Радость моих серых дней (СИ) - Дибривская Екатерина Александровна

И я замираю, пытаясь отдышаться. Его нет всего пару минут, но мне кажется, что проходит целая вечность. Я тороплюсь. Спешу. Знаю, что Тихон велел поступить иначе, но… не могу. Не могу бросить его истекать кровью в одиночестве. Олег поможет нам спуститься. Всё будет хорошо.

Я слишком поздно понимаю, что всё идёт не так. Не будет хорошо. Пять мужчин поджидают нас практически возле самой поляны. Я торможу. Не хочу идти дальше. Мне нужно бежать. Нельзя было возвращаться. Тихон велел ждать на станции, а я… Боже, какая я наивная!

Я пытаюсь бежать от них в обратную сторону, но это глупо. Олег толкает меня, и я падаю. Царапаю до крови руку. Он переворачивает моё тело и бьёт по лицу.

— Не рыпайся, — предупреждает он. — Рустем завяжи ей рот.

— Пожалуйста, не нужно, — умоляю я, но им плевать на мои желания.

— Закрой рот, красотка, — Олег обхватывает руками мою голову, — иначе я найду, как его можно использовать поинтереснее.

Он… тянет меня к своему паху и прижимает сильно. Намекает весьма недвусмысленно, что со мной будет. В любом случае. Если Тихон не сможет помочь. Но он… ранен. Я не знаю, сможет ли.

— Пошли в гости, — ухмыляется Олег.

Я не хочу. Не могу заставить себя шевельнуться. И тогда мужчина окидывает меня недобрым взглядом и достаёт пистолет. В этот момент я окончательно понимаю, что это происходит реально. С нами. Где-то там Тихон истекает кровью, а я… подвела его. Не справилась. Не помогла. Ослушалась. Он поставил легко выполнимую задачу, но я… переложила ответственность на другого. Доверилась первому попавшемуся незнакомцу. Дура!

Тихон дал мне слово, а я только всё испортила.

В нагнетающей тишине мы стоим на поляне возле нашей избушки. Где Полкан? Я переживаю, что с шумным псом могли сделать эти люди. Осматриваю территорию. Но его нигде нет. Я не вижу собаку. И не слышу её.

Тихон выходит из дверей с ружьём наперевес. Он сразу находит меня взглядом, и его лицо искажается болью. Страхом за меня. Вижу неподдельный ужас в его глазах. Он так боялся, что это произойдёт, и вот — происходит. Сегодня он потеряет меня. А я потеряю его.

Вижу решимость на его лице. Без боя он не сдастся. Я верю в него. Верю, что он справится и спасётся. И надеюсь, что ему удастся спасти и меня.

На поляну вбегает ещё один человек.

— Кислый сказал девку не трогать, — говорит он смотрителю, что крепко держит меня. — Он придёт и сам решит, что с ней делать.

— Ну деловой, — качает головой тот. — Себе решил оставить игрушку?

Я пугаюсь этих слов. Я… не хочу, чтобы кто-то из них даже думал обо мне в таком ключе! Я во все глаза смотрю на Тихона. Он в ярости. Прислушивается к разговору. Хмуро смотрит по сторонам. Придумывает план? Надеюсь!

— Вроде как думает, что она его дочка, — добавляет новичок.

Чувствую, что обстановка накаляется. Дочка? Это про меня? Возможно ли это? Встретиться вот так, через двадцать лет? С родителем, которого никогда не знала? Из-за случайности, которая привела меня в этот дом?

— Ахмет, запри её в бане пока. Кляп сними. — быстро кидает Олег.

Смотрю на Тихона и вижу облегчение в его взгляде. Понимаю, что он только об этом и думал — чтобы я скорее оказалась в безопасности. Подальше от мужчин. Я смотрю на него, пока меня тащат через поляну. И Тихон подмигивает мне. И я молю своего Бога, чтобы мне это не показалось.

Ахмет освобождает мой рот и запирает в бане. Я ухожу подальше от двери, в самую дальнюю комнатушку. Забираюсь на полку за печь и сжимаюсь от страха. Скручиваюсь калачиком и лежу. Я громко рыдаю. От ужаса. От дикого страха. Потому что слышу выстрел. Сначала один. Потом ещё несколько. Я боюсь за Тихона. Я молюсь за его жизнь и о его здоровье.

Слышу, как дверь открывается. Осторожно выглядываю и тут же несусь со всех ног. Тихон спас меня. Спас нас! Я не могу остановить поток бессвязных рыданий. И просто падаю на его грудь. Мужчина коротко успокаивает меня и осматривает. И лишь после этого протяжно выдыхает. Словно и не дышал вовсе всё это время.

