Всемирный следопыт, 1929 № 10 - Александр Беляев

От рева тигров гималайский медвежонок приходил в ужас. Быстро взбирался он по решотке к потолку своей клетки и там забивался в темный угол с выпученными от страха глазами.

— Миша, слезай! Слезай, голубчик, — ласково говорили ему посетители.

И только после долгих уговоров бедный мишка осмеливался спуститься вниз, чтобы через несколько минут испугаться снова.

Мне казалась необъяснимой такая ненависть Шайтана и Амбы к ухаживающему за ними сторожу. Ведь он каждый день распределяет им пищу. Разве за одно это не должны бы они питать к нему чувство самой элементарной благодарности? В обращении сторожей со зверями я не заметил ни малейших следов грубости.

Оказывается перед кормлением Шайтана и Амбу загоняют во внутреннее помещение. Сторож подходит к клетке с длинным шестом, на конце которого имеется ключ. Этим ключом он отпирает дверцу, ведущую внутрь, и если тигры не уходят добровольно, гонит их ударами шеста. Тигры подчиняются неохотно. Они пытаются ухватить зубами шест, бросаются на сторожа. Вот почему сторож становится им ненавистен даже тогда, когда он проходит мимо клетки.

Как видите, профессия сторожа зоопарка не лишена некоторого риска. Что же удивительного в том, что вам резко бросится в глаза разница в характере и поведении сторожей павильона хищников в сравнении со сторожами других отделений. Оба они суровы и молчаливы, на вопросы отвечают нехотя, сквозь зубы. Некоторый отпечаток накладывает вероятно характер самих хищников, находящихся на их попечении. Помимо сознания личной опасности играет немалую роль сознание ответственности за безопасность посетителей. Во время кормления в павильон набивается множество народу, и сторожам приходится глядеть, что называется, в оба, чтобы не случилось какого-нибудь несчастья. Вкрадчивыми движениями и бесшумной походкой хищники часто заставляют публику забывать об опасности…

Собака со своими приемными детьми — тигрятами.

Все вероятно читали в газетах сообщение о несчастном случае в зоопарке, когда тигр оторвал руку одному из сторожей. Позвольте мне рассказать об этом событии так, как мне передавал мой картавый приятель, не беря на себя ответственности за точное описание события.

Обыкновенно куски мяса проталкиваются хищникам железным прутом в щель между полом и решоткой. Мясо застряло. Неосторожно сторож-латыш решил протолкнуть его рукой и не успел еще отдернуть ее назад, как тигр ухватился зубами за палец. От боли сторож невольно сунул руку в глубь пасти и этим дал возможность ухватиться тигру за кисть руки. Сторож закричал. А когда прибежали сотрудники, тигр уже тащил его за локоть. На крики и угрозы зверь не обращал никакого внимания. Пришлось схватить сторожа за туловище и тащить его в обратную сторону. Так и тянули в разные стороны, пока рука не оторвалась совсем. А сторож умер в больнице от заражения крови…

* * *

Павильон хищников. Два ряда клеток, посреди — широкий коридор. Пара великолепных львов со львицами. Один из них, черногривый, действительно гигантских размеров.

— Самый большой лев в Европе! — с гордостью рекомендуют его сотрудники зоопарка.

Перед этим львом я подолгу стоял как загипнотизированный. Мне нравилась его гордая голова, и становилось как-то не по себе, когда он устремлял на меня внимательный взгляд: глаза его смотрели мимо меня, куда-то вдаль.

Две клетки с пятнистыми леопардами. Жуткий зверь, хищник из хищников. Не боится даже льва. Рядом две черные пантеры. Противные черные кошки с желтыми глазами. Достаточно приблизиться к ним, как они начинают рычать и бросаться на вас. В самом углу пума.

— Пума — друг человека, — слышите вы голос руководителя. — До сих пор еще научно не объяснена ее странная любовь к человеку.

Следует ряд рассказов о том, как пума защищает человека от нападения других хищников.

— В диких местностях, где водятся пумы, испанцы спокойно отпускают своих детей в школу, — продолжает руководитель и, довольный произведенным эффектом, проводит экскурсию дальше.

А «друг человека», забившись в темный угол тесной клетки, поблескивает оттуда одним высохшим глазом, и мне начинает казаться, что он давно уже разочаровался в людях и что если его выпустить наружу, он кинется на них и начнет кромсать направо и налево.

