Убийственно красива, или Кто развел светскую львицу - Полина Раевская

– Нет, ну ты обнаглел. – А я-то надеялась, что Гоги наконец-то успокоился. – Посмотрите на него – он еще и условия диктует. Не в том ты положении, чтобы что-то требовать. Я вообще не понимаю, дядя Миша, зачем он нам нужен. Сами найдем убийцу, тем более что и искать долго не придется.

Дядя Миша встал. Нависнув над кавказцем, он четко и внятно произнес:

– Если убийца кто-то из наших, будет трудно отыскать крысу изнутри. У Саши это выйдет куда лучше. Разумеется, никто не собирается сидеть сложа руки. Мы проведем свой розыск, а потом сравним результаты. Что касается твоего условия, Саша, то тут я согласен с Гоги. Ты не в том положении, чтобы его выдвигать. Но лично я не против. Девка нам не нужна, одни хлопоты с ней. А там как решат остальные. – Старик великодушно развел руками. – Миша, – старик повернулся к стоявшему недалеко охраннику, – выведи ее на террасу, – он кивнул на меня. – Нам посовещаться надо.

На ватных ногах двинулась я к выходу. Охранник плелся следом. Мы вышли на террасу, дверь которой тут же плотно закрыл за нами Воронин. Через прозрачное стекло все оставшиеся в столовой были видны как на ладони, но разобрать, что они говорят, и думать нечего. Хотя в этом и не было особой нужды – и так все ясно. Гоги, активно жестикулируя, спорил с дядей Мишей. Остальные предпочитали не вмешиваться. Время от времени слово брал Селиверстов, и было видно, что, несмотря ни на что, к нему прислушивались. Мне стало немного спокойнее – я надеялась, что авторитет старика вкупе с умением моего шефа вести переговоры в результате возьмут верх над южным темпераментом кавказца.

Моим мольбам суждено было быть услышанным, а надеждам сбыться. Примерно час бурных обсуждений, и собравшиеся вынесли свой вердикт. На каких условиях они согласились меня отпустить, я не узнала, так как беседа Селиверстова со товарищи состоялась за закрытой дверью. О чем они там говорили и до чего договорились, мне сказано не было, а я и не спрашивала. События прошедшего дня вымотали меня чрезвычайно, поэтому, когда Воронин сообщил о моем освобождении, я сразу направилась на выход. Даже вещи собирать не стала. Мне казалось, проведи я в этом доме еще хотя бы одну минуту, и моему и без того подорванному психическому здоровью придет конец.

У причала нас с Селиверстовым уже ждала яхта. Это было не то судно, на котором я совсем недавно (хотя казалось, что бесконечно давно) прибыла на остров, хотя и чрезвычайно похоже на него. По крайней мере, на первый взгляд. Но вообще мне, разумеется, было не до сравнительного анализа. Все происходило словно в тумане. Помню только, что на борту нас встретили Павел и Виктор. Присутствовали здесь и какие-то другие, незнакомые мне люди, судя по виду, охранники и телохранители. Встревоженный вид присутствующих свидетельствовал о серьезности ситуации.

Селиверстов тут же уединился со своей командой в каюте. Меня туда не пригласили, оставив на палубе, чему я даже обрадовалась. Разговаривать совершенно не хотелось. Голова раскалывалась от напряжения и голода – со всеми этими событиями я не успела перекусить. С другой стороны, надеяться на то, что сейчас мне полезет кусок в горло, особенно не приходилось.

Сев на скамейку (кажется, на судне она называется банка), я уставилась на воду, освещаемую огнями яхты. Морская красавица врезалась в водную гладь, рубя ее. И там, где еще минуту назад царило безмятежное спокойствие, теперь бурлила и пенилась вода. Подумалось, что вот так же в мою тихую и размеренную жизнь ворвался корабль под названием «Селиверстов», разделив ее на «до» и «после». При этом «после» выглядело таким же темным, как и морская пучина передо мной.

Но, как ни странно, страшно не было – сил не осталось даже на то, чтобы бояться, мне стало все без-раз-лич-но. Поэтому, когда на палубу вернулся Селиверстов, я даже не повернула головы. По идее, у меня должен был возникнуть целый ряд вопросов. Это я как раз понимала, но сформулировать не удавалось ни одного. Мужчина сел рядом и протянул мне бокал с чем-то спиртным. Алкоголь всегда помогал мне снять напряжение, но в этот раз это было излишне, так как никакого напряжения я не ощущала. Но отказываться я не стала. Залпом опрокинула все содержимое бокала и даже не поморщилась. Приятное тепло разлилось по телу, ноги сделались ватными. В голове, понятное дело, не прояснилось – там по-прежнему было пусто.

