Мой любимый враг - Ася Бедная

кого выбрать. И я выбирала. Выбрала…

Никита принимает мою растерянность и оплошность за застенчивость, поэтому с легкой улыбкой садится в машину, попрощавшись и быстро поцеловав в щеку. Я же остаюсь стоять какое-то время. Проводив взглядом машину, чувствую мерзкий привкус чужих слюней на губах.

Этого еще не хватало…

Сморщившись, вытирают сначала руками. Обнаруживаю, что на руках осталась помада, ищу в сумке платок. Быстро и тщательно вытираю губы, руки, не переставая морщиться от произошедшего. Не знаю почему, но вот послевкусие у поцелуя совсем противное. Это ж как я с ним потом целоваться-то буду, если первый поцелуй вызвал столько отрицательных эмоций? С Рустамом вот как-то все по-другому было. Здесь тебе и поцелуй мастерский и страсть из всех щелей пошла. Ему и ответить хотелось. Хотя чего уж там… Отдаться тоже хотелось. С ним мы после первого свидания в одной постели оказались. Такая страсть захлестнула, что вспоминать страшно. С ним я свой первый раз пережила на раз-два. Никаких тебе страхов и сомнений. Никаких болевых ощущений. Сразу оргазм. С первого раза. Умел он женщин доводить до экстаза. И не только меня, как бы печально это не звучало.

А здесь… Все без эмоций. И даже с присутствием некоторого дискомфорта.

Так. Надо успокоиться. Иначе сейчас мать заметит неладное. Раскусит в два счета. Не видать мне тогда ни семьи с Никитой, ни Москвы и собственной студии. Костьми ведь ляжет, а не даст мне наделать глупостей. Лучше бы она так перед свадьбой с Рустамом меня оберегала от опрометчивого поступка.

Фух. Еще раз вытираю губы. Убираю платок в сумку. Должна выглядеть прилично. Пошла.

— Сравним? — как черт из табакерки вылетает Андрей.

И ладно бы просто вылетел, так ведь впился в меня, словно зверь голодный! А может он и вправду голодный?.. Я вот тоже давно не «ела». И, ух, как сильно это сейчас проявляется…

До дрожи в коленях. До гула в ушах.

Андрей целует меня сильно и жадно. Глубоко и дерзко, но, не причиняя мне вреда и боли. А все почему? Да по тому, что я ему отвечаю! Остервенело и с жадностью! У него настолько мягкие и горячие губы, что их и отпускать не хочется. Андрей не останавливается только на поцелуе. Он так и шарит ладонями по моей спине, прижимая к себе еще крепче. А я даже не думаю вырываться. Я даже не отслеживаю, насколько низко опускаются его руки. И, наверное, не отреагирую, если его ладонь опустится на мое бедро или даже ягодицу. Или, наоборот, отреагирую голодной волчицей и желанием продолжить…

От собственных мыслей становится страшно. Три недели без секса сейчас могут стать причиной моих самых бесстыдных поступков. Я уже готова на все. Только не останавливайся. Внизу живота все само собой набухает и требует. Требует мужского начала. Чтобы жестко. Чтобы так же, как и поцелуй. С остервенением.

И это не сон. Это наваждение. Я целуюсь со своим врагом, и мне это безумно нравится. Это не Никита со своими парализованными двумя ниточками. Это настоящий танк. Уничтожающий все на своем пути. Мою гордость. Принципы. Ненависть к нему. Хорошо, что я глаза закрыла. С открытыми бы глазами сейчас потеряла сознание. От осознания своей безалаберности в отношениях с мужчинами.

Еще немного и я растворюсь окончательно в его руках. Сильных руках. Не телом. Душой растворюсь. Самоуничтожусь. И больше никогда в жизни не отражусь в зеркале. Просто по тому, что от стыда в него смотреться будет страшно.

Вот же программист несчастный… Компьютерный ботаник… Вроде только по клавишам бьет, а руки проработал капитально. Особенно пальцы, которые так долго блуждали по спине. Которые я практически схватила своими и направила туда, куда нужно мне.

Правильно… Между ног им самое место… Возможно, Андрей это понимает. Поскольку рука все же ложится на мое бедро. А потом плавно скользит по моей ноге к лобку и…

— Аа-дуу-реть…

Голос матери приводит в чувство…

Глава 16. Катя

— Аа-дуу-реть…

Слышу голос матери и буквально с силой отталкиваю от себя Андрея. Или сама отталкиваюсь от него. В той суматохе, в которой прошел наш с ним поцелуй, мало что можно было разобрать. Смотреть на Андрейя нет возможности. Хочется влепить ему пощечину, но в одно же мгновение отбрасываю от себя скверные мысли. Я же ему отвечала. Да еще как. Аж губы горят. И не только губы.

До сих пор чувствую жар его пальцев на бедре. И на ноге. На передней стороне. Как же хорошо, что до моего лобка он не дошел. Вовремя мама выглянула. Наделала бы сейчас глупостей. Я ведь уже готова была к стене дощатого крыльца спиной прислониться, чтобы задрать ногу для удобства.

Черт… Как же я так низко пала…

— Мам… — резко поворачиваюсь к матери, которая стоит на крыльце дома и взмахом руки заставляет меня замолчать.

Это ее коронный жест. Жест учителя. Так она всегда останавливала учеников. Так останавливала и меня. Да вот только после всего, что со мной произошло за последние недели, понимаю, что лучше бы ей было делать это куда чаще и немного настойчивее.

Возникла неудобная пауза, в течение которой я просто с испугом смотрю на нее. Она переводит взгляд с меня на Андрея и обратно. Что в этот момент делает Андрей, не знаю. И знать не хочу. У меня сейчас одно желание — провалиться сквозь землю. Чувствую себя самой настоящей распутной девкой. Потому как успокоиться даже сейчас не могу. Картинки с продолжением в голове так и рисуются. Вот я уже перед ним на коленях стою…

От характерного выделения слюны во рту хочу в голос завыть. Не от отчаяния, что прервали. А от собственного поведения. Что же я делаю, дура?!

Так у мужчины может сложиться нехорошее обо мне впечатление. Впрочем, Андрей просто убедился в моем легкомыслии относительно отношений с мужчинами. Ведь именно так я представляюсь ему сейчас. С Никитой в машине. С Андреем сразу во дворе. Прямо здесь. У полуразваленного крыльца и в зарослях…

— Я сейчас просто пойду спать, — начинает мать тихо, но строго, будто учеников отчитывает, наконец-то прерывая мою бурную фантазию. — Я не буду сейчас трепать себе нервы. Мне чуждо подобное поведение, но от современной молодежи можно ждать чего угодно.

Все это она выговаривает нам с Андреем вместе. После непродолжительной паузы обращается уже только ко мне:

— Тебя, — указывает на меня пальцем, — сын ждет. Который еле успокоился, с трудом уснул. О твоем же