовым. На него смотреть одно удовольствие..

- Хм, какого же черта мы здесь сидим! Карету мне, карету...

ПРОТИВНИКИ В СБОРЕ.

СОЮЗНИКИ ЗАДЕРЖИВАЮТСЯ

Свершилось!! Нет радости в пророчестве, когда сбывается худшее из твоих предположений. Если Дума 93-95-го годов имела в своем предшествии Верховный Совет, его сверхконфликтные отношения с президентом и поэтому старалась постоянно отодвинуть от себя малоудачную тень и создать иной образ законодательной власти (что, следует признать, думцам удалось), то перед Думой нынешнего созыва опасность предшествия обрела совершенно иной рисунок. Объективно многие члены прежнего Верховного Совета, пережив драму октября 1993 года, сошли с дистанции, иные взяли паузу и выборы 93-го года пропустили. Зато в 95-м году, зараженные вирусом политики, они вновь двинулись в бой. Многих впитали партийные списки, часть прошла по одномандатным округам, и сразу зал Думы в партийном выражении стал больше напоминать Верховный Совет образца 92-го года, нежели предшествующую Думу. И проявляя естественное стремление к отличительности, желание не уподобиться предшественникам, отрекаясь от рыбкинской манеры, Дума, перепрыгнув две ступеньки назад, благополучно перечеркнув, как ей казалось, послушность пятой Думы, стала едва ли не копией Верховного Совета образца 92-го года. Так бывает. В поисках лучшего мы обретаем худшее.

Решение Думы от 17 марта, денонсировавшее ратификацию беловежских соглашений, сотворенную в 91-м году прежним Верховным Советом, спасшего этим решением хотя бы слабую тень объединения, дабы на месте прежнего Союза не оставить лишь пыль и песок, а создать пусть слабое, но все-таки магнитное поле.

Это случилось на третьем месяце работы Думы в новом составе. Ответная реакция была мгновенной. Через три дня уже все стояли на ушах: от государственного секретаря США Кристофера до президента Литвы Бразаускаса. Потом коммунисты отселекционируют эту реакцию и назовут ее президентской. Свое недоумение по поводу случившегося высказали президенты всех стран СНГ. Начав дрейф в сторону Белоруссии, что в конечном итоге привело к сенсационным результатам, оба президента заговорили о создании контурной конфедерации с ориентацией на единое экономическое, духовное и политическое пространство с общими надгосударственными органами. Ельцин перехватил инициативу в притязаниях на возрождение Союза. Он лишил эти притязания чисто коммунистического наполнения и сделал шаг, соответствующий известному изречению Маркса: "Лучше одно практическое дело, чем тысяча всевозможных программ".

"Это мой ответ - объединение начнется с формулы "Россия + Белоруссия". У меня в запасе и следующий шаг интеграции: плюс Казахстан, плюс Киргизия". Естественно, что на этом фоне принятие думского решения о денонсации беловежских соглашений выглядит, скорее, политическим абсурдом, ибо сама Дума - продукт беловежских соглашений. Коммунистам стало жаль проделанной работы, жаль затраченных усилий. Все уже было поставлено на поток еще до выборов. Догматизм тем и отличается, он не предрасположен к реакции на ситуационные изменения. Но только ли инерционно-догматическое мышление толкнуло коммунистов на этот шаг? Нет, эта частность имеет место как рецидив предвыборного ажиотажа, но не более того. Главное в другом...

Надежды всегда опережают действительность, которую принято называть возможностями человека, общества, системы. По сути, надежды - это форма сознательного заблуждения. Реформаторы начиная с 1992 года говорили о предполагаемом подъеме, всякий раз определяя свой успех фактом замедления спада. Затем достижением дна пропасти, и затем радостью, что мы не разбились, ударившись об это самое дно. Политикой не впитываются эти фантазии власти, они плюсуются как долг. Власть отчитывается не результатами, а желанием их достичь, количеством указов, законов, постановлений.

Говоря по-хозяйски, выборы сейчас ни к чему. Но Конституция не пишется под возможности президента, хотя именно ЭТА КОНСТИТУЦИЯ писалась как конституция президентская, и более того, с фамильными чертами. Конституция писалась под Ельцина. И ныне многие хватаются за голову: если этими правами, в случае победы на выборах, воспользуется человек с тоталитарным, шовинистическим мышлением, то...

