Людовик и Елизавета - Евгений Маурин

От Сэн-Клу до Шуази было всего верст двенадцать прямым путем, но около Парижа течение Сены описывает французское «S» так что по реке было уже верст двадцать да еще против течения. Но гребцы работали на славу, и менее чем через три часа гости принцессы Весны подъезжали к пристани замка Шуази.

Там галеру встретил Суврэ в светлом атласном наряде, сплошь усеянном цветами. В его руках был цветочный жезл.

Грациозно поклонившись прибывшим, Суврэ в звучных красивых стихах сказал, что его милостивая госпожа, маршалом двора коей он состоит, принцесса Весна, увидала из своего замка богатую галеру и выслала его спросить, с добрыми ли намерениями прибыли гости?

Ему ответил герцог Ришелье, представившийся в качестве маршала иноземного принца, который уже давно стремился сделать визит ее величеству, богине соловьев и влюбленных. Их цели самые добрые: они едут, чтобы чтить Весну всеми доступными им средствами.

В ответ на это Суврэ низко поклонился, грациозно поведя шляпой по воздуху, а затем, взяв из рук сопровождавшего его пажа серебряный рог, громко протрубил три раза.

Тогда словно отдернутый невидимой рукой занавес, протянутый над цветочной аркой, закрывавший ход с пристани, вдруг упал, и глазам подъехавших предстала сама Весна, окруженная роем своих придворных дам.

Как король, так и все его спутники и спутницы не могли удержаться от крика изумления и одобрения при виде раскрывшейся перед ними картины. Графиня Тулузская, изображавшая принцессу Весну, была и вообще-то одной из красивейших женщин версальского двора, а теперь, одетая в прозрачный хитон, была и очаровательна, и соблазнительна. Букетики цветов, которыми было усеяно ее платье, были расположены так остроумно, что только маскировали кое-что, но ровно ничего не скрывали — ни высоких, упругих персей, ни гибкого, стройного стана, ни покатых плеч, ни мраморно-белой, словно точеной шеи.

Подойдя поближе к галере, Весна преклонила колено, простерла к "иноземному принцу" свои дивные голые руки и мелодичным голосом прочитала приветственное стихотворение, в котором выражала свою радость по поводу прибытия прелестного гостя. Но одних слов было мало для выражения ее восторга. По величественному взмаху цветочного жезла маршала заиграл невидимый оркестр, и под рыдания и рокот томных скрипок принцесса вместе с придворными дамами, одетыми почти так же, как и она, пустилась в страстную, восторженную пляску. Новый взмах жезла и оркестр сразу замолк, а танцовщицы замерли в коленопреклоненных позах, простирая руки к королю.

Людовик пришел в такой восторг, что даже вышел из своей роли.

— Браво, браво, графиня! — крикнул он, захлопав в ладоши. — Вы очаровательны, вы несравненны!

Он выскочил из галеры, подал руку Весне и повел ее к замку. Суврэ повел де Майльи, следом за ними пошли парочками остальные кавалеры и дамы.

В большом зале замка приезжих ждали роскошно накрытые столы. Как мраморные стены, так и столы тонули в цветах. Все было нарядно, красиво, богато, все ласкало чувства.

Король, видимо, очень довольный да и проголодавшийся, с сияющим видом уселся за стол, напомнив присутствующим, что в царстве принцессы Весны, покровительницы любви, смеха и всякой услады, должны царить свободные нравы, а потому всякий веселится, как хочет, может и умеет, не заботясь о каком бы то ни было этикете.

Когда он кончил, снова заиграл невидимый оркестр.

Вообще в этом замке были приняты все меры, чтобы нескромный взор не смущал веселья пирующих. Даже прислуга была устранена: пользуясь изобретенным и осуществленным механиком Лорио приспособлением, гость попросту писал на записке, что ему нужно, и стол опускался с запиской, чтобы вновь подняться со всем требуемым.

Во время обеда король был чрезвычайно весел и очень любезно разговаривал со своей дамой, графиней Тулузской. Графиня де Майльи с ревнивой грустью наблюдала за королем и его собеседницей. Она знала, что графиня Тулузская была года два тому назад побеждена королем, что последнему она очень нравилась, и если между ними не утвердилось прочной связи, то только из-за милой наивности Весны, которая с очаровательной улыбкой заявила однажды Людовику, что даже ему она не может быть долго верной — такая уж у нее натура!

Все это было, но могло и вновь вернуться. Как знать, "эта негодяйка" (как мысленно называла Луиза принцессу Весну), осмелившаяся появиться перед королем почти совершенно голая, могла вновь раздразнить его чувственность, и тогда…

Да, король начинал уже скучать с де Майльи, это она отлично сознавала. Каждый день она могла ждать, что ее окончательно вытеснит из сердца короля новая привязанность, сама же она искренне, бескорыстно любила Людовика и потерять его значило для нее потерять все.