Он помогает мне дойти до дома. Сажает на кровать, но я тут же падаю на подушки и начинаю горько плакать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Не реви, — бросает он глухо. — Всё будет хорошо. С тобой всё будет хорошо.

Я не могу не реветь. Во дворе нашего дома лежат тела браконьеров. А Тихон ведёт себя подозрительно отстранённо.

Побудь со мной, — хочу его попросить, но не решаюсь. Мне нужен Тихон. Я хочу снова почувствовать себя в безопасности. В его руках.

***

Слышу возню возле двери. Отвлекаюсь от своего занятия — я рыдала в подушку уже несколько часов. А Тихон ни разу не заходил в дом.

Смотрю на дверь. Она медленно отворяется. В дом входит незнакомый человек. Он выглядит старым. Лет шестидесяти. Но слишком худой. Я застываю, глядя на его усталое, вытянутое лицо. Он усмехается, оглядывая меня.

— Ну здравствуй, дочка, — протягивает мне.

Только сейчас я замечаю, что у меня его глаза. Цвет, форма, размер.

Овал лица. Цвет волос.

Худощавое телосложение.

Невысокий рост.

Всё во мне от этого человека.

От мужчины со злой усмешкой на прицеле ружья Тихона.

От пугающего меня незнакомца.

Качаю головой отрицательно. Этого не может быть! Так не бывает! Перевожу взгляд на Тихона. В надежде, что он засмеётся и развеет мои сомнения. Вот только… Тихон не смеётся. Смотрит внимательно. Сравнивает меня с этим человеком. Поджимает губы.

— Поболтаем немного, Рогоз, — говорит он мужчине.

— Чего ж не поболтать, — довольно кивает тот. — Ты, служивый, смотрю, с дочкой моей тесно познакомился? Красавица выросла. Мать бы порадовалась.

Тихон замирает. И я тоже.

— Надька берегла её, как зеницу ока. Всю плешь мне проела, когда я их в зону вооружённых конфликтов привёз. Радость свою боялась потерять, — он смеётся. — Севиндж. Так звали прабабку Надежды. Та после великой отечественной войны из Баку с русским пареньком в Москву сбежала. И Надька нашу дочь так же назвала. Верила, что имя удачу приносит. Больно хорошо прабабка жила. Назвала и всё приговаривала, что её лучик света, счастья и радости и нам удачу принесёт. Любила она тебя.

Он смотрит в мои глаза, и я начинаю плакать. От рассказа его душу рвёт на части.

— Твоё имя такое значение и имеет — радость, счастье, — с внезапной нежностью говорит незнакомец, но тут же усмехается: — Служивый, много тебе радости перепало? Сделала она тебя счастливым?

Смотрю на Тихона. Она застыл изваянием каменным. Ни одна мышца не дрогнет на лице. Смотрит куда-то в сторону и слушает внимательно. И молчит.

— Мне вот — нет, — продолжает мужчина свой монолог. — Я был двойным агентом, и меня подставили. Решили по-быстрому сделать из меня козла отпущения. Но и я не лыком шит, слил информацию террористам и переметнулся на их сторону окончательно. На меня объявили охоту. Я хотел отвезти Надьку с дочкой к её троюродному брату Асланбеку, но не успел…

Он ненадолго замолкает, набираясь сил.

— Дальше, служивый, ты знаешь, — он смеётся. — А вот девка — нет.

Тихон переводит взгляд на меня, и я вижу, что нет в нём ни намёка на былые чувства. Всё, что зарождалось, погибло под сенью сегодняшних встреч. Тяжело сглатываю и пуще прежнего плакать начинаю.

— Перебежками перебирались. Из аула в аул. И в одном меня нагнали. Трое их было, дочка, — он рассказывает только для меня, потому что оба мужчины уже были там. В отличии от меня, в сознательном возрасте. — Я вещи в машину паковал на заднем дворе, уже отчаливать из того дома готовились. Мать тебя покормила и уложила в кроватку. Вещи вдогонку в сумки собирала. Трое солдат ворвались в дом. Я услышал очередь автоматную и побежал к вам. Только увидел, как Надька рухнула замертво, а один подошёл к тебе. Нож занёс.

Он еле бормочет себе под нос, но я всё чётко разбираю. Подношу руку к шраму на шее и неистово тру. Это не про меня рассказ! Я не хочу! Тихон со свистом выпускает из лёгких воздух и жадно хапает ещё. Смотрит на меня, но видит кого-то другого.