Штрихи к портретам и немного личных воспоминаний - Лео Яковлев

Декабрь 1992

Норберт Винер

Столетний юбилей великого философа и математика Норберта Винера — одного из тех, кто самым радикальным образом изменил ход развития человеческого общества и чьи идеи определили это развитие во второй половине XX века и будут определять его в течение ближайших столетий, прошел незамеченным.

Отчасти нас может извинить то, что в некоторых советских изданиях в качестве года его рождения указан 1895-й. В действительности же Винер родился 26 ноября 1894 года. Рассказывать о жизни Винера довольно трудно, так как практически все о себе он рассказал сам в великолепных автобиографических книгах «Бывший вундеркинд» и «Я — математик», но неписаные юбилейные правила все же заставляют нас коснуться основных вех его жизненного пути и попытаться сообщить о нем то, что он забыл или не успел о себе сказать.

Винер родился в семье американских евреев — потомков эмигрантов из русской Польши, из Белостока, покинувших родные края не в поисках счастья, а в предчувствии готовящихся погромных «акций». Вероятно, дар прогнозирования был присущ этой семье изначально, и знаменитый белостокский погром ее миновал.

Отец Норберта — Лео Винер — был профессором славянской лингвистики в Гарвардском университете и свободно владел несколькими языками, в том числе русским, что позволило ему перевести на английский 20-томное собрание сочинений Льва Толстого. Отец имел огромное интеллектуальное и нравственное влияние на Норберта, многое определившее в его последующей взрослой жизни. Под влиянием же отца в своих художественных и литературных вкусах семья была ориентирована на немецкую культуру, и немецкий язык наряду с английским был родным языком Норберта.

Сам Норберт от рождения был крайне близорук, почти слеп, что в значительной мере определило его физическое развитие — полноту, малую подвижность, одиночество, перешедшее в любовь к уединению. Читать он начал в четыре года, и почти сразу же круг его чтения составила научно-популярная и научная литература, в основном, в области естественных наук; к семи годам его «умственный багаж» был огромным и разносторонним.

В 14 лет Винер получил степень бакалавра, а в 18 — докторскую степень в Гарвардском университете, получив при этом стипендию для совершенствования знаний за границей. Там, в Кембридже, одним из главных его учителей в области математики и философии стал замечательный ученый Бертран Рассел. Именно Рассел убедил его заниматься не только философией математики, но и самой математикой, что привело его на лекции Г. Харди в Кембридже, а затем Д. Гилберта и Э. Ландау в Геттингене.

Потом последовало несколько лет преподавательской работы в университетах США, и, наконец, в 1919 году, в двадцатичетырехлетнем возрасте Винер попадает в одну из великих крепостей американской науки — Массачусетский технологический институт (МТИ), в стенах которого, образно говоря, проходит вся его дальнейшая жизнь, так как все его последующие планы, путешествия и достижения связаны с работой в МТИ.

Как и у Эйнштейна, характер и жизненные принципы Винера сформировались в семье, не следовавшей еврейским традициям и настроенной на ассимиляцию. О своем происхождении Винер узнал в 15-летнем возрасте, и это знание не стало для него ни потрясением, ни причиной особой гордости или радости. Он принял его как факт, который в дальнейшем никогда не скрывал и которым никогда не тяготился. Однако, в отличие от Эйнштейна, к еврейскому движению он не примкнул. Тем не менее, события века вторгались в его жизнь, и после прихода Гитлера к власти в Германии Винер откладывает многие свои научные начинания и вплотную занимается спасением и трудоустройством евреев-ученых, преследуемых нацистским режимом.

Весьма значителен его вклад и в американскую оборонную промышленность, сыгравшую большую роль в разгроме вермахта. Такова внешняя канва его жизни, ничем не выделяющая его судьбу из судеб многих американских ученых его времени, независимо от их этнической принадлежности.

Обратимся же к его творческому пути и к основным этапам и событиям его внутренней, самой главной для него жизни. Эта его невидимая жизнь прошла на грани свободы и необходимости. Он был абсолютно свободен в выборе общих проблем, и в то же время жизнь и обстоятельства ставили перед ним конкретные задачи в самых различных областях человеческой деятельности, и он не уклонялся ни от того, ни от другого.