Остается сознаться, что к истечению своего первого президентского срока Ельцин не совершил того реформаторского рывка, который бы сделал общество в своем большинстве его союзником. И в этот момент Дума (опять же усилиями коммунистов и ЛДПР) двумя третями голосов преодолевает вето президента и принимает закон о повышении минимального размера пенсий. Это значит, что Пенсионный фонд должен дополнительно получить из казны еще 7-9 триллионов рублей. А у фонда на 20 марта 1996 года задолженность пенсионерам в 5 триллионов.

Расчет очевиден - загнать президента в ловушку. На выплату пенсий в увеличенном размере денег нет, тем более что страну парализует старая беда - несвоевременная выплата пенсий в тех, прежних размерах. Любое решение президента накануне выборов проигрышное. Вето, отклоняющее закон, всколыхнет пенсионеров: "Президент обрекает нас на нищенское существование, это не наш президент". Подпись президента под этим законом ставит на колени бюджет страны. Таким образом выстраивается безукоризненный тактический рисунок коммунистов, а значит, и главного противники Ельцина на предстоящих выборах - Геннадия Зюганова. Принимаются с максимальной быстротой законы, затрагивающие интересы социальных слоев общества, которые требуют немедленного финансирования, что, естественно, сделано не будет, так как не предусмотрено бюджетом. Популистским побуждениям исполнительной власти, а она в своей массе под контролем президента, противопоставляется ускоренный популизм Думы.

Сейчас всем ясно, что главенствующей идеей предвыборной кампании Ельцина является идея антикоммунизма. Ситуация, по сути, парадоксальная. Это происходит в обществе, в котором все помыслы последних 70 с лишним лет были связаны со светлым коммунистическим "завтра". Если быть честным, Ельцин достаточно рисковал, обозначая антикоммунизм как свою идеологию. Хватит ли десяти малоуспешных лет, скорее изменивших философию восприятия жития, нежели само житие? Пять плюс пять: пятилетка горбачевской перестройки плюс пятилетка ельцинских реформ. Достаточно ли, чтобы вызвать аллергию к коммунистам? В 92-м нет! А вот в 95-м стало модным заверять лидеров зарубежных стран на всевозможных симпозиумах, конференциях в необратимости реформаторских процессов в России. И вдруг...

Как оказалось, демократические логотипы "Выбор России", "Вперед, Россия!" еще недостаточный энергетический ресурс для демократического движения целого государства. Практически ни одно демократическое течение, впоследствии названное движением и партией, кто бы его ни возглавлял (Егор Гайдар, Владимир Шумейко, Галина Старовойтова, Лев Пономарев, Борис Федоров, Григорий Явлинский, Гавриил Попов и даже Андрей Сахаров), не стало массовым. Много причин тому. Попробуем выделить главные.

Наибольшая удача на этом пути сопутствовала Николаю Травкину. Он был первым, кто испил горькую чашу создателя партии. Численным пиком его партии был стотысячный рубеж. Это, разумеется не 18 миллионов (численность КПСС в 1984-1985 годах), но несколько больше, чем было у большевиков, затеявших революцию. Партия Травкина, хотя и создавалась как антикоммунистическая, разумеется, реформаторская, но до демократической не дотянула в силу авторитарности самого Травкина, которого выводили из себя бесконечные многословные демократические тусовки, наряду с полной неумелостью организовать мало-мальски результативное дело. Для талантливого практика, организатора и высококлассного строителя по своей основной профессии эта неумелость была оскорбительна. Он и понимал не меньше, а умел много больше. Вот и весь конфликт с теми, кто как в первом, так и во втором был менее значим. Случайна ли эта всеобщая неспособность демократов? Скорее всего, нет. Во-первых, все демократические начинания по якобы партийному строительству стартовали с плацдарма реформ. Именно реформы - главное дитя демократического прорыва - должны были побудить граждан отвернуться от стремительно удаляющегося коммунистического "завтра". Очень скоро ожидания оказались несопоставимо большей величиной, нежели результаты реформ. Получилось так, что все будущие партии разместились под выменем одной и той же коровы и поочередно, и все разом понуждали ее дать молоко, а вымя коровы оказалось не созревшим. Пока это было лишь место, где ему положено быть, но само вымя еще не выросло. Всем этим движениям и партиям демократических веяний не хватает понимания социальной среды, на которую они могут рассчитывать, как и понимания своей востребованности этой средой: почему именно они, а не кто-то другой?