Тайны русской дипломатии - Борис Сопельняк

При всем при том он оставался «одним из самых выдающихся дипломатов, мастером тонкой дипломатической интриги и беспринципным политиком» — именно таких характеристик удостоился Талейран в самых разных энциклопедиях. А ведь время, в которое жил и работал Талейран, для Франции было одним из самых великих, блистательных и ярких! Наполеон одерживал одну победу за другой, все европейские столицы признали безусловное первенство Парижа, все императоры и короли склонили головы перед ненавистным корсиканцем, а после разгрома союзных войск под Аустерлицем Наполеон понял, что его заветная мечта покорить Москву вполне реальна.

С некоторым опозданием, но это поняли и в Петербурге. Армии, которая могла бы на равных сражаться с французскими бригадами, не было, значит, надо тянуть время и формировать новые полки. Именно поэтому Александр I пошел на заключение крайне непопулярного Тильзитского договора. Ему пришлось оправдываться даже перед матерью.

«Союз с Наполеоном, — писал он, — лишь изменение способов борьбы против него. Он нужен России для того, чтобы иметь возможность некоторое время дышать свободно и увеличивать в течение этого столь драгоценного времени наши средства и силы».

Но Наполеон, решив окончательно загнать Александра I в угол, буквально навязал ему не менее позорную Эрфуртскую союзную конвенцию. Переговоры шли очень трудно и нервно, Наполеон требовал совершенно невозможного, Александр I, как мог, противился. Совершенно вымотанный бесплодными дискуссиями, по вечерам Александр I скрывался в салоне княгини Турн-и-Таксис: тут он мог отдохнуть и без лишних свидетелей поговорить со своими советниками.

И вот однажды в этой «русской крепости» совершенно неожиданно появился французский министр иностранных дел Талейран! Его не ждали, не приглашали, и одному богу ведомо, как он туда проник. К тому же были нарушены все нормы не только дипломатического протокола, но и светского этикета: явиться к главе государства без приглашения — это совершенно немыслимый поступок. Обескураженный этой бесцеремонностью, император хотел было сказаться больным, но в последний момент передумал: пройдоха Талейран беспричинно и шагу не сделает. Раз светлейший князь и владетельный герцог Беневентский решился на нарушение этикета, значит, тому были веские причины.

После обязательных в таких случаях поклонов, расшаркиваний и восторженных отзывов о гостиной хозяйки дома Талейран вдруг спросил:

— Государь, для чего вы приехали в Эрфурт?

— Как это для чего? — несколько смешался царь. — Для подписания конвенции с французским императором.

— Она же для вас невыгодна и, простите за прямоту, унизительна. Ну признает Наполеон ваше право на Молдавию и Валахию, ну пообещает нейтралитет, если с этим не согласится Турция и начнет против России боевые действия. Но неужели вы верите ему в том, что он придет вам на помощь, если на стороне Турции выступит Австрия?! Да ни в жизнь! Главный интерес Наполеона в том, чтобы ослабить Россию. Без этого ему не покорить Европу.

«Провокация, — подумал император. — Серьезная, широкомасштабная провокация. Меня хотят втянуть в какой-то заговор против Наполеона. Но кому это выгодно — Англии, Австрии, Турции? По большому счету, это выгодно прежде всего нам, России, но мы пока что к серьезной игре с Наполеоном не готовы.

А что, если… Нет, это невозможно. Так не бывает. Ведь это же измена. Хотя на что не пойдешь, чтобы отомстить за прилюдно поруганную честь. Ведь мне же докладывали. Как сейчас помню послание Чернышева, который присутствовал при безобразнейшей сцене, когда Наполеон чуть не набросился с кулаками на Талейрана, при этом крича во все горло: «Вы — вор, мерзавец и бесчестный человек! Вы не верите в Бога, вы всю вашу жизнь предавали. Для вас нет ничего святого, вы бы продали вашего родного отца! Я вас осыпал благодеяниями, а между тем вы на все против меня способны. Вы заслужили, чтобы я вас разбил, как стекло. И у меня есть власть сделать это, но я слишком вас презираю, чтобы взять на себя этот труд! Почему я вас еще не повесил на решетке Карусельной площади?! Но есть, есть еще для этого достаточно времени! Вы — грязь в шелковых чулках! Грязь! Грязь! Грязь!»

— Мне кажется, я вас понимаю, — милостиво улыбнулся Александр I и предложил пройти во внутренние покои, подальше от любопытствующих глаз и настороженных ушей.