После обеда король, отдавший должное дивному погребу замка Шуази, почувствовал себя немного утомленным и отправился отдохнуть в свою опочивальню. Вечером предстояло еще чествование Весны, а после чествования — новое пиршество и новая дань дарам погреба. Необходимо было привести себя в порядок.

Остальные разошлись кто куда. Ла Тремуйль, озабоченный руководством чествования, отправился с главными участниками его на предназначенную лужайку. Ришелье, более всего заботившийся о цвете лица, удалился в свою комнату, чтобы смазать кожу, пострадавшую от трехчасового пребывания на солнце, им самим изобретенной помадой. Суврэ с Полетт вышли на террасу и отправились бродить по аллеям парка.

— Ну, Полетт, — сказал маркиз, — наступает решительная минута. Вы все сделали так, как я говорил вам?

— Ох, Анри, как я боюсь! — сказала девушка, бледнея и закрывая лицо руками.

— Но чего же вы боитесь, глупенькая?

— Всего, Анри, всего! Боюсь, что не выдержу своей роли.

— О, этого не бойтесь! Женщины — прирожденные комедиантки!

— Злой!.. Боюсь, что король разглядит, какими ярко-белыми нитками сшиты все эти случайности… Господи! Но разве не бросится ему в глаза странность ряда совпадений: вас я узнала случайно по кольцу, но вашего спутника, голос которого я слышу целый день, в короле не узнала. Мало того, зная, что вы тут, я решаюсь надеть тот же костюм…

— Постойте, Полетт, я вижу, что вы совершенно не вслушались в мои доводы. Хорошо, что мы заговорили с вами об этом, а то вы еще, чего доброго, напутали бы потом, и тогда король действительно заподозрил бы меня и вас в хитрой интриге. Слушайте меня внимательно и проникнитесь той логической нитью, которой вам надо следовать в случае, если король захочет объяснений. Узнав меня по кольцу, вы догадались, что мой товарищ тоже принадлежит к числу придворных. Кто он? Вам это очень интересно узнать, так как "бедный юрист" произвел на вас большое впечатление. Но, желая узнать, кто такой другой незнакомец, вы не хотите обнаруживать себя. Приглашением в Шуази вы пользуетесь как средством примирить и то, и другое. Если в этом обществе нет вашего «юриста», то вы ничего не добьетесь, но и не потеряете; ведь кроме меня, никто не обратит внимания на появившуюся Фортуну, думая, что это так и нужно по ходу празднества. Если же тот «другой» здесь, то он выдаст себя вскриком, преследованием. Вам будет легко скрыться от него среди кустов Шуази и, сбросив это платье, появиться в обычном. А его-то вы тогда уже узнаете. Для этого вечером, когда после чествования Весны все разбредутся по аллеям, вы поверх обычного платья наденете свой прошлый маскарадный наряд и полумаску. Ну, а об остальном мы уже переговорили с вами. Д'Айен обещал свою помощь. Как видите, нам с вами беспокоиться нечего!

— И все-таки мне страшно, Анри, страшно, что наступает минута, которой я ждала всю жизнь… А вдруг король не захочет меня?

— В этом случае я, Полетт, потеряю больше вашего! Ах, как Жанна измучила меня! Ну, да не будем говорить обо мне! Во всяком случае вам надо сегодня вечером идти ва-банк. Все на карту, все на одну ставку, Полетт, а там… будь что будет!

— Да вы подумайте только, Анри, если мне не удастся сразу пленить короля, то я потеряю и сестру, мою последнюю покровительницу!

— "A vaincre sans périls — on triomphe sans gloire[26] — Полетт… Батюшки, вот легка-то на помине… Вашей сестре лучше не видеть нас вместе. Полетт, скройтесь в боковую аллею, пока она нас не заметила!

Полетт юркнула в сторону, Суврэ один пошел навстречу графине де Майльи, которая шла опустив голову. Когда, заслышав шум шагов маркиза, она взглянула на него, Суврэ заметил, что ее глаза были полны слез, а лицо искажено гневом, отчаянием, нешуточной мукой.

— "Pour qui sont ces serpents qui sifflent sur votre tкte?"[27] — спросил Суврэ, становясь в комически-патетическую позу.

Луиза улыбнулась, но сейчас же из ее глаз хлынули слезы, и, обессиленная, она тяжело опустилась на ближайшую скамейку.

— Что с вами, дорогая графиня? — воскликнул Суврэ, встревоженно подбегая к ней.