Забыл упомянуть о пятнистой гиене. Вонючее уродливое животное с выпученными как у больных Базедовой болезнью глазами. Она все время вертится, пытаясь поймать себя за хвост, или рыдает как маленькое дитя.

* * *

Я несколько раз бегло упоминал о руководителях экскурсий. Экскурсионное дело — дело новое. Массовый зритель появился у нас лишь после Октябрьской революции. За один солнечный день в зоопарке успевают побывать десятки тысяч посетителей, то-есть в несколько раз больше, чем их могло перебывать в царское время в течение целого года. Мне нравилось слушать простые бесхитростные рассказы про зверей. Без сомнения здесь есть трафарет, но этот трафарет не беспокоит вас.

Когда румяная здоровая девушка лет девятнадцати, в защитной одежде и ковбойской шляпе, подводит вас к клетке со львами и спокойным уверенным голосом сообщает вам, что «обыкновенно лев бросается на быка и ударом лапы перешибает ему спинной хребет», вы чувствуете себя в безопасности под охраной такой бывалой девицы.

Руководители, подводя посетителей к животным СССР, старательно разъясняют степень пользы или вреда, приносимых ими. При громадной посещаемости зоопарка эти объяснения несомненно имеют большое воспитательное значение. Ведь ни в одной стране мира не истребляется столько полезных животных, как у нас. За примером ходить недалеко. Есть такая птица — пустельга. Крестьяне принимают ее за ястреба и беспощадно истребляют. А между тем птица эта чрезвычайно полезна. Питается она полевыми мышами и уничтожает их в огромном количестве. Перед клеткой пустельги сотрудники зоопарка любят рассказывать, что в Германии существует обычай ставить на полях для этой птицы высокие шесты. На этих шестах отдыхает и дежурит пустельга, зорко следя за появлением вредителей на своем участке.

Недавно в газете промелькнула заметка о том, что где-то за Волгой один крестьянин поставил такие шесты на своих полях. Мне хочется думать, что здесь дело не обошлось без влияния зоопарковских разъяснений.

* * *

Но вернемся к хищникам. Кормят их в три часа, и к этому времени павильон битком набивается посетителями. Хищникам дают сырое свежее мясо, по виду превосходного качества. Задолго до появления сторожей звери начинают выказывать признаки нетерпения. Бьют хвостом по полу, рычат, кидаются друг на друга. Взоры их устремлены на дверь, откуда должны появиться сторожа. Заметно волнуются и зрители, особенно женщины. Глаза их возбужденно блестят, губы полуоткрыты. Они жадно устремляются от одной клетки к другой на рев зверей. При появлении сторожей с ведрами, наполненными мясом, волнение достигает апогея. Рыканье львов мешается с ревом тигров и пантер. Пронзительно рыдает гиена. Сторожа проходят вдоль клеток и быстро проталкивают железными палками куски мяса беснующимся зверям. Только пума спокойно лежит в темном углу своей клетки. Сторож бросает ей окровавленные почки. «Друг человека» как-то брезгливо принимается за еду.

Сожран последний кусок. Звери начинают дремать. Удовлетворенная публика валом устремляется к выходу, и шумный павильон затихает. В один из моментов такого затишья я и окончил рисунок тигра. Я устал. Захотелось бросить работу совсем, чтобы не возвращаться больше в зоопарк, но я вспомнил, что еще не нарисовал ястребов, и решил притти на другой день в последний раз, чтобы поработать над ними.

Ястреба помещались в том же порядке, что и филины. В клетке их было кажется три. Вероятно потому, что так же жадны и хищны, они напоминали мне леопардов. Из-за рубленного мяса ястреба подолгу дерутся, так что не редкость видеть их окровавленными. Жрут еще дольше. Жрут до тех пор, пока не начнет раздуваться шея. Мясо, как и орлы, закрывают крыльями.

Нарисовал их быстро, за один прием. Сдал работу и тут же на радостях уехал домой, в провинцию. Так и кончилось мое трехмесячное пребывание в зоопарке.

* * *

Летом я получил от редакции «Всемирного Следопыта» предложение поделиться с читателями моими впечатлениями. Я согласился. Пришлось снова отправиться в зоопарк, чтобы возобновить в памяти забытое. Сразу я не узнал зоопарка. Весь в зелени. Толпы народа. На аллее, где я так долго работал, ряд перемен. Нет четырех филинов, пуста клетка лис. Оставшиеся обитатели перетасованы заново.

— Где же лисы? — спросил я картавого сторожа.

— Пелевели на новую толлитолию, — ответил он.