Легенды и мифы Древнего Востока - Анна Овчинникова

Не только Египет, но и весь древний мир вскоре содрогнулся под натиском нахлынувших с севера варварских народов. Многие государства, казавшиеся несокрушимыми, в конце XII века до н. э. прекратили свое существование. С огромным трудом фараону Мернептаху удалось отразить наступление «народов моря» и спасти свою страну от участи Трои и державы хеттов. Рамсес III, последний значительный египетский фараон, полностью разгромил захватчиков в морском сражении, но его преемники уже не смогли вернуть Египту былое могущество. Изменился весь тогдашний мир, изменилась вместе с ним и страна Та-Кемет.

Вереницами проходят перед нами многочисленные Рамсесы XX династии, последний из которых вынужден был смириться с тем, что верховный жрец Амона начал писать свое имя в царском картуше. После того как XX династия прервалась, началась долгая неразбериха, получившая название Третьего переходного периода, и в начале VIII века до н. э. власть в ослабевшем Египте захватил нубийский царь Пианаха, а его преемник Шабака основал династию, названную греками «эфиопской». Но это было только прологом к дальнейшим несчастиям: в 670 году до н. э. началось ассирийское завоевание, и царь Ассархадон опустошил и уничтожил Мемфис, а его сын Ашшурбанипал взял Стовратные Фивы…

Потом внутренние неурядицы в Ассирии позволили основателю XXVI, саисской, династии Псамметиху I вернуть Египту былую независимость, и период правления этой династии часто называют «саисским ренессансом». Саисская династия процарствовала 140 лет, подарив нам много шедевров живописи и литературы.

А вслед за тем началось персидское завоевание, сначала первое, а после недолгого периода независимости — второе… Короткое правление Александра Македонского, которого в Египте встречали как освободителя от власти ненавистных персов, стало вступлением к «греческой» и позднее — к «римской» истории Египта.

Эпоха Птолемеев, когда египетский город Александрия стал культурной столицей тогдашней Ойкумены, представляет огромный интерес, особенно для любителей античной и эллинской культуры, но я не буду углубляться в те времена, обойдя молчанием даже печально знаменитую историю Антония и последней египетской царицы Клеопатры.

Давайте лучше вернемся назад и воздадим должное труду тех, кто сохранил для нас сказки, повести, легенды Древнего Египта — писцам, наследникам мудрости Тота и Имхотепа.

ВРЕМЯ ПИСЦОВ

Мудрые писцыВремен преемников самих богов,Предрекавшие будущее,Их имена сохранятся навеки.Они ушли, завершив свое время,Позабыты все их близкие.

Они не строили себе пирамид из медиИ надгробий из бронзы.Не оставили после себя наследников,Детей, сохранивших их имена.Но они оставили свое наследство в писаниях,В поучениях, сделанных ими.

…Построены были двери и дома, но они разрушились,Жрецы заупокойных служб исчезли,Их памятники покрылись грязью,Гробницы их забыты.Но имена их произносят, читая эти книги,Написанные, пока они жили,И память о том, кто написал их,Вечна.

Стань писцом, заключи это в своем сердце,Чтобы имя твое стало таким же.Книга лучше расписного надгробьяИ прочной стены.Написанное в книге возводит дома и пирамиды в сердцах тех,Кто повторяет имена писцов,Чтобы на устах была истина.Человек угасает, тело его становится прахом,Все близкие его исчезают с лица земли,Но писания заставляют вспоминать егоУстами тех, кто передает это в уста других.Книга нужнее построенного дома,Лучше гробниц на западе,Лучше роскошного дворца,Лучше памятника в храме.

Папирус эпохи Нового царства.[46]

В Древнем Египте писали на самых разных материалах: на пластинках известняка, на кожаных свитках, на глиняных черепках-остраконах; но самым главным материалом для письма был папирус. Это растение, в изобилии покрывавшее прибрежные болота Евфрата и Нила, достигало нескольких метров в высоту и давало сырье для циновок, хижин, лодок, сандалий… И, конечно же, служило писчим материалом. Разрезанные на тонкие полосы кусочки стебля складывались слоями — каждый последующий слой поперек предыдущего — потом их накрывали тканью и деревянным молотком осторожно расплющивали волокна. Оставшиеся неровности заполировывали камнем. Клея не требовалось, так как само растение содержало клеящие вещества. Листы папируса соединялись в свитки, достигавшие порой более 40 метров в длину, и наматывались на палку — «пуп».

