Грустное начало попаданства (СИ) - Леккор Михаил

Все сказали, бумажку, как основание для отсутствия на работе выдали. Все, брысь!

Из комнаты «тройки» Сергей, разумеется, вышел быстро. Сам торопился, пока что-нибудь еще не подсудили до смерти. А потом в коридоре задумался.

Домой идти? Так от Лубянки до коммунальной комнаты довольно далеко. Это же Москва, здесь и близко бывает далеко, а общественный транспорт (на это время это автобусы и трамваи) уже не ходят. Пешком идти почти километр? Охо-хо! Тем более, осенний дождь, наверное, пошел. Не-не-не, он не подписывался на такой квест!

Лучше уж попросится в камеру «по знакомству». Надзиратель, наверняка, не откажет? А там с утреца да на трамвайчике, а?

К счастью, на такой необдуманный шаг (впустить он, конечно, пустит, а вот выпустит уже, скорее всего, нет) ему не позволил работник НКВД. Он вежливо (!) попросил на недолгое время зайти в кабинет наркома. Николай Иванович де ждет.

О господи, он точно отсюда никогда не выйдет! Но к Ежову все же пришел, а куда он денется? Не под конвоем, и то хорошо.

Ежов действительно ждал. В том плане, что не заставил ждать в приемной. Но в кабинете пришлось тормознуться — как-никак тот читал ведомственные и, видимо, очень спешные документы.

Прочитал, пояснил:

— Вот по тебе читаю. Товарищ Сталин распорядился выделить тебе охрану и секретаршу. Ну я и выделил одну в двух.

Ежов открыто ухмыльнулся, но не Сергею, а еще одному посетителю. Попаданец, подчиняясь стадному инстинкту — один глянул, все посмотрели — тоже повернул голову. И ахнул.

Кроме гомосексуалиста Ежова в кабинете была откровенная красотка. Блондинка, с шикарными формами и ножками от зубов. Черты лица, правда, были изрядно мелкими, зато роскошные волосы прятали их, спускаясь по телу. Дайте мне расческу, все брошу и буду расчесывать косы.

Сергеей даже как-то сумел приблизиться к ней, а она никак этому не воспротивилась — ни взглядом, ни жестами, ни единым словом. А как она чарующе пахла, о-о-о! Какой-то прекрасный парфюм и как бы не французский и собственно женское тело, прекрасное и, по-мужски, возбуждающе.

— Везет тебе! — по-мужски позавидовал Ежов Сергею, — знал бы, что у меня в наркомате есть такие сержанты, подчинил непосредственно себе. Но так владей. Сержант гозбесопасности Алена Кормилицына. Хорошо владеет боевой борьбой, стенографией, постельными умениями, — посмотрел на Алену, чего-то испугался, уточнил, — это я сейчас служебную характеристику привожу, а не личные представлению докладываю. Ну так берете, ваше высочество?

Сергей вымучено посмотрел на наркома НКВД. Ежов был разным — грозным, язвительным, даже убийственным, причем в прямом значении этого слова. Но с таким хитро… э-э-э выделанным взглядом он выглядел впервые. И как-то не верилось совершенно. То есть словам наркома нельзя было верить в любом случае. Но россказням о женщинах гомосексуалиста, с проникновенным чувством и тактом, мог поверить только откровенный дурак. Что с этой девчонкой толкал его Ежов. Шпионаж? Убийство, пулю в затылок может выпустить любой? Сто грамм тола в кармане с капсюлем?

— Э-э-э, товарищ нарком, Николай Иванович, у меня маленькая комнатушка, — попытался отбиться от этой обезьянки с гранатой, красивой, но очевидно почти на все сто процентов опасной, — и кровать теперь всего лишь одна.

— Какая комната? — удивился Ежов, — забудь ты свою коммуналку. Ты сейчас наш советский великий князь и должен этому статусу соответствовать. Вон наш пролетарский граф писатель А.Н. Толстой особняк имеет. ГРАФ всего лишь. А ты ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ, понимать должен!

Новость была сокрушительно-великолепной, но Сергей был в откровенном раздрае. То есть попаданец с его логикой XXIвека был просто рад, а вот его реципиент со своей психологией маленького советского человека (сумел уже подключить в себя), чувствовал себя весьма неуверенно.

— А-а, как я это… — косноязычно засмущался Сергей такой необычной ситуации в своей жизни.