Когда они остались одни, Талейран жарко зашептал:

— Никто, вы слышите, государь, никто, кроме вас, не может спасти Европу. Вы должны это сделать, иначе… Вы даже не представляете, какие беды могут обрушиться на все европейские народы! А преуспеете вы в этом благородном деле только в том случае, если будете решительно сопротивляться Наполеону, причем уже здесь, в Эрфурте.

— А вы в этом хоть и не бескорыстный, но верный и тайный помощник? — протянул ему руку царь.

— Вы, как всегда, мудры, причем во всех трех составляющих моего сотрудничества, — склонил голову Талейран. — Если вы позволите, детали мы обговорим с вашим послом в Париже Карлом Нессельроде.

Так министр иностранных дел победоносной Франции стал агентом русского царя, и отныне его звали то Анной Ивановной, то Красавцем Леандром, то Кузеном Анри. Информация, которую получал от Талейрана Александр I, была по-настоящему ценной. Он писал о реформах во французской армии, тайных переговорах Наполеона с потенциальными союзниками, готовящейся финансовой агрессии, расстановке политических сил в Париже, склоках среди маршалов и генералов. Он даже указал конкретную дату нападения на Россию — апрель 1812 года.

Еще более ценными сообщения Талейрана стали, когда он втемную стал использовать своего друга министра полиции Фуше, который проходил под псевдонимами Наташа, Президент и Бержьен. Чтобы сбить с толку возможных читателей из аппарата того же Фуше, внутреннее положение Франции Талейран обозначал словами «английское земледелие», а когда был в игривом расположении духа, использовал фривольное словосочетание «любовные шашни Бутягина» (о похождениях секретаря русского посольства Бутягина в Париже ходили легенды).

Соблюдая договоренность быть верным и тайным помощником русского императора, Талейран ни на секунду не забывал о третьей составляющей этого соглашения: он был отнюдь не бескорыстным поставщиком ценной информации. Скажем, за извещение о брачных намерениях Наполеона Кузен Анри запросил три тысячи франков, а за информацию о перевооружении армии — четыре тысячи франков. День ото дня поступающие от Анны Ивановны сведения становились все более ценными и все более дорогими. Пока речь шла о тысячах и даже десятках тысяч франков, Александр I молчал, но когда Талейран запросил полтора миллиона золотом, царь возмутился! А Талейрану велел отписать, что рад бы заплатить, да вот только боится подвергнуть его ненужным подозрениям. У такого известного и влиятельного человека наверняка немало соперников и завистников, которые появление неизвестно откуда взявшейся крупной суммы могут использовать для раздувания скандала и, не дай бог, разоблачения.

Анна Ивановна обиделся, но от дальнейшего сотрудничества не отказался. Между тем гонорары становились все меньше, а депеши от царя все сдержаннее. Талейран не на шутку встревожился! Он чувствовал, что что-то произошло, что охлаждение Петербурга не случайно. Но что именно случилось? Что?!

А случилось то, что Александр I оказался дальновиднее и, если хотите, хитрее Талейрана. Еще в Эрфурте он принял решение: покупая ценные сведения у Талейрана, их надо самым тщательным образом перепроверять. Вернувшись в Петербург, он попросил найти молодого, образованного, сообразительного и непременно красивого офицера, которого можно было бы направить в Париж в качестве личного представителя русского императора. После долгих поисков такого офицера нашли — им оказался потомок старинного дворянского рода Александр Чернышев. Он был с детства записан на военную службу — сперва вахмистром, а потом корнетом в Кавалергардский полк.

Воевал Чернышев умело и храбро. За Аустерлицкое сражение он получил крест Святого Владимира 4-й степени, а за Фридлянд — Георгиевский крест 4-й степени и золотую шпагу. Полковнику Чернышеву было всего двадцать пять, когда он получил сверхважное и сверхсекретное задание от императора и отбыл в Париж. Статный красавец, острослов, жуир, богач, прекрасный танцор, сладкоречивый обольститель, он пользовался таким невиданным успехом, что в его объятия упали обе сестры Наполеона — и королева Неаполитанская, и влюбчивая Полина Боргезе. А когда во время бала в доме австрийского посла случился пожар и один за другим от огня стали погибать представители парижского света, возникла такая паника и давка, что погибнуть могли все. И вдруг от группы уже выбежавших на волю людей отделился какой-то офицер и бросился в горящее здание! Он вынес одного человека, другого, третьего… На нем тлела одежда, трещали волосы, но он снова и снова бросался в огонь.