Первый успех в области математики Винер связывает со своей работой по проблеме броуновского движения — проблеме, с которой был связан также и первый научный успех Эйнштейна. Но именно в этой кажущейся аналогии скрыты и все принципиальные различия между этими двумя основоположниками эры нового мышления в XX веке.

Свою творческую удачу в объяснении одного из аспектов броуновского движения — этой модели хаоса — Эйнштейн воспринял как факт, убеждающий в полной определенности (детерминизме) окружающего мира, и всю свою дальнейшую жизнь он посвятил поиску общих законов этого мира, скрытую гармонию которого он постоянно ощущал.

«На худой конец, я могу вообразить, что Бог может создать мир, в котором нет законов природы. Короче, хаос. Но я совершенно не согласен, что должны быть статистические законы, которые заставят Бога бросать кости в каждом отдельном случае», — писал Эйнштейн. Фразу же о том, что Бог в кости не играет, он повторял неоднократно.

В отличие от великого теоретика, великий прикладник Винер воспринял хаос и его маленькую модель — броуновское движение как признак реального мира, и, не исключая возможности познания абсолютных законов гармонии Вселенной, пока еще скрытых от человека, свои труды он посвятил поиску пусть временных, но достаточно надежных статистических законов как средств управления тем Хаосом и потоком случайностей, который в представлении современного человека царит и в Природе, и в человеческом обществе.

Вот почему проблема броуновского движения, оставшаяся для Эйнштейна лишь эпизодом его творческого пути, в котором свои интересы он посчитал исчерпанными, для Винера оказалась неисчерпаемой, и он неоднократно возвращался к ней в расцвете сил и вернулся к ней в конце жизни.

«Точно так же изучение броуновского движения и временных рядов… заставило меня сейчас пересмотреть роль, отведенную в нашем мире причине и случаю», — писал 60-летний Винер.

Таким образом, Винер допустил, что Господь Бог может иногда бросать кости, и решил с ним сыграть. При этом он руководствовался другой знаменитой фразой Эйнштейна, выбитой на каменной доске в Институте перспективных исследований в Принстоне: «Господь Бог изощрен, но не злонамерен», которую Винер цитирует в своих книгах. Эта вера в изначальную доброжелательность Бога-Природы привела Винера к реальным успехам в той самой «игре в кости», о которой говорил Эйнштейн, к созданию надежного компаса для людей в их бушующем хаотическом мире.

Проблемы, к которым в течение своей долгой жизни в науке прикоснулся своим разумом Норберт Винер, в своей совокупности тоже могут служить моделью вселенского Хаоса: здесь и дарвинизм, и специальные разделы биологии, и фрейдизм, и общая психология, и философия математики, и многие проблемы «чистой» математики, и теория связи, и электроника, и электротехника, и волновые теории, и излучение мозга, и «высокая» художественная литература, и многое, многое другое. Каким путем из этого Хаоса родились теория информации, теория управления и основные положения комплекса идей и методов, обозначенного им словом «кибернетика», без которых уже невозможно представить себе сегодняшнюю и будущую жизнь человечества, и почему для того, чтобы возвестить о них людям, был избран полуслепой, склонный к абстрактному мышлению человек, пока еще определить невозможно. Но факт остается фактом, и Норберт Винер остается главным действующим лицом в создании этих новых областей человеческого знания.

Естественно, он был не один. В его трудах читатель найдет полный благодарный перечень всех тех, кто ставил свои незаменимые кирпичи в фундамент построенного им здания — от замечательного нашего земляка (если говорить об СНГ) А. Н. Колмогорова до не менее замечательного Клода Шеннона, его собственного земляка и коллеги по МТИ и лаборатории Белла. Но главным архитектором этого Дома Кибернетики был Норберт Винер, и он не только построил его, но и первым рассказал людям о том, каким он будет, что он будет для них значить и что их ждет в этом новом компьютерном мире. И здесь будет уместно сказать о том, что талант математика и философа благодатно совмещался в нем с незаурядным литературным даром, о чем свидетельствуют его автобиографические и научно-популярные книги «Кибернетика» и «Кибернетика и общество», на многие годы становившиеся бестселлерами на его родине и во всем мире.