— Все уже сделано, Сергей… э-э-э… Александрович, — успокоил его нарком, — Алена в курсе и все сделает. Представь, что это заботливая жена и просто ходи за ней. Вы, ваше высочество, должны думать о высоком, о впечатлении за границей. О быте же оставите думать своей любовнице. Да, Алена?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Слушаюсь, товарищ генеральный комиссар госбезопасности! — твердо согласилась красотка и Сергей сразу вспомнил, что он не только женщина, но и сержант госбезопасности. И, кажется, ты попался, господин рядовой необученный! Впрочем, пусть командует, а он посмотрит. А то ведь наломает дров. Теоретически-то он много чего знает в двух своих ипостасях. А вот практически еще не может.

А голос у ней, как у холеной самки, которую все лелеют и купают в роскошных бриллиантах. Откуда все берется?

— Ладно, идите, некогда мне, — толи отпустил, толи послал их подальше нарком НКВД, — Кормилицына, к вечеру представить мне отчет о деятельности и своей, и великого князя. Понятно?!

— Так точно, товарищ генеральный комиссар госбезопасности! — доложила Алена и незаметно дернула Сергея за фалду коленкорового пиджака.

Это было первые знаки внимания этой волшебной женщины. Очень приятно. Знаете, Сергей еще в XXI веке на работе видел — женщинам, особо молодым и прелестным, лучше молчать. От них, глядя на их возвышенно-волшебный вид, ждешь всегда вот эдакое прекрасное, а они тебя убивают буквально одним словом.

Алена была не такая. Тембр и интонация четко соответствовали благородной красоте, и даже рукой она и показала, что они здесь не нужны, и поблагодарила, что разрешил быть с ним. Понимать надо, — уже объяснил сам себе попаданец, — великий князь — это не чумазый нарком с низшим образованием. Поблагодарить необходимо!

Попрощавшись с Ежовым, они вышли из здание на Лубянке. При этом, Сергейи облегченно — наконец-то вышел из тюрьмы и не на расстрел, а на свободу, и загружено — впереди было много незнакомой работы. А Алена просто задышала воздухом свободы. Тоже чувствовалось, тяжеловато ей было на Лубянке.

Спросил об этом — надо же как-то наводить мосты, ведь им придется много трудится и в личном плане и в служебном. Но оказалось, немного ошибся. Алена озабочено спросила его:

— Я так открыто думаю?

— Мне да! — ответил Сергей, чуть не ляпнул про ценный опыт попаданства, но в последний момент кое-как сдержался. Из-за этого разговор провис и как-то оказался неоконченным. Оба от этого сконфузились, пока Алена не нашла тему продолжения:

— Мне разрешили временно использовать эмку наркомата, — сказала она и предложила: — поедем?

Сергей простоватенько подумал, что Алена умеет водить машину, ведь он-то никак не водитель, но М-1, оказывается, была в комплекте с шофером. Ах, как хорошо! И человек был с механикой опытен, и с машиной не надо барабаться, надо было только побеспокоиться с гаражом, с ГСМ и с питанием для шофера.

Минусом и очень большим было наличие в автомобиле чужого человека. Но попаданец и так не собирался болтать напропалую. В машине НКВД да секретничать, ха! И пусть это еще эпоха 1930-х годов с его примитивной техникой. Но, вроде бы, в Европе уже умели подслушивать и даже первые магнитофоны начали клепать. Нквдешники, куда уж спешили перестрелять всех буржуев, но технику перенимали не менее быстро. Так что Сергей ничуть бы не удивился, когда в капоте «Эмки» окажется большеватенькая бандура магнитофона.

Он и Алене показал — «Нельзя!» та быстро сообразила, правда, подумала про шофера. Чтобы работник НКВД да не подслушивал, а потом не докладывал наверх! И звание него будет такое же — сержант госбезопасности, хе-хе!

Так что в машине они разговаривали на нейтральные темы — о погоде, о красивой Москве. Даже о прелестных женщинах, что было не очень-то приятно для Алены. Впрочем, попаданец с его-то большим, прямо-таки огромным опытом общения с представителями прекрасного пола, сумел наладить и здесь разговор, постепенно переведя его на диеты питания и моды одежды 1930-х лет.

Так и приехали, благо Якиманская набережная тоже был центр Москвы. Да и столица 1930-х голов была еще относительно небольшой — в рамках Садового кольца. Дальше уже шли деревенские пригороды.