Писали на папирусе пером из стебля болотного растения каламус, очиненным и расщепленным, пользуясь очень стойкими черными и красными чернилами. Сам папирус тоже был куда более стойким материалом, чем наша бумага, но сохраняться веками и тысячелетиями мог только в сухом климате. Именно египетскому климату мы обязаны тем, что самые древние из найденных папирусов относятся к III тысячелетию до н. э.

Искусство писца в Та-Кемет считалось очень почетным, наверное, потому, что было чрезвычайно трудным; до наших дней дошло несколько красноречивых наставлений нерадивым ученикам, в которых прославляются достоинства профессии писца по сравнению со всеми другими занятиями.

Жизнь воина полна опасностей, — наставляет своего ученика многоопытный писец, — в походах служителей меча подстерегают враги и дикие звери. Прачечнику тоже не позавидуешь: когда он стирает на берегу реки, в любой миг его может схватить крокодил. Хлебопек рискует жизнью, засовывая голову в отверстие печи — если он выскользнет из рук своего сына, который держит его за ноги, он упадет в огонь. Жизнь земледельца — вообще сплошная мука, полная тяжкой работы и зависимости от мытарей, отнимающих у бедняги плоды его труда. Только писец освобожден от повинностей, «удален от мотыги и кирки» и «охранен от всяких работ»! Стань писцом, и ты будешь жить достойно!

Так-то оно так, но чтобы удержать в памяти сотни слоговых, буквенных, смысловых и пояснительных знаков, требовались многие годы кропотливого ученья, за время которых ученики наверняка не раз завидовали привольной жизни воина или даже опасной жизни прачечника…

Зато люди, сумевшие все же овладеть «священным письмом», могли по праву считать себя приобщившимися к божественной премудрости.

Сам процесс письма в Древнем Египте являлся неким священнодействием. Перед работой писец обязательно наливал немного воды в чашечку для разведения краски, совершая таким образом возлияние в честь великого Имхотепа, склонялся над драгоценным папирусом, красными чернилами выводил заголовок — и начинал покрывать желтый лист узором тщательно выписанных иероглифов…

Потерпевший кораблекрушение

Однажды фараон — да живет он, да здравствует и да благоденствует! — послал одного из своих номархов во главе отряда воинов в Нубию. Но номарху не удалось выполнить поручение владыки, и он с тяжелым сердцем возвратился домой, опасаясь гнева великого фараона.

Тогда его спутник, бывалый человек, обратился к нему с такими утешительными словами:

— Ободрись, предводитель, сейчас время радоваться, а не горевать! Все мы благополучно вернулись из трудного странствия; уже брошен на берег носовой канат и вколочен в землю кол, чтобы привязать его. Посмотри — вся наша команда вернулась здоровой и невредимой, люди радуются концу путешествия, обнимают друг друга и славословят богов! Мы дошли до границ Уауата и счастливо миновали пороги перед Сенмутом[47] — теперь самое время совершить омовение и без страха отправиться во дворец к фараону. Говори без запинки, умело веди свою речь, и тогда простится тебе твоя невольная вина — ведь спасенье провинившегося в ловкости его языка… А впрочем, поступай как знаешь, я не стану уговаривать тебя. Лучше послушай-ка, что за история однажды со мной приключилась.

Несколько лет назад я отправился к рудникам фараона на корабле длиной в сто двадцать локтей,[48] а шириной в сорок. Со мной было сто двадцать лучших корабельщиков Та-Мери, прошедших огонь и воду, сердца их были отважней, чем у львов, они не боялись ни бури, ни грозы. И вот, когда мы плыли по Великому Зеленому морю,[49] налетел неслыханный шторм, забушевали волны высотой больше восьми локтей, и мачта, обрушившись, пробила днище нашего судна. Корабль затонул, все мои товарищи погибли, а меня волны выбросили на неведомый остров.

Три дня я пролежал в одиночестве в тени деревьев, тоскуя о своих погибших спутниках, — и только сердце было мне товарищем и другом. На третий день голод погнал меня на поиски пищи, и я увидел, что остров, на который меня забросила судьба, изобилует виноградом, финиками, фигами и другими плодами, которые обычно выращивает себе в пищу человек. Я нарвал столько отборных плодов, что даже не смог все съесть; потом добыл огонь при помощи двух палочек и принес благодарственную жертву богам.