Грустное начало попаданства (СИ) - Леккор Михаил

Глава 12

Через некоторое время, уже находясь во временном рабочем кабинете наедине только с Аленой, дополнительно «вставил ей пистон». Получалось, правда, не очень хорошо — как подъехали они к особняку, так он пилит ее и пилит, как старый ворчун. Но разговор этот был нужен, как ей, так ему.

Выговорив ей немного «фе», он разъяснил, что девушка явно выходит за рамки допустимого в нашей стране. И что на это рано или поздно обратят внимание, а крайней будет исключительно она, как младшая.

Алена насупилась, чисто обиженная девушка, ни дать, ни взять! Потом через некоторое время тяжело вздохнула, но согласилась. Сергей ее понимал, красивая молодая девушка привыкла к цветам и комплиментам, хотя бы к восхищенным словам, учитывая время и страну, а он ее постоянно ругает, пусть без мата.

А как еще говорить? Привыкла, понимаешь, к едким замечаниям к окружающим, за красоту все спишут, а за поцелуйчик еще попросят «на бис». Но он-то все время на людях, да еще при руководстве страны. Тут быстро попадешь под палку.

Кое-как примирились, вернее, Алена с ним пошла на мир, понимая, что полностью не права и нет ей никакого оправдания. Поинтересовалась, а как ей быть с ежедневными сообщениями в НКВД, читай, донесениями наркому Ежову. А через него — И.В. Сталину, как минимум. А то еще с десяток человек.

Ха, была бы его воля, он сразу и беспрекословно бы все это прекратил, а то выглядишь, как актер погорелова театра. При этом везде на людях, даже в туалете и в кровати в минуты интимной близости. Но он тут никто и слово его ничего не стоит. Но хоть и великий князь и председатель Всеславянского Комитета, но иногда (или почти всегда) для НКВД рядовой советский гражданин.

И даже больше, за рядовым гражданином СССР хоть так тщательно не шпионят. А так, если он наивно подумает, что Алена одна такая, причем раскрыта своим же начальством, то грош ему цена.

Обнял ее крепко, поцеловал хотя бы в щеку. У них как бы интим, красивая незамужняя секретарша имеет любовную связь со своим начальником. Классика любой страны, любого времени!

И ненароком прошептал ей на ушко:

— Я постоянно на прослушке, не спались. Не ты одна такая. А обо мне обязательно пиши все, в том числе самое негативное. Безусловно, ведь, не ты капнешь, так другие. Ежов обязательно узнает, а ты проколешься.

Отпустил ее, громко произнес:

— Что-то есть хочется. Сейчас пообедаем, а после обеда составим перечень праздничных мероприятий на ближайший год и в перспективе на несколько лет.

Улыбнулся лениво, как сытый кот рядом с плашкой со сметаной. Алена без приказа, намека было достаточно, сорвалась на кухню. Сама, наверное, голодна. Он хоть поужинал в тюрьме, а она? Завтрак они пропустили оба, теперь, главное, обед не пропустить. А то ведь и сам побежишь в камеру Лубянки. Там-то скромно, но достаточно и регулярно кормят.

М-да, а пока Алена бегает за едой, надо подумать будущую деятельность. Не бегать бестолково туда-сюда за плюшками, а создать солидный всеобъемлющий план на все случаи жизни. И тогда я окажусь полезен и родимой стране, и И.В. Сталину. А иначе зачем ты здесь, самый несчастный попаданец?

Вернулась Алена, с ходу весело сообщила, что обед его высочеству вот-вот принесут. Уже накладывают. Это ему не совсем понравилось.

— Ска-ажи, пожалуйста, товарищ, — явно иронизируя, обратился он к секретарю. Та насторожилась, опять в чем-то сумела проколоться? Сергей пояснил: — согласно распорядку в этом учреждении трудящиеся обедают. Я здесь, остальные, как мне кажется, в общей столовой. А ты где? Если вместе со всеми, то я буду недоволен. Ты мой секретарь и должна питаться в своем коллективе!

Ой, — на красивом личике в кои-то времена появилось виноватое выражение: — я не подумала!

— Иди, скажи на кухне, чтобы сюда принесли не один, а два обеда, — велел Сергей, — да чтобы они были одинаковые.

— Ага, — кивнула Алена и исчезла в дверном проеме. А через минуту появилась с официанткой, несущей поднос обедом. ОДНИМ!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Недовольство так зримо виделось на лице великого князя, что официантка просто замерла, не понимая, чем она виновата, а Алена поспешила сообщить, что заказанный ее обед уже несут.

