Ожерелье королевы - Тереза Эджертон

Через несколько минут она уселась перед туалетным столиком с козлиными ножками.

— Думаю, я должна предупредить тебя. Ты впал в ужасную немилость, и мне страшно подумать, что будет, если Родарик тебя увидит. Он просто в бешенстве по поводу твоей последней выходки.

— Выходки? — Вилрован резко вскинул брови. — Дайони, но я не сделал ничего плохого. Это была всего лишь глупая ошибка неопытных стражников.

— Барнаби и Пайекрофт рассказывают совсем другое. Они сказали Родарику, что это все ты, что ты настаивал, чтобы сэр Руфус с тобой дрался. Они утверждают, что говорили тебе, что это нечестно, ведь тебе можно было участвовать в дуэли без письменного разрешения, а им — нет.

Вил постарался вспомнить.

— Может быть, кто-то что-то подобное и говорил. Это бы меня не остановило. В тот момент я мог думать только о том, как я хочу убить Маккея. — При этом воспоминании он помрачнел. — А Барнаби и Пайекрофт рассказали Родарику, что Маккей весь вечер нарывался на ссору, пока наконец не нанес оскорбление, которое я не мог игнорировать?

— Да, — сказала Дайони. — Не думаю, чтобы они пытались втянуть тебя в неприятности. Они даже сказали, что ты почти не пил. Хотя, думаю, в конце концов это обернулось против тебя.

Вилрован угрюмо кивнул. В его пользу никогда не говорило то, что все свои безрассудства он неизменно совершал абсолютно трезвым.

— И они, конечно, были слишком сдержанны, чтобы назвать имя женщины.

Вилрован застонал и ударил себя ладонью по лбу.

— Но не настолько сдержанны, чтобы не упоминать, что в этом замешана женщина?

Дайони саркастически рассмеялась.

— Думаешь, кто-нибудь предположил бы что-то другое, что бы там они ни сочинили?

Он посмотрел на королеву со злостью. Приподнятое настроение, с которым он покидал Юлали, испарялось. Вилл потихоньку скатывался в депрессию, очень знакомое ощущение. Слушая Дайони, он думал, неужели его имя действительно стало синонимом распущенности? Или, еще хуже, — символом шута? Между человеком, легко завоевывающим женские сердца, и бессердечным развратником есть неприятная разница. Неужели, сам того не заметив, он переступил черту? Он уже открывал рот, чтобы задать вопрос, но Дайони его опередила.

— Посмотри, Вилрован, — она взяла в руки бутылочку из синего стекла, вытащила пробку и понюхала содержимое. — Ну не прелесть ли? Это подарок от твоей бабушки. Подумай только, как ловко придумано: это не совсем духи, хотя пахнет божественно. Угадай, что это.

Вилл отказался угадывать, покачал головой, и у него сжалось сердце. Леди Кроган была единственной бабушкой, которая у них с Дайони не была общей. Верная своим предкам Рованам, она вечно присылала ему подарки в виде порошков и зелья, но он и не думал, что она присылает подобные подарки и его кузине.

— Ну ладно, я тебе скажу, раз ты сам не можешь догадаться, глупый. Это невидимые чернила. Ну разве не умно?

— Очень умно, — сказал Вилрован, в глубине душе вздохнув с облегчением. Ему бабушка редко дарила такие невинные подарки.

Он поднялся и стал мерить пол шагами.

— Но Дайони, как ты думаешь, как долго мне избегать Родарика? И как глубоко я должен залечь? Насколько он на меня зол?

— Он сильно не в духе. Последние два дня только и делает, что читает мне нотации о твоих и моих прегрешениях. Едва согласился подписать письмо, чтобы тебя отпустили, и сказал, что минимум недели две и видеть тебя не хочет.

— Две недели? — Вилл только раз в жизни видел короля настолько разгневанным, что ему понадобился целый день, чтобы успокоиться. — Что ты натворила в мое отсутствие, чтобы довести его до такого состояния? Ты опять кокетничала, наверное, и это приписали моему дурному влиянию. Хотя Родарик должен знать…

— …что ты отчитываешь меня еще чаще, чем он, — закончила за него Дайони. — Скорее всего, он об этом вспомнит, только дай ему время. Сейчас его, судя по всему, больше волнует, что из-за тебя чуть не арестовали Финна и Пайекрофта.

Вилл призадумался. Он никогда до конца не понимал Родарика: король то считал его своим союзником, потому что он имел влияние на королеву, то негодовал на него по той же причине. Но потом он вспомнил, что Пайекрофт и Финн — сыновья двух членов кабинета министров короля. Ему нетрудно было представить себе потрясение и ужас этих двух уважаемых людей, если бы их сыновьям пришлось присоединиться к нему в Виткомбской тюрьме.

— Но для меня, дружочек, твой отъезд ужасно некстати, так не хочется отпускать тебя именно тогда, когда ты мне так нужен.

Вилл остановился и резко обернулся к королеве, мгновенно заподозрив неладное.

— Почему некстати? Зачем я тебе нужен?

— Ты что, забыл, что обещал пойти со мной на праздник по случаю дня рождения посла? — Она взяла в руки веер из раскрашенной куриной кожи и начала обмахиваться им с легкостью, выдающей долгую практику. — Будет пикник на крыше посольства, фейерверк на закате… я-то надеялась, мы так хорошо проведем время!

Ах да, он совсем забыл об этом под влиянием последних событий, но теперь, когда она ему напомнила, он вспомнил о том, что его постоянно беспокоило.

— Ты слишком много времени проводишь с лордом Волтом и этими нордфджоллцами. Ты вообще слишком много внимания уделяешь всем послам. Если ты не остережешься, тебя начнут подозревать в заговоре с иностранцами.

Дайони в ответ только рассмеялась.

— Ну и зачем тогда существуют иностранные послы, если с ними нельзя ни знакомиться, ни общаться, чтобы не вызвать подобных разговоров?

— Все это замечательно, но одно дело быть знакомой с этими людьми и иногда их навещать, а другое — жить буквально у них за пазухой. Гром и молния, Дайони! Как бы я хотел сопровождать тебя, только для того, чтобы удержать от озорства. Но мое место придется занять Коффину и Пальмарику.

Дайони скривилась, прикрывшись веером, и он резко спросил:

— Кого мне еще послать из моих лейтенантов?

— Коффин совсем старик. А Пальмарик — в жизни не видела такого невзрачного юноши, и совершенно не умеет поддержать разговор. — Она уронила веер, и он остался лежать на столике, между лентами и безделушками. — Я с ними от скуки помру.

Вилл осознал, что ему надоело слушать, как критикуют его людей. Сначала Блэз упрекнул их в отсутствии дисциплины, теперь Дайони не нравится их скучная добропорядочность. Его уже почти радовала перспектива покинуть город.

— Ты хочешь сказать, что я должен отбирать себе офицеров за остроумие и смазливую внешность, а не по способностям?

— Ну а почему бы и нет? — Дайони взяла в руки хрупкое хрустальное зеркальце, украшенное стеклянными розами, рассмотрела свое отражение и поправила один серебристый локон. — Говорят, гвардейцы Ее Величества Королевы Тольи все, как один, рослые красавцы, обходительные и хорошо воспитанные, потому что она сама их набирает.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});