Меньше всего мне хотелось сейчас что-то обсуждать и о чем-то говорить. Слишком много событий произошло всего за несколько часов: смерть Андрея, к которому я испытывала искреннюю симпатию, известие о том, что он умер, считая меня подлой предательницей, подозрение в убийстве…

То ли Селиверстов это понял, то ли тоже хотел помолчать, но приставать с разговорами не стал. Так мы и сидели с ним бок о бок, глядя на воду. Удивительно, но никто не мешал нашему уединению. Складывалось ощущение, что мы на яхте одни.

Наконец судно причалило к берегу. На палубу поднялись Виктор, Павел, охранники и члены команды. Все они растерянно топтались на месте, не решаясь отвлечь Селиверстова от его мыслей. Наконец Паша подошел к хозяину и осторожно тронул его за плечо.

– Александр Константинович, машина ждет. Может, поедем уже?

Шеф поднялся:

– Пойдем, Василиса, прибыли.

На негнущихся ногах я добрела до машины. Остальное помню смутно, так как, очутившись в салоне авто, тут же уснула. То ли стресс так подействовал, то ли алкоголь, то ли все вместе, но сон оказался настолько глубоким, что пробудилась я лишь под утро. Позже даже возникло подозрение, а не опоил ли меня Селиверстов снотворным. С его страстью к фармакологии это более чем вероятно. Как бы то ни было, но, открыв глаза и оглядевшись по сторонам, увидела, что нахожусь в незнакомой комнате. И это еще не единственный сюрприз. Откинув одеяло, заметила, что раздета до нижнего белья. А вот это уже интересно – точно помню, что сама одежду не снимала.

Не зря говорят, что утро вечера мудренее. Чувствовала я себя, на удивление, отлично. Подняв жалюзи, потянулась навстречу утреннему солнышку и ахнула – внизу за окном простиралась безбрежная морская гладь. Видимо, дом стоял на утесе или скале. Интересно, где я и что тут делаю?

Принимая душ, я заметила на локтевом сгибе след от укола. Ничего себе! Так вот в чем причина столь глубокого сна. Мысль заработала лихорадочно. Новый день принес с собой массу вопросов. Где я? Зачем я здесь? На каких условиях меня отпустили друзья Карасика? Как быть с убийством, свидетелем которого я оказалась? Ведь, по идее, меня должны будут допросить правоохранительные органы. Более того, когда выяснятся все обстоятельства дела, я автоматически стану главным, а то и единственным, подозреваемым. А учитывая мое исчезновение с места преступления, дело мое «труба». Меня обдало смертельным холодом от ужасной догадки – а что, если все это часть коварного замысла? Я же не знаю, о чем договорился Селиверстов с остальными. Вдруг они решили свалить все на меня! А что? Моя кандидатура очень подходит на роль убийцы. Особенно теперь, когда я, не дожидаясь приезда полиции, скрылась с виллы. И укол этот… Наверняка в моей крови найдут следы наркотиков, и картинка сложится идеально. Яд во флакончике с моими отпечатками пальцев… Интересно, какое наказание предусмотрено для хладнокровных убийц в Испании? Или меня будут судить по российским законам? Предоставят ли мне на выбор российскую тюрьму или испанскую? Хотя все зависит от того, какой срок дадут. В России, наверное, можно будет отделаться десятью годами тюрьмы. За примерное поведение освобожусь лет через семь. Вполне еще молодая… В общем, это по-любому лучше, чем смерть. Наверное… Выбор-то у меня изначально не особенно велик.

Может, следует самой сдаться в руки правосудия? Вероятно, это зачтется впоследствии. Но как это сделать? Дом наверняка надежно охраняется. Я выглянула в окно. Так, о том, чтобы выбраться из окна, и речи не идет – слишком высоко. Но даже если бы мне удалось добраться до воды, что это даст?

Нет, с этой стороны не уйти. Нужно попытаться найти выход из этой крепости. Хотя наверняка она надежно охраняется. Да уж, ситуация…

И все же надо что-то делать. Достаточно я была марионеткой, пора обрывать ниточки и спасаться от кукловодов.

Я оделась – в шкафу нашлись наряды моего размера. И хотя это была не моя одежда, я справедливо рассудила, что могу ею воспользоваться. В конце концов, Селиверстов мне прилично должен. С виллы Карасика я ушла в вечернем платье, и это была единственная моя (да и то весьма условно) вещь. Откопав в гардеробе классические брюки и блузку (из серии – и в пир, и в мир, и в добрые люди), я нацепила их на себя.

Подойдя к двери, решительно ее толкнула. Заперто… Что и следовало ожидать. Разумеется, никто не собирается так просто меня отпускать. Могла бы и догадаться.