А так, конечно, обед так себе. Вечные пустые щи из квашеной капусты, второе, гм, гороховая каша! А он-то подумал, опять перловка или каша из сечки, чай, разумеется. И, парабабам-парабабам, в горохе оказалась котлета! «Неплохая», кстати, но одна, пришлось разделить ее с Аленой. Больно уж он ей симпатизировал (Алене, а не котлете). Про себя же подумал, ну и бедная у нас страна, две котлеты на учреждение не могут выделить (опять стебался).

Девушка, между прочим, попыталась отказаться, но так нерешительно и неловко, что Сергей немедленно ее отбрил. Вот еще.

Да, кстати, было еще три куска хлеба (два черных один белый) и салат из квашеной капусты. Ффу-у! Достоинством его было две ложки постного (подсолнечного) масла и мелко нарезанный репчатый лук и много — много вонючей капусты. Вам наверняка смешно, — мол, тоже мне, нашел количество! Хм, как уж аборигены этой реальности ее ели, а он вот элементарно мучился, когда глотал (питаться это не назовет самый смешливый шутник). А потом еще переваривал, уговаривая желудок не вываливать это никчемную пищу из органона через рот. А не через задницу, как нормальные люди.

Алена, как ни в чем не бывало, уже доедала щи с каким-то химическим реагентом (маслом его назвать было нельзя, не смотря на какой-то маслянистый оттенок), а Сергей еще отходил от этого пищевого оружия. И ведь ядом его было назвать никак не получится, во всяком случае, попаданец не умер и не заболел. Просто кое-как переварил и даже, видимо, использовал. А аборигены те вообще радостно пожрали и глазами искали добавки. Воистину, что русским во благо, то другим людям плохо.

А ведь надо было все это съесть, иной пищи больше не было, а телу надо было активно работать, пусть не физически, так хотя бы умственно. И он съел, уговаривая себя, что это только салат тяжел для ЖКТ, а все остальное он уже пробовал в тюрьме (врал, гороховую кашу не ел!) и все оставалось ОК!

В этом отношении Алена зря смущенно отказывалась. Она стала его спасением. А то ведь эта котлета так пахла «вкусно» и «чарующе», что желудок предупредительно сжался, давая наверх в рот пока немного желудочного сока. Горечь от него была, между прочем, страшная. Сергей прекрасно понимал, что котлета эта тоже из разряда Микояновских, не из мяса и из рыбы, а, скорее всего, из древесных опилок плюс чего-то там биологического вроде костей и крови. И что если он рискнет закинуть его в желудок, тот, не задумываясь, предложит ему нечто вроде второго акта Марлезонского балета с икотой и вонючей отрыжкой.

Проще было уговорить Алену съесть это чудное изделие местной химической промышленности. А когда будет упрямо отказываться, то приказать:

— Сержант гозбесопасности Кормилицына, вы должны это съесть. Ах, вы отказываетесь старшему по должности, а что там говорится по этому поводу в дисциплинарном уставе? А, я вас спрашиваю?!

Говорилось там, видимо, очень неприятно для нарушителя, поскольку Алена с кислой миной на моське котлету все же приняла. Впрочем съела она ее практически с удовольствием и Сергей откровенно ей позавидовал. Как там писал поэт Тихонов из этого же времени, но не из этой реальности: «Гвозди бы сделать из этих людей / не было б крепче в мире гвоздей!»

Сама жиденькая, но все-таки вкусная гороховая прошла легко, хотя потом ЖКТ явно через задницу выскажет хозяину все, что думает. Зато хлеб был хорош, а чай в меру сладок. В общем, съел он обед полностью и даже щи как-то сумели улечься в желудке.

И интересно все же, эта реальность оказалось такая грубая, или русские XXI века стали нежными и субтильными по сравнению с земляками из ХХ столетия? Интересно, правда. Кто там говорит о слабом развитии человека за последние века?

После обеда секретарша сама, не дожидаясь работницу кухни, отволокла использованную посуду (подносы официантка унесла сама сразу). Ну а Сергей, как и положено любому высокому начальнику, грузно и не спеша погрузился за стол, который он считал своим. Хотя по виду он был таковым условно. Все еще было временно, и даже французская мебель махала им ручкой из прекрасного далека.