Дикая охота короля Стаха - Владимир Семёнович Короткевич

обезьяной, но скорее это было лицо настоящей жабы. И глаза, широ­кие, темные, смотрели на меня с тупой злобой и еще чем-то непонятным. Потом появилась неестественно длинная тонкая рука. Существо глухо застонало, и это пробудило меня от оцепенения. Я бросился к окну и, когда уткнулся в стекло, заметил, что Малого Чело­века нет. Он исчез.

Я с треском отворил окно — холодный воздух хлы­нул в комнату. Высунув голову, я смотрел во все сто­роны — никого. Он как испарился. Прыгнуть вниз он не мог, в этом месте под двумя этажами был еще третий (дом стоял частично на склоне), окна справа и слева были закрыты, да и карниз был такой узкий, что по нему не пробежала бы и мышь. Я затворил окно и задумался, впервые поставив под сомнение свои ум­ственные способности.

Что это было? Я не верил ни в Бога, ни в призраки, но живым человеком это существо быть не могло. Да и откуда оно могло появиться, куда могло исчез­нуть? Где могло существовать? Что-то недоброе и та­инственное было в этом доме. Что это такое? Неужто вправду призрак? Все мое воспитание восставало про­тив этого. А может, я пьян? Нет, я почти не пил. Да и откуда появились бы опять те шаги, которые сейчас звучат в коридоре? Звучали ли они тогда, когда я ви­дел лицо этого чудовища в окне?

Любопытство мое дошло до предела возможного. Нет, я не поеду отсюда завтра, как думал, я должен разгадать все это. Женщина, подарившая мне сегодня еще одно хорошее воспоминание, сходит с ума тут от страха, тут происходит что-то несовместимое с зако­нами природы, а я поеду? Но кто поможет мне? Кто? Кто поможет мне в поисках? И припомнились мне слова Светиловича: «Приползу к ее ногам и умру». Да, с ним я и должен встретиться. Мы поймаем эту мразь, а если нет — я поверю в существование зеленых при­зраков и ангелов Божьих.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Через день я подходил к дому Дуботолка. Я не же­лал идти, но хозяйка сказала: «Ступайте, я приказы­ваю. Мне не будет тут страшно».

И я пошел. Пойти мне пришлось совсем в дру­гую сторону от дома, на юго-восток. Заросшая травою аллея, по обе стороны которой стоял сумрачный, как лес, парк, довела меня до ограды. В одном месте не было прута (это был секрет Надей Яновской, который она мне открыла) и можно было пролезть через нее. Это было хорошо, так как мне не пришлось, таким образом, идти на север, по той аллее, по которой я приехал, миновать весь парк и лишь тогда идти к дому Дуботолка. А так я перелез через ограду и выбрался на ровное место. Слева и прямо передо мной были безграничные вересковые пустоши с редкими купами деревьев, справа какие-то заросли, за ними полная, как око, речка, потом болотный искореженный лес, а затем, видимо, настоящая и безнадежная трясина. Где-то очень далеко видны были за вересковыми пустошами верхушки деревьев, вероятно, насаждения у дома Дуботолка.

Я медленно шел по пустоши, лишь иногда попа­дая на что-то схожее с тропой. И хотя осеннее поле было мрачным и неприютным, хотя дважды над моей головою пролетал огромный ворон — мне было тут легко после Болотных Ялин. Тут было все обыкновен­ным: мхи на кочках болотцев, сухой вереск между ними, мышка-малютка, которая тащила с высокого бодяка белый пух, видимо, в свое гнездо, готовясь к зиме.

Я подошел к дому Дуботолка в сумерках, когда окна были уже ярко освещены. Это был самый обыкновенный белорусский шляхетский дом. Старинной постройки, приземистый, с очень маленькими окошками, он был крыт гонтом, чисто побелен, имел крыльцо с четырьмя колоннами. Провинциальный архитектор не знал, видимо, известного секрета, и поэтому колонны казались немного выпуклыми на середине, как бочонки. Окружали дом старые насаждения из желтых, почти уже облетевших громадных лип. За домом был виден большой, преимущественно фруктовый, сад, за ним — платок вспаханной земли.

Я. видимо, опоздал, потому что за окнами уж гре­мели голоса. Встретили меня горячо и страстно.

— Батюшки, святые угоднички! — кричал Дубо­толк.— Явился-таки, явился, блудный сын. За стол его, за стол. Антось, где ты там, увалень? Разгонную гостю. Прохлопали, черти, даже не салютовали ему, стременной не поднесли. У, оболтусы...

За столом сидело человек десять, все мужчины. Знакомы мне были только Светилович, Алесь Ворона и Стаховский. Почти все были уже довольно-таки пьяны и рассматривали меня почему-то с повышенным лю­бопытством. Стол ломился от блюд: видимо, Дуботолк был из местных зажиточных шляхтичей. Зажиточ­ность была, однако, относительной. Есть и пить было что, но комнаты, через которые я шел, не отличались богатой обстановкой. Стены были побелены, ставни с резьбой ярко покрашены, мебель старая и не очень красивая, зато весьма тяжелая. Старина смотрела из каждого угла. В столовой, кроме широкого дубового стола, табуретов, обтянутых зеленой шелковистой холстинкой, двух данцигских кресел, обитых позо­лоченным сафьяном, да тройного зеркала на стене в коричневой раме, изображающей город с церковными главами, ничего не было. Пестро одетые гости смо­трели на меня.

— Что вы глаза вперили? — гаркнул Дуботолк.— Столичного человека не видели, медведи, что ли? Ну-ка, помогите гостю, положите на его блюдо, что вам по вкусу.

Волосатые пасти заулыбались, лапы начали двигаться. Вскоре на моем блюде лежали огромный гусь с брусничным вареньем, индюшачья ножка с яблоками, соленые грибы, десяток колдунов, а со всех сторон только и слышно было:

— А вот вам пампушки с чесноком... А вот, пане кусок окорока дикого кабана, наперченный, огнем го­рит. Памятью матери заклинаю — возьмите... А вот чудесная... А вот необыкновенный...

— Вот как у нас по-белорусски угощают, — хохотал хозяин, увидев, что я совсем растерялся.

Передо мною выросла гора. Я попробовал проте­стовать, но вызвал такой взрыв возмущения (у одного из гостей даже слезы потекли; правда, он был слегка в подпитии), что я сдался.

Увалень Антось принес мне на подносе «разгон­ную» чару. Я весьма сильный на хмель человек, но тут я растерялся. В чаре было не менее как на бутылку какой-то желтой прозрачной жидкости.

— Не могу.

— Как это не могу? Не может лишь целомудренная девка, да и та быстро соглашается.

— Много, пан Дуботолк.

— Много, если три жены в хате, да и то не для каждого... Э-э, хлопцы, нас не уважают. Просите по­чтенного гостя.

— Не чините обиды... Выпейте,— взревели гости медвежьими голосами.

Довелось выпить. Жидкость обожгла все мои вну­тренности